Страница 1 из 268
Николай ЗЕНЬКОВИЧ
ХХ век. Высший генералитет в годы потрясений
Об этой книге
Безусловно, упрощением было бы привязывать повторяемость исторических циклов к смене таких магических хронологических дат, как столетия и тем более тысячелетия, но все же, но все же… Есть некая закольцованность в бесконечной череде событий, в кажущемся хаотичном и бессистемном течении времени.
Не случайно мыслящие люди, кому выпадает жить как раз на стыке исторических эпох, глубоко задумываются над этими процессами, пытаясь уловить какие-либо закономерности, обобщить их, сделать полезными для современников и потомков. Вот и сейчас, вступив в третье тысячелетие и в новое столетие, не помешает пристальнее всмотреться в ушедший, ХХ, век.
Для беспристрасного анализа его истории, полной неожиданных зигзагов и головокружительных кульбитов сегодня особенно благоприятная пора. Нет беспощадной цензуры, нет государственной и научной монополии на трактовку тех или иных событий.
В своей новой книжной серии я попытаюсь объективно, без идеологической зашоренности, пройтись по главным вехам ХХ века.
Первая книга из этой серии — перед вами, уважаемые читатели. Она посвящена судьбам высшего генералитета в годы потрясений.
Меня, автора исторического расследования «Маршалы и генсеки», других книг о военной элите, и во время работы над ними, и после их выхода, не давала покоя некая недосказанность. Что-то мешало взглянуть по-новому на генералов Белой армии, не изменивших присяге, и на красных генералов, ей изменивших и перешедших на сторону большевиков. Еще недавно, в начале века, они были товарищами по оружию, и служили в одной армии — русской.
В предлагаемом вашему вниманию труде я попытался преодолеть довлевшие надо мной стереотипы.
Революции всегда давали много блестящих военных карьер. И почти все они, за редким исключением, полны глубочайшего трагизма. Вспомним вознесение и падение знаменитых маршалов Наполеона: кто закончил смертью у стенки, кто нищенским прозябанием в безвестности.
Маршальские звания в СССР были учреждены в 1935 году. Маршальская звезда, видно, родилась в советской стране не в добрый час. Из первых пяти маршалов уцелели к началу Великой Отечественной войны всего двое. Из 41 маршала, удостоенного этого звания за годы существования советской власти, редко кто не испытал опалы, подозрительности.
Увы, маршалов сажали в тюрьму не только при Сталине. Горбачев, произведший в это звание лишь одного военного (Хрущев — девятерых, Брежнев — одиннадцать), через год посадил его в тюремную камеру. Полна драматизма судьба советского генералитета после развала СССР.
А может, они заслуживали этого? Может, высшие военачальники, обладая огромным влиянием в армии, тоже плели закулисные интриги против власти и друга против друга, предавали недавних боевых товарищей?
Пришло время ответить на поставленные выше вопросы правдиво и непредвзято.
Автор
Часть 1
Путч генерала Корнилова
На одной из разбросанных по брянским лесам захолустных станций, запруженных мешочниками, в теплушку поезда с большим трудом втиснулся еще один пассажир.
Был он маленького росточка, тщедушный и с невзрачным калмыцким лицом. Мешком сидела солдатская одежонка, по которой видно было, что она немало повидала на своем веку. Грязные, давно не стриженные волосы выдавали их лагерное происхождение.
— Откуда, землячок? — теснясь, полюбопытствовал кто-то.
— Из Румынии, — неохотно ответил солдатик.
— Домой?
— А то куда же? — удивился солдатик.
Больше вопросов ему не задавали. Он не присоединялся к общим разговорам и целыми днями молчал, уставившись в одну точку, думая о чем-то своем.
В кармане у несловоохотливого солдатика лежал документ на имя Лариона Иванова. Гогочущие, сквернословящие, лузгающие семечки фронтовики, оставившие самовольно боевые позиции и несшиеся навстречу неизвестности, представления не имели, что их новый попутчик не беженец из Румынии Ларион Иванов, а его превосходительство генерал от инфантерии Лавр Георгиевич Корнилов, Верховный главнокомандующий русской армией, бежавший из тюрьмы белорусского города Быхова, куда был помещен по распоряжению главы Временного правительства Керенского.
Бежавший из тюрьмы с сообщниками в ночь на 19 ноября 1917 года генерал Корнилов, переодетый в форму простого солдата, вышел из вагона на ростовском вокзале 6 декабря. Из Ростова бывший главковерх быстро добрался до Новочеркасска, где его заключили в объятия генералы Деникин, Лукомский, Марков и Романовский. Тоже бежавшие из Быхова, они с немалыми приключениями преодолели громадное расстояние от белорусского Днепра до казачьего Дона. Всех приютил на Дону атаман Каледин. Поддерживая связь с именитыми узниками в Быхове через надежных людей, он сдержал свое слово, обеспечив всем необходимым прибывших.
Спустя некоторое время Корнилов стал главнокомандующим Добровольческой армией, сформированной из остатков русского офицерского корпуса, которым удалось пробраться на Дон. Ехали отовсюду — из Петрограда и Москвы, из Ставки в Могилеве, из деморализованных, отравленных большевистской пропагандой, бунтующих воинских частей. Область Всевеликого войска Донского превращалась в убежище для тех, кто не принял октябрьского переворота большевиков.
Генерал Корнилов становился знаменем сопротивления захватившей власть в обеих столицах горстке авантюристов, посягнувших на тысячелетнюю российскую государственность. Неспроста поэтому в трудах советских историков его имя было синонимом самых черных, самых контрреволюционных сил. До сих пор Корнилов преподносится как реакционный деятель, трухлявым бревном легший на пути всемирного прогресса, посетившего Россию в 1917 году.
Об личности этого русского генерала нет ни одной правдивой строки и в без того скудной библиографии. В энциклопедических справочниках сплошные обвинения и ярлыки: монархист, один из главарей контрреволюционных сил в России в 1917–1918 годах, пытался установить контрреволюционную диктатуру. Энциклопедические издания при тоталитарном режиме носили ярко выраженный директивный характер, представляя собой по сути установочные данные на все исторические фигуры для документалистов и беллетристов. Любой исследователь, упражнялся ли он в области исторической науки или исторического романа, не говоря уже о публицистике, должен был исходить из того, что «корниловщина» — это контрреволюционный мятеж 25–31 августа (7 — 13 сентября по новому стилю) 1917 года Верховного главнокомандующего Корнилова, который опирался на крупную буржуазию, контрреволюционную часть офицеров и поддерживался Антантой.
Исчезновение политического режима, с точки зрения которого Корнилов был, пожалуй, самым реакционным деятелем России в 1917–1918 годах, привело к естественному изменению утвердившегося за 73 года советской власти взгляда на этого генерала. С нарастающим сочувствием сейчас пишут о нем как о человеке, который в смутное время предпринял отчаянную, но, к сожалению, по ряду причин неудачную попытку стать на пути враждебных России сил.
Сведения о генерале Корнилове крайне скупы и фрагментарны. В советской литературе о нем лишь бранные эпитеты, исключая, правда, шолоховский «Тихий Дон». Но и в великом романе, где мятежный генерал изображен прямым и честным, болеющим за Россию, лишь отдельные эпизоды раскрывают его роль в зарождении белого движения. Полного жизнеописания этого незаурядного человека не существует по сегодняшний день. А между прочим, его биография насыщена многими удивительными событиями.
Начнем с того, что Лавр Георгиевич обладал прекрасным литературным слогом. Свои силы в изящной словесности пробовали многие русские генералы: Краснов, Деникин и другие товарищи Корнилова оставили после себя не только интересные мемуары, но и художественную прозу, в том числе и романы. Кто знает, не погибни Корнилов 13 апреля 1918 года в бою под Екатеринодаром, очутись в эмиграции, как Деникин и Краснов, возможно, он тоже попробовал бы свои силы в крупных жанрах. Писательским даром Лавр Георгиевич обладал, об этом свидетельствуют его рассказы и очерки, которые он публиковал в московских и петербургских журналах чаще всего под псевдонимами.