Страница 53 из 142
Глава V ЛАБДАКИДЫ
34. ЦАРЬ ЭДИП
С Гераклидами мы дошли до крайних пределов сказочной древности; теперь нам предстоит вернуться далеко назад. Забудьте пока то, что вы читали в моих последних рассказах о фиванском царе Креонте, об Этеокле и о походе Семи против Фив; перенеситесь мысленно в те же Фивы, но в тот момент их жизни, когда гордая Ниобея, сломленная потерею всех своих детей, застывала холодным камнем на развалинах своего счастья.
Вы помните, что она была женою Амфиона, который волею Зевса правил Фивами вместо законного царя Лаия, сына Лабдака, жившего тогда в изгнании; теперь, когда Амфион со своим домом погиб, Лаий счел возможным вернуться. С него начинается правление Лабдакидов в городе Кадма. Перед возвращением он вопросил дельфийского бога, будет ли его воцарение на счастье Фивам. Бог ответил: «Да, если не родишь себе наследника».
Это звучало угрозой; все же нельзя было царю не жениться — царица была нужна царству, хотя бы для исполнения женских обрядов перед богами. Лаий наметил себе супругой фиванку знатного рода, происходившую от одного из «спартов», Иокасту, сестру Креонта. Перед свадьбой он опять обратился к оракулу с вопросом, будет ли его брак на счастье городу, и опять оракул ответил: «Да, если ты не родишь себе наследника». Долго он оставался бездетным: но однажды все-таки Иокаста ему объявила, что рождение ребенка не за горой. Лаий в третий раз послал в Дельфы, и бог ему ответил: «Если тебе родится сын — он станет твоим убийцей, и весь твой дом погибнет в крови».
И действительно у него родился сын. Встревоженный оракулом, он передал младенца одному своему пастуху, Форбанту, и велел его отнести на верхнюю поляну Киферона, чтобы он там погиб. Киферон тогда отделял фиванскую область от коринфской; здесь поэтому на горных пастбищах сходились фиванские и коринфские пастухи. Один из последних, Евфорб, увидев у Форбанта на руках прекрасного малютку, выпросил его для себя; и Форбант, сжалившись над своим маленьким царевичем, исполнил его просьбу; чем ему погибать, подумал он, пусть лучше растет коринфским пастухом.
Евфорбу, однако, младенец был нужен не для себя: у его царской четы, Полиба и Меропы, как раз тогда родился мертвый ребенок. Они охотно приняли живого на его место, и Эдип — так они назвали его — вырос коринфским царевичем. Вырос — и стал прекрасен, как никто, прекрасен и телом и душою. Все же тайну его происхождения не удалось скрыть: Евфорб ли проболтался или Меропа, а только однажды, когда юные вельможи пировали вместе, один из них в ссоре назвал царевича «поддельным сыном своего отца». Зарделся Эдип, разгневался, но не ответил ничего. А на следующий день он отправился к родителям и спросил их, сын ли он им или нет. Те строго наказали обидчика и успокоили его; действительно, их любовь была так очевидна и так велика, что нельзя было не успокоиться. Все же дело получило огласку; Эдип заметил, что сплетня, хотя и опровергнутая царской четой, продолжает ему вредить. Чтобы заставить ее умолкнуть окончательно, он отправился в Дельфы: пускай, мол, бог торжественно перед всей Элладой засвидетельствует, что коринфский царевич — подлинный сын коринфского царя.
И вот Эдип в Дельфах перед лицом Аполлона; но прямого ответа на свой вопрос он не получил. Зато бог сказал ему следующее: ты убьешь своего отца и женишься на своей матери. Эдип обледенел. Как, он убьет Полиба, осквернит нечестивым браком Меропу и себя? Нет, лучше ему уже не возвращаться в Коринф. И он побрел на восток, куда глаза глядят.
Бредет он, бредет, погруженный в свои невеселые мысли, — вдруг распутье, с одной из двух дорог сворачивает повозка, возница его грубо окликает. Смотрит Эдип — в повозке сидит старик, с ним пятеро провожатых. Идет дальше, сам, мол, посторонись! Дороги в Греции узкие, разойтись не всегда легко. Возница его еще грубее окликает: почем ему знать, царевич ли перед ним или простой смертный? Разгневался Эдип и ударил возницу. В отместку сидевший в повозке старик нанес ему удар посохом по голове… Не помня себя от ярости, Эдип ответил ему тем же — но слабый череп старика не вынес сотрясения, он мертвый скатился с повозки на дорогу. Тогда провожатые все вместе набросились на убийцу; но Эдип был богатырем, четверых он убил, пятый бежал.
В те времена кровавые встречи на больших дорогах не были редкостью; и для Эдипа расправа у дельфийского распутья не была единственной. Вскоре он о ней даже позабыл. Идет дальше все по той же дороге, все на восток. Вот Херонея, вот Лебадея, вот Феспии, а вот и царственные Фивы. Но в Фивах смятение, горе, в редкой семье не оплакивают потери мужа или сына. Что случилось? На соседней горе появилось чудовище, Сфинкс, крылатая дева-львица; она ежедневно похищает кого-нибудь из населения. Освободиться от нее можно только разрешив ее загадку, а этого никому не удается. Странно; но что же царь? Царь убит шайкой разбойников; страной правит его шурин Креонт, и он обещал руку своей сестры, царственной вдовы Ио-касты, а с нею и царство тому, кто освободит Фивы от Сфинкса. Эдип призадумался: на родину все равно возврата нет; не попытать ли счастья здесь?
Пошел он на указанную ему гору; страшная львица сидела на высокой скале — страшная, но красивая: от такой и умереть не стыдно. Заговорила человеческим голосом. «За загадкой пришел?» — «Да». — «Ну, слушай же». И она запела:
Эдип улыбнулся. «Складно и я умею сказать», — подумал он и после некоторого размышления ответил:
Певица слушала. По мере того как юноша говорил, ее яркие очи гасли, мертвенная бледность покрывала ее лицо; под конец ее крылья повисли, и она бездыханная скатилась в пропасть.
Город был освобожден от ужасной дани. Народ с восторгом приветствовал своего спасителя; всем сходом отвели его во дворец, к Креонту, к царице. Та, конечно, была уже не первой молодости, но кровь змея живуча: дочери спартов не скоро старились, а о красоте и говорить нечего. Эдип был счастлив, Иокаста тоже: наконец ей будет дозволено быть матерью! Действительно, она не замедлила стать таковой. О своем первом ребенке она не говорила мужу, желая навсегда схоронить эту грустную тайну, но думала о нем постоянно; и когда боги посла-: ли ей дочь, она дала ей загадочное для всех имя Антигона, что значит: взамен рожденная. Вторую отец из благодарности к реке-кормилице своей; новой родины назвал Исменой; за ними последовали один за другим два сына, Полиник и Этеокл, Велегнев и, Истослав по-нашему. Царский дом казался упроченным навсегда.
И вдруг над Фивами разразилась чума.
Чума у древних эллинов считалась карою Аполлона, загадочным действием его незримых стрел. Карой за что? Чаще всего за какое-нибудь религиозное упущение. А если так, то следовало обратиться к нему же, он укажет, какими обрядами можно умилостивить божий гнев. Так Эдип поступил и теперь: по его просьбе Креонт отправился в Дельфы. На этот раз бог не обрядов потребовал его; приказом было: отомстить за Лаия, карая смертью или изгнания его убийцу.