Страница 1 из 13
Сергей Зверев
Бастион: Ответный удар
Меняя цели и названия,
меняя формы, стили, виды,
покуда теплится сознание,
рабы возводят пирамиды.
Самая жара – перед грозой.
Взмокшие, распаренные, осоловелые люди еще матерятся – кто про себя, кто вслух в адрес невиданного пекла; женщины переживают за косметику, мужчины неловко вертятся, пытаясь отлепить от взопревшей кожи пропитанные пóтом трусы и рубашки; асфальт плавится, всеобщая мечта о дожде взмывает к небесам, конденсируясь и разбухая, пока не материализуется в виде фиолетовой, почти черной тучи. Хлынет – и промокшие люди забудут, о чем просили непонятно кого пять минут назад, спрячутся под козырьки и зонтики, в машины и магазины и по извечной привычке людской будут проклинать именно то, что совсем недавно вымаливали. Поздно – брюки заляпаны, туфли отсырели, косметика потекла…
Свежеизбранный президент и его команда пока играли с прессой в «Спокойной ночи, малыши!»; на заученный вопрос: «А не собирается ли новая администрация?..» – звучал стереотипный ответ: «Будет продолжен курс реформ, но…» После «но» следовали туманные фразы, которые могли означать что угодно или вообще ничего не означать. Истеричные обозреватели привычно пели про грядущий переворот, репрессии и «новый тридцать седьмой». Никто им не верил. Уже пятнадцать лет они исполняли эту арию ежеквартально, дабы стенаниями заглушить шелест купюр в соседнем углу, где опять что-то под шумок продавалось по цене «намного ниже рыночной». Разве что бабульки, перепуганные на всю жизнь, опять ринулись сметать с прилавков соль, муку и мыло – залежи от предыдущей истерики изрядно подсократились. Еще гремели презентации, фестивали и концерты, только неформальные лидеры мероприятий, бубня состряпанные референтами речи, вдруг как-то рассеянно сбивались, вспоминая, а продлена ли виза и не пора ли «углублять деловые контакты в дальнем зарубежье», а их начальники, секьюрити и руководители аналитических отделов – все как на подбор в действующем резерве ФСБ, СВР, ГРУ – судорожно сводили баланс: кто знает, что будет грехом, а что удастся выдать за благое дело в глазах грядущего режима и кем примут в родных пенатах – следователем или подследственным? Склады, магазины, ларьки еще ломились от товаров на любой вкус и цвет, только что-то заскрипел вдруг тормозами оптовый рынок, и раскалились мобильники – всем срочно потребовались наличные, и хорошо подстриженные тети с экранов опять завели о «кризисе неплатежей». Конечно, все понимали, что это такое – когда никто не отдает долгов. Только девять из десяти жителей Страны Чудес отчего-то считали, что их сие не касается…
Красилина Д. А.
Неблагодарное занятие – вспоминать. Приятные события вымываются из памяти, уходя в область смутной «фата-морганы», неприятные, напротив – становятся циклопическими. «Павел Игоревич? – стук в дверь. – Вам в десять надлежит быть там-то и там-то, а уже, извиняемся, девять, так что примите к сведению…» – «Не отдам!» – рявкнула я. «Прощай, душа моя, не буянь», – он обнял меня, неуклюже, как пьяница полуночный фонарь, сдул с глаза мужскую слезу и двинул из ведомственной гостиницы на углу улиц Омской и Семнадцатого года. А я осталась одна со своей меланхолией. К зеркалу – страшно, домой – не загонишь, на улицу – хуже пытки. Лишь с охраной и по-быстрому. Один из людей Аркадия Ивановича – моего нового куратора, весьма представительного седого мужчины – предложил взять шефство над Антошкой, который рано или поздно вернется из Асино – я согласилась (это так любезно с их стороны). Другие провели политликбез и доставили к рабочему столу, объяснив специфику. Я приняла судьбу безропотно. Конторка, где отныне предстояло работать, обладала стандартным фасадом – типовой бетонный кубик, неотличимый от семейства бывших проектных институтов, расположенных рядом. Над крыльцом висела табличка с избитым названием «Новое время», в вестибюле зевали двое тихонь в штатском. По официальной версии, конторка имела касательство не то к социологическим исследованиям, не то к изучению общественного мнения (если это, конечно, не одно и то же), не то к обработке каких-то статистических данных. На рубеже веков такие конторки плодились, как мышата. А поскольку заниматься им было, в сущности, нечем (как известно, рейтинг политика прямо пропорционален размеру внесенной политиком суммы), то и приютить под своей крышей они могли любую организацию, которая создаст им видимость кипучей работы, а заодно прикроет свою. Например, деятельность редакции газеты «Бизнесмен Сибири», которая действительно в природе существовала и раз в неделю выходила в свет, радуя сибиряков котировкой шпал и горбыля на местной фондовой бирже, а также сводками пресс-центра областной администрации. Но состояла при этом как бы из двух половинок, причем вторая к обнародованию информации никоим боком не относилась. А скорее занималась ее поиском и анализом – с последующим засекречиванием. Работали одни мужики. «Наконец-то в нашем доме завелись красивые дамы», – отстраненно усмехнулся сосед из смежной комнаты – бледный парень с неподвижным лицом. «Красота моя в аптеке стоит рубль баночка», – пробормотала я и принялась уничтожать пыль, которая лохматилась практически по всем углам. На сем неформальное общение с коллегами и закончилось. В фирме «Новое время» не принято было заводить знакомства. Тем более их углублять. Диалоги допускались лишь по существу. Люди работали как проклятые. Их подгоняло даже не чувство неполноценности перед начальством (хотя и было), а скорее чувство какого-то не вполне мною уловимого долга, позволяющее им сидеть за монитором сутками. Чуть меньше месяца я тоже занималась «мышиной возней», сортируя и тусуя из колоды в колоду всевозможные партийки и общественные организации, выросшие на обильных хлебах российской демократии. А потом, в один прекрасный день, после того как, вняв уговорам, решила вернуться в родное обиталище и уже провела в нем несколько ночей (лежа! На мягкой кровати! И никаких демонов!), по душу мою явился Аркадий Иванович.
– Дорогая Дина Александровна, – произнес он мягко (но мороз по коже продрал), выкладывая на системный блок конверт с моей первой зарплатой, – скажите, вы не устали от сидячей работы?
– Нет, – испугалась я.
– Пересчитайте, пожалуйста, деньги.
Я выполнила его просьбу. Послюнявила палец и неловко прошелестела наличностью. Не поверив итоговой сумме, прошелестела обратно.
– Богатство – скорый путь во зло… – промямлила я.
Работодатель промолчал. Надо признаться, он мои выходки иногда терпел.
– Куда ехать, Аркадий Иванович? – Я облизнула губы. Это было что – рядовое материальное вознаграждение или попытка дешевого (хотя и не совсем) подкупа?
– Уважаемая коллега, – начал куратор менторским тоном, – мы склоняемся пред вашими доблестями, кои лично лицезрели. Пред вашим мужеством, сообразительностью, умением переносить трудности и терпением, с которым вы добиваетесь намеченной цели…
– Последнее не про меня, – скромно потупилась я. – Живет в миру такой парень, если помните… Туманов его фамилия. В моей смелости просьба винить его.
– А также пред вашими писательскими (щелкоперскими. – Д.А.) способностями и наблюдательностью. Вы действительно наблюдательный человек, Дина Александровна. Отчет о ваших мытарствах на базе под Карадымом – штука по достоверности и умению подмечать детали просто неподражаемая. Из вас бы вышла идеальная шпионка – обладательница Гонкуровской премии…
– Как дела с базой? – пресекла я его комплиментарный заезд. Приятно, конечно, когда тебя ценят, но пора и о деле.
– О том и речь, Дина Александровна, – Аркадий Иванович обрел серьезную мину и серьезный тон. – Ведутся исследования препарата, применяемого в качестве вещества, подавляющего человеческую волю. Довольно сложный процесс. Охрана зомбирована – поведение неадекватное. У них одно на уме: служить и защищать. Вольный персонал зомбирован частично – он уверенно делает вид, будто не понимает, о чем речь. А подневольные химики работали только с компонентами, изготовляя промежуточные реактивы, и никогда не посвящались в итоговую формулу. Из их разобщенных показаний и должна нарисоваться картинка. Хотя бы примерная. Препарат засекречен. Судя по эффекту, это что-то новенькое в области воздействия химии на психику. Я имею в виду фактор подчинения воли. Посудите сами: разные методики приема – и разный эффект. От чудовищного сумасшествия до настройки на конкретную задачу.