Джемайма

Рядом с ней я ощущаю себя нескладной уродиной. Забираюсь в машину и пристегиваюсь. Джеральдина, кстати, и не подумала пристегнуться. Она предлагает мне сигарету.

Как, вы не знали, что я курю? Разумеется, курю. Когда я была угрюмым подростком, все крутые девчонки курили. А мне уже тогда отчаянно хотелось быть современной и независимой. Теперь, конечно, это уже не считается модным. Повсюду меня окружают яростные противники курения. Но когда я держу в руке сигарету, то становлюсь, может быть, не такой неуклюжей.

Первую сигарету в своей жизни я выкурила, сидя на заднем ряду кинотеатра. В те времена еще не запрещалось курить на заднем ряду. Мне было четырнадцать лет. Я пошла в кино с компанией парней и девчонок. Вообще-то, у меня не было друзей. Но они не возражали, что я везде таскаюсь за ними, потому что считали меня «хохмой».

Естественно, я им не нравилась. Но мне всегда удавалось рассмешить их, я стала «своей» в компании. На заднем ряду все целовались — громко и страстно. Кроме меня. Я понятия не имела, что такое страсть, тогда никто из нас не знал, что это такое. Но мне отчаянно хотелось перещеголять их, показать, что я тоже взрослая, как и они. И я закурила.

Отлично помню, как сорвала обертку с пачки «Силк Кат», первой пачки сигарет, которую я купила. Вытащила сигарету, зажгла ее спичкой и откинулась на сиденье. Я смотрела фильм и чувствовала себя невероятно крутой — и взрослой.

— Ты куришь! — громко произнесла одна из подруг — с ужасом и восхищением. Все тут же прекратили целоваться и уставились на меня.

— Ну и что? — ответила я, попыхивая сигаретой. Немножко подержала дым во рту и эффектно выпустила его большим облаком.

— Откуда ты взяла сигареты?

— Купила, придурок.

— Но ты же не куришь.

— Теперь курю, — я продолжала попыхивать. Шесть пар глаз следили за каждым моим движением. Мне стало жутковато.

— Ты не затягиваешься! — сказал один из мальчиков. Так громко, что женщина, сидевшая впереди, повернулась сердито посмотрела на нас и прошипела «Ш-ш-ш!»

— Ш-ш-ш! Ш-ш-ш! Ш-ш-ш! — передразнивали мои друзья и закатились смехом.

Мне стало жалко женщину — она же пришла посмотреть кино.

— Ты неправильно делаешь, — настаивал тот парень. — Моя мать курит, я-то знаю: если не затягиваться, получается облако дыма. Спорим, не сможешь выдохнуть через нос?

Я попыталась выпустить дым через нос, но ничего не получилось. Только пыхтение.

— Видишь, я тебе говорю. Не умеешь затягиваться.

— Нет, умею, — ответила я. Я много раз видела, как это делается — по телевизору. Втянула дым и вдохнула. Легкие наполнились горячим, едким дымом. Тут же начала кружиться голова. Но посмотрите, какая я крутая! Я выгляжу потрясно! Медленно выдохнула дым длинными струйками из носа и с улыбкой повернулась к друзьям.

— Кто сказал, что я не умею затягиваться?

Они были слишком поражены, словно язык проглотили. Я дежурила, ощущая головокружение и тошноту. «Дыши глубоко, — сказала я себе. — Дыши глубоко. Тебя не стошнит».

И меня не стошнило, пока я не добралась до дома.

Но, как ни странно, это меня не остановило. Долгое время мне было нехорошо, когда я курила. Теперь, спустя несколько лет упорных тренировок, меня уже не тошнит. Курение вошло в привычку, стало пристрастием, как и еда. С пристрастиями так тяжело бороться.

Сижу рядом с Джеральдиной и смотрю, как она глубоко затягивается. Сравниваю ее соблазнительные, долгие затяжки со своими, поспешными. Нет, я и измучилась курить. Такая неуклюжая — толстые пальцы сжимают сигарету, выдыхаю слишком быстро. Я до сих пор похожа на нескладного подростка, пробующего курить первый раз.

— Как дела на работе? — спрашивает Джеральдина, выбрасывая окурок в окно и смотрясь в зеркальце заднего вида: не смазалась ли идеально наложенная помада.

— Все то же самое, — отвечаю я, пожав плечами. — Опять ходила к редактору, и как ты думаешь? Конечно же, нет вакансий.

— Бедняжка, — говорит Джеральдина. Но мне кажется, она чувствует облегчение.

Джеральдина знает, что я умею писать статьи. Без меня она бы пропала: как только у нее подходит срок сдачи материала, она бежит ко мне и умоляет помочь. По крайней мере раз в неделю я читаю бессмысленную писанину Джеральдины, потом рву статью на кусочки и пишу новую, гораздо лучше.

Но я не возражаю, правда. Я вижу, что умом она не блещет, поэтому, как ни странно, меньше завидую ее красоте. Она мне действительно нравится. Нет ни малейшего сомнения, что я значительно талантливее ее, и стройность и обаяние тут не помогут. Если меня повысят, кто будет ей помогать?

— Ладно, — продолжает она. — Ничего страшного. Повезет в следующий раз.

Она поднимает руку, надевает темные очки и стонет.

— Боже, какое ужасное похмелье.

Я изумленно смотрю на нее. Разве Джеральдина знает, что такое настоящее похмелье? Разве у нее налитые кровью глаза, бледная, сероватая кожа, сальные волосы и темные круги под глазами? Ничего подобного. Джеральдина, как всегда, выглядит идеально.

Я заливаюсь смехом.

— Джеральдина, ты всегда выглядишь потрясающе.

Она поправляет выбившуюся прядь и говорит:

— Да что ты, я ужасно выгляжу.

Но я-то вижу, что она довольна собой. Как у всех идеально ухоженных девушек, у Джеральдины есть комплексы. Ей необходимо слышать комплименты, только так она может поверить, что красива.

— Что же случилось вчера вечером?

— О боже, — стонет Джеральдина. — Дмитрий пригласил меня на ужин, и я выпила так много шампанского, что чуть не впала в кому.

— Где вы были?

— В «Коллекции».

— Я там еще не была, — говорю я.

И никогда не побываю, совершенно точно. Но я все о нем знаю. «Коллекция» — ресторан для богатых и красивых. Знаю молоденьких девушек, похожих на пестрых бабочек, которые снимаются для модных журналов и ужинают там. Софи и Лиза, естественно, рассказывали, как мужчины угощали и соблазняли их в баре на первом этаже и в ресторане на втором.

— Там, наверное, полно знаменитостей?

— Нет, — отвечает Джеральдина, — там полно тех, кто мечтает стать знаменитым. Только пока их никто не знает.

— Старлетки, — презрительно фыркаю я. — Они везде, куда ни глянь.

Мы обе начинаем смеяться.

Внезапно Джеральдина поворачивает направо и паркуется у высокого особняка.

— Извини, — она поворачивается ко мне. — Бен Уильямс умолял меня подвезти его. Я пообещала, что мы за ним заедем. Ты не возражаешь?

— Нет, — мое сердце вдруг начинает прыгать. — Я не знала, что он здесь живет.

— Я тоже. Он вчера дал мне адрес. Но даже крысе нужен дом.

— С кем он живет?

— По-моему, с двумя друзьями. Господи, представляешь, на что похожа их квартира?

— Брр, — поеживаюсь я, хотя не имею ни малейшего представления, как выглядит холостяцкая квартира. Откуда мне знать? Но зато я смотрела «Проказников» и могу притвориться, что отлично знаю. — Вонючие носки свисают с батареи.

— В коридоре — стопки порножурналов, — продолжает Джеральдина, гримасничая.

— Простыни не меняются по полгода.

— Горы тарелок с засохшими остатками пищи в раковине.

Мы умираем со смеху. Джеральдина делает вид, что ее тошнит. Но тут я вижу, что в дверях появляется Бен. Прекращаю смеяться и ощущаю слабость в животе. Бен всегда так на меня действует.

— Пусть он сядет на заднее сиденье, — шепчет Джеральдина. — Я не хочу, чтобы он сидел рядом со мной.

Бен подходит к машине, и я вылезаю, стараясь двигаться изящно, грациозно, женственно.

— Доброе утро, девочки, — приветствует Бен. — Вы очаровательны сегодня.

На самом деле он не имеет в виду меня. Просто хочет быть вежливым. Я неуклюже стою на тротуаре. Бен терпеливо ждет, когда же я заберусь на заднее сиденье.

— Бен, — кричит Джеральдина с водительского сиденья, — садись сзади.

— О, — отвечает Бен. Мне хочется провалиться сквозь землю. После минуты молчания он произносит: — Конечно.