Страница 22 из 26
После долгих колебаний он со своим войском направился к Кюстрину и начал его осаду. Пятнадцатого августа главные силы открыли настолько интенсивный огонь по городу, что уже буквально через несколько часов он лежал в развалинах. Семнадцатого числа от прусского коменданта крепости потребовали ее сдачи, однако тот наотрез отказался сделать это.
А тут в русский лагерь пришло известие, что Фридрих Великий форсированным маршем приближается сюда из Моравии, куда продвинулся после отвоевания Силезии, чтобы спасти свои наследные земли. Фермор тотчас же прекратил осаду Кюстрина и ограничился тем, что столь же беспощадно опустошил провинцию Бранденбург, как в свое время Апраксин Восточную Пруссию. Он все никак не мог заставить себя сделать решительный шаг, пока внезапно не увидел прусского короля прямо перед собой и не был им атакован, что вынудило его двадцать пятого августа в миле от Кюстрина дать тому знаменитое Цорндорфское сражение.
Фермор крайне неудачно построил свои полки в огромный четырехугольник с ломаными эшелонами. Такого рода order de bataille[41] был бы вполне уместным против беспорядочно вооруженных и хаотично дерущихся, состоящих преимущественно из конницы татарских и турецких полчищ, с которыми русским главным образом доводилось в последние годы сражаться, но он помешал русским развернуться в полную силу против соединений прусской армии, применяющей совершенно новую тактику. В то время как только часть их войска имела возможность по-настоящему вести бой, все эшелоны его пехоты, а также находившиеся в середине его кавалерия и обоз полностью оказались под ураганным огнем противника. Но если русский полководец сделал все, чтобы проиграть сражение, то русский солдат впервые в столкновении с самой дисциплинированной и управляемой европейской армией проявил ту непоколебимую отвагу и хладнокровие, которые с тех пор стали легендой.
Схватка бушевала с нарастающим ожесточением по всему развернутому строю, русские стояли стеной, и им уже, казалось, улыбалась победа.
Прусские шеренги подались назад, русская конница вихрем устремилась в погоню.
Но генерал Сайдлиц[42] с неукротимой энергией бросился прямо навстречу русской коннице, вынудил ее дрогнуть и затем погнал на русскую пехоту, ряды которой таким образом были прорваны.
Бочонки с водкой, стоявшие в центре русского каре, теперь послужили причиной полной дезорганизации войскового порядка. Солдаты принялись опустошать их, а когда офицеры разбили бочонки, они бросались на землю и лежа хлебали губительное зелье, потоками растекавшееся в пыли.
Несмотря на это, русские тем не менее держались стойко, сражение с обеих сторон перешло в дикое кровопролитие, пока ночь не положила конец этой мясорубке. Король Пруссии сам не один раз был на волосок от опасности угодить в плен к казакам, все его адъютанты погибли, были ранены или оказались в руках русских.
На следующий день Фермор запросил перемирия, чтобы похоронить убитых.
– Это обязанность победителя, – от имени Фридриха Великого объявил граф Дона.
С наступлением ночи русские, беспрепятственно пропускаемые прусскими войсками, начали неторопливо и вполне организованно отступать. Они потеряли убитыми пять генералов, 936 офицеров и 20 590 человек рядового состава, потери прусской стороны составили 324 офицера и 11 061 рядовой.
Генерал Романцев, тем временем ушедший вперед в Померанию, в связи с Цорндорфским сражением теперь повернул обратно и так же, как Фермор, встал на постой в Польше. Последний послал небольшой корпус под командованием генерала Пальмбаха для осады Кольберга, который, хотя обороняло его всего семьсот человек из народного ополчения, держался стойко и мужественно, так что русским, у которых недоставало осадных орудий, вскоре пришлось отвести войска.
Август Третий дал согласие на нейтралитет Польши, но поскольку русскими он не соблюдался, прусский король мстил тем, что время от времени засылал на территорию республики летучие отряды, чтобы разрушать русские склады с запасами продовольствия и при посредничестве спекулятивных евреев наводнять польский рынок фальшивой монетой. Князь Александр Сулковский, – который до Брюля был министром Августа Третьего и, будучи возведен императором Францем в германские имперские князья, вел себя в своем графстве Лисса подлинным сувереном, прибавляя к своему титулу «милостью божьей», – в начале тысяча семьсот пятьдесят девятого года навербовал себе воинство, во главе которого собрался было выступить против Пруссии, а также в Позене и других населенных пунктах создал мучные хранилища для русских, запасов которых хватило бы, чтобы прокормить пятьдесят тысяч человек в течение добрых трех месяцев.
Между тем Фридрих Великий послал генерал-майора Воберснова во главе четырехтысячного соединения из Силезии в Лиссу и Позен; он атаковал князя, разорил там все запасы, завладел его орудиями, заставил его солдат вступить в ряды прусской армии, а самого Сулковского доставил в Глогау, где тот некоторое время оставался в плену.
Столь же удачлив был и граф Дона в своем походе через Бромберг, Цнин и Рогово против Позена. Он уничтожил у русских большие запасы зерна, добыл партии товара и увел с собой в качестве прусских рекрутов тысячи польских подданных.
В сентябре тысяча семьсот шестьдесят первого года под Хостыном в Польше внезапно появился генерал Платен, в результате ожесточенной схватки взял в плен тысячу восемьсот русских, отбил семь пушек и сжег пять тысяч повозок с зерном.
Так из-за своего нейтралитета Польша на свою беду оказалась не на шутку втянутой в войну и очутилась на краю пропасти.
Даже во Франции отреклись от Польши, французский министр Шуазо в тысяча семьсот пятьдесят девятом году писал французскому посланнику в Варшаве: «С польской короной велись переговоры, какие ведутся с державами, у которых есть нормальное правительство и от которых следовало опасаться или надеяться на какое-то влияние в решении европейских вопросов. Это политическое заблуждение... Состояние Польши может рассматриваться не иначе как анархия... Но поскольку эта анархия отвечает интересам Франции, то ее политика сегодня должна быть направлена на то, чтобы эту анархию поддерживать и с ее помощью препятствовать какой-либо державе увеличить свою территорию за счет Польши». Далее французскому посланнику давалось следующее поручение: «он должен постоянно создавать видимость того, что король Франции является защитником польской свободы и ее сторонником...» Зато теперь, вопреки своей прежней политике, Франция мобилизовала все ресурсы, чтобы как своими вооруженными силами, так и субсидиями способствовать победе Марии-Терезии.
Броглио одержал викторию над прусскими войсками под Бергеном в окрестностях Франкфурта-на-Майне, зато Фердинанд Брауншвейгский в июле тысяча семьсот пятьдесят девятого года нанес поражение французам под Минденом, оттеснил их обратно за Рейн и освободил от них Вестфалию и Ганновер.
Австрийцам же и русским сейчас, казалось, тем более покровительствовала фортуна.
Двадцать третьего июля под деревней Кай на Одере, недалеко от бранденбургской границы, русские дали бой прусским полкам под командованием генерала Веделя. Прусские войска, которые в соответствии с приказом своего короля должны были остановить русских и помешать их соединению с Лаудоном, приближавшимся во главе тридцатитысячной армии, были разбиты наголову. Они потеряли пять тысяч человек убитыми, ранеными и пленными и начали отступление.
Третьего августа русские под командованием Салтыкова и австрийцы под командованием Лаудона соединились под Франкфуртом-на-Одере. Фридрих Великий передал в Силезии командование операциями против Дауна[43] своему брату, принцу Хайнриху, и, сопровождаемый только одним эскадроном гусаров, полетел сюда, чтобы оказать противодействие назревающей здесь угрозе.
41
Боевой порядок (франц.)
42
Сайдлиц (Зейдлитц) Фридрих Вильгельм фон (1721–1773) – прусский генерал от кавалерии (1767). Командовал в Семилетней войне кавалерийскими частями. Один из наиболее известных кавалерийских начальников Фридриха Великого.
43
Даун Леопольд фон, князь фон Чиано (1705–1766) – австрийский фельдмаршал, активный участник боевых действий в период Семилетней войны.