Нерон в Кринолине

Солдаты разразились буйным ликованием, более пятидесяти из них тут же схватились за оружие, несколько других подняли Мировича на плечи под крики «ура» направились к дому коменданта. Бередников, как ни странно, еще не ложился и в полной форме вышел им навстречу.

— Именем законного императора Ивана, которого вы неправомерно удерживаете под стражей, сдайте, пожалуйста, вашу шпагу! — крикнул Мирович.

Бередников молча передал ее, после чего, по приказу Мировича, был посажен у себя дома под охрану двух заговорщиков.

Теперь Мирович во главе своего отряда ринулся в каземат, ведущий к месту заточения Ивана. Охрана открыла огонь. Выстрелы раздавались то справа, то слева, однако никто из нападавших не был даже ранен — солдатам были розданы холостые заряды.

Мирович первым добрался до тюремной двери и принялся колотить в нее эфесом шпаги.

— Кто там? — отозвался внутри капитан Власьев.

— Добрые друзья, — крикнул Мирович, — открывайте именем Сената, открывайте!

— Мы не имеем права, — ответил подпоручик Чекин.

— В таком случае нам придется выломать дверь, — воскликнул Мирович, одновременно с несколькими мятежниками наваливаясь на нее. — Выпустите нашего царя!

— Мы не можем оказать сопротивление, — закричал Власьев, — но в соответствии с данным нам распоряжением должны убить принца.

Разбуженный учиненным шумом принц Иван, побледнел как полотно, с наполненными испугом глазами сел на краю постели.

Оба офицера внезапно накинулись на него. Иван бросился было на Власьева, пытаясь вырвать у того шпагу, и в это мгновение подпоручик Чекин пронзил его своей. Принц зашатался и с воплем повалился на землю. Теперь оба принялись беспрепятственно наносить ему колющие удары. Получив восемь ран, он остался лежать бездыханным в луже собственной крови. Затем Власьев открыл дверь со словами:

— Вот вам ваш царь.

Мирович и солдаты, которые вместе с ним ворвались в тюремное помещение, в молчании склонив головы, стояли вокруг умирающего. Все было кончено в считанные мгновения. Потрясенный Мирович обернулся.

— Бегите! — крикнул он солдатам. — Царь мертв. Наш доблестный поступок привел к этому печальному и гибельному исходу. Я сдаюсь в плен императрице. — С этими словами он протянул свою шпагу капитану. Мятежники тоже побросали оружие и запросили пощады.

Той же ночью комендант крепости послал к императрице курьера. Когда Екатерина Вторая получила известие, жуткая радость на мгновение озарила ее лицо. Затем она стиснула зубы. Она подумала о Мировиче.

Спустя час она уже была на пути в Петербург.

VII

Смерть принца Ивана вызвала в столице чудовищный переполох. Двор и императрицу без стеснения обвиняли в убийстве. Чернь и гвардейцы пришли в подозрительное движение.

Княгиня Дашкова от имени императрицы незамедлительно отдала приказ генерал-лейтенанту Вегмару сосредоточить полевые полки в казармах и выдать им боевые заряды.

Посреди всеобщего замешательства появилась императрица — спокойная и уверенная в победе. Постукивая пальцами по дверце экипажа, она с пренебрежительной улыбкой смотрела на толпы народа, сопровождавшие ее карету.

Уже в тот же день она с высоко поднятой головой и во всем блеске императорского достоинства выступила перед Сенатом.

— Совершилось ужасное кровавое злодеяние, — величественно заговорила она, — кучка безумцев взбунтовалась против Нас, намереваясь освободить принца Ивана и возвести его на Наш престол, что в результате привело к его смерти. По отношению к этому рассматривавшемуся моими предшественниками в качестве государственного пленника принцу я только подтвердила те приказания, которые были отданы последним правительством доверенным офицерам, осуществлявшим его охрану. Как абсолютная самодержица этой империи я имела бы право расследовать обстоятельства шлиссельбургского покушения с помощью назначенной мною комиссии непосредственно под своим личным наблюдением. Однако это гнусное преступление настолько глубоко ранило мое сердце, что в связи с этим совершенно исключительным случаем я отказываюсь от верховной власти и таким образом перепоручаю Сенату все властные полномочия вести следствие по замешанным в это покушение лицам и вынести им справедливый, не подлежащий обжалованию приговор в последней инстанции.

Сколь бы эффектным на данный момент не оказалось воздействие этого заявления на Сенат, народ воспринял его все-таки с известной долей недоверия, и в обществе перешептывались, что двенадцать сенаторов, избранные в эту судебную палату, являются-де преданными ставленниками двора и что все в целом представляет собой отвратительный, заранее подготовленный спектакль.

Тем временем Мирович и его сообщники были в цепях доставлены в Петербург. Первый сохранял невозмутимое самообладание и даже проявлял непонятную радостность, ставшую причиной новых кривотолков. На первом же допросе он спокойно признал, что ставил себе целью свергнуть императрицу и вызволить подлинного государя. В таком же духе отвечал он на все вопросы, которые ему задавались в ходе процесса, говорил ясно, обдуманно и без обиняков, ни разу не позволив поймать себя на противоречиях. «Нерон в кринолине» мог быть вполне доволен своей жертвой.

Двадцатого сентября 1765 года в этом историческом процессе был, наконец, оглашен приговор.

С одобрением Синода, обладателей трех первых разрядов командного состава и председателей коллегий вина Мировича считалась доказанной, он был признан зачинщиком мятежа и государственным преступником и приговаривался к отсечению головы топором. Он молча, сохраняя хладнокровие, выслушал приговор, затем склонил голову, и на бледном лице его промелькнула странная улыбка. Его сообщники, 68 человек, были частично приговорены к наказанию шпицрутенами, частично к каторжным работам.

Сенатор Неплюев[17] представил приговор на утверждение императрице. Екатерина Вторая сидела в своем рабочем кабинете у огромного голландского камина и вслух читала Дашковой остроумное письмо Вольтера. Неплюев вручил документ, Екатерина пробежала его глазами, равнодушно бросила его на карниз камина и милостивым кивком головы отпустила сенатора.

— Вот и приговор готов, — с волнением в голосе сказала Дашкова.

— Да. Мирович приговорен к смерти на плахе, — небрежно обронила императрица.

— Ты его подпишешь? — быстро спросила Дашкова.

— Дослушай сперва до конца письмо, — весело промолвила Екатерина.

Дашковой стало не по себе.

Закончив чтение, царица взяла приговор с каминной полки и развернула его у себя на коленях.

— Подай-ка мне перо, Катенька.

— Ты подпишешь ему смертный приговор? — вскричала Дашкова.

— Разумеется. Перо!

Княгиня медленно поднялась.

— Скорее! — Императрица выхватила перо, которое дрожащей рукой протянула ей Дашкова, и энергичным росчерком поставила свою подпись под смертным приговором возлюбленному.

— Но ты ведь не позволишь привести его в исполнение, ты не можешь этого сделать! — воскликнула княгиня.

— Это почему же не позволю, маленькая?

— Меня навещал Панин, — продолжала Дашкова, — Мирович уверенно рассчитывает на помилование.

Екатерина пожала плечами.

— Я могла бы смягчить ему наказание, — с улыбкой проговорила она, — скажем, отправить его в ссылку, однако сможет ли он жить без меня? А если сможет, то я с большим удовольствием лишу его головы.

— Ты еще можешь шутить!

— Нет, Катенька, я говорю серьезно, — со строгим, неумолимым выражением лица продолжала императрица. — По всей Европе нас упрекают в убийстве, нам вменяют в вину сговор с Мировичем, и если я пощажу его, то только подтвержу эти подозрения. Мне придется пожертвовать им.

— А если ты ошибаешься в оценке его характера? — настаивала Дашкова. — И он надеется на пощаду… Что, если он увидит себя обманутым? Что, если на эшафоте он все откроет?

17

17 — Неплюев Иван Иванович (1691–1773), действительный тайный советник, сенатор.