Боттичелли

Писание портретов приносило дополнительный заработок, а времени занимало мало. Попадались, правда, заказчики, которые, гоняясь за модой, требовали изображать их на фоне чуть ли не райских кущей. Подобных «любителей природы» Сандро не особенно жаловал – слишком много хлопот со всеми этими листочками, цветочками, кустиками. Портьера, голая стена, а то и просто зачерненная доска – этого вполне достаточно; по его мнению, важнее всего лицо, а все остальное вряд ли нужно любящим родственникам или друзьям.

Удивительно, сколько тайных и явных друзей обретают те, кто добился власти! Не успел он закончить портрет юного почитателя Козимо, как к нему обратились монахини-августинки из монастыря Святой Елизаветы. Им срочно потребовалась Мадонна с изображениями Козьмы, то есть Козимо, и Дамиана, а также прочих святых по его выбору. Как и положено, за Деву Марию и этих двух святых цена была особая, уже сложившаяся. Что касается других праведников, то здесь пришлось поторговаться. Монахини упирали на то, что монастырь их бедный – устав не позволяет им стяжать богатства. Для кого эти сказки? Монастырь находится под покровительством Медичи, и именно они будут оплачивать заказ. Поломавшись для виду, Сандро согласился: в конечном счете важны не деньги, а известность. Конечно, обязательно найдутся такие, что разнесут его творения в пух и прах: конкурентов и завистников во Флоренции всегда хватает.

Если несколько Мадонн и портрет приверженца Медичи особых усилий от него не потребовали, то над алтарем для августинок ему пришлось поработать как следует – слишком большие надежды он возлагал на него и слишком уж хотел угодить изысканным вкусам своих сограждан. Тем, кто выше всего ставил «природу», алтарь должен был понравиться: фигуры выходили словно живые, как будто бы он списал их с реальных людей. Все должно быть как в жизни! Это требование, как казалось, становилось сейчас основным девизом флорентийских живописцев, и, стремясь завоевать себе место среди них, Сандро следовал или по крайней мере стремился следовать ему. На его картинах этого периода Мадонны все больше начинают походить на реальных женщин, которых он встречал на улицах Флоренции, а младенцы, которых они держали на руках, приобретали черты уличных сорванцов. На этот путь когда-то встал и Липпи, и все-таки он предпочел бы больше полагаться на свою фантазию – только она в его понимании могла открыть путь к совершенной красоте, недостижимой цели всех живописцев. А пока приходилось смирять себя, зато у него не было недостатка в заказах.

Алтарь он отделывал со всей тщательностью, то целыми днями просиживая перед ним, то оставляя на некоторое время в покое, чтобы еще раз все хорошенько продумать и затем подправить уже сделанное. Но вскоре работу пришлось прервать на более длительное время. Весной 1471 года ожидался визит во Флоренцию миланского герцога Галеаццо Марии Сфорца и его супруги Боны Савойской. Вновь, как и всегда до этого, лучшие ремесленники города, в том числе и живописцы, были привлечены к украшению города по случаю столь знаменательного события. А здесь еще и случай был особенный: молодой герцог славился своим чрезмерным тщеславием, любил прихвастнуть богатством, и Флоренция не должна была ударить в грязь лицом. Принаряжалась Синьория, готовился к встрече Лоренцо, которому было поручено принимать высоких гостей от имени города. В трех церквях должны были состояться праздничные представления – моралите на темы Священного Писания, для которых требовались декорации и костюмы. Работы, одним словом, хватало на всех. Сандро тоже не остался без дела и был рад этому, ибо как истинный флорентиец не желал, чтобы его родной город в чем-либо уступил заносчивому Милану.

Приезда Галеаццо ожидали во время карнавальных празднеств, но он в силу каких-то причин все тянул со своим визитом и в результате появился в самый разгар Великого поста. Пожалуй, вся Флоренция собралась встречать его. Действительно, было на что посмотреть. Галеаццо прибыл в сопровождении огромной свиты: шеренга за шеренгой шествовали советники, придворные, вассалы, украшенные массивными золотыми цепями. Промаршировали ловчие и сокольничьи с собаками и обученными птицами. За ними следовало сто рыцарей, а уж пешего воинства никто не мог сосчитать. Да, недешево обойдется Флоренции этот визит! А ведь еще надо разместить две тысячи лошадей и сто мулов, позаботиться о том, чтобы двенадцать любовниц Сфорца, доставленных в обитых золотой парчой носилках, ни в чем не испытывали неудобства. Не дай бог прогневить их!

Синьория взяла на себя все расходы по приему этой орды, совершившей нашествие на город. А Лоренцо несколько месяцев занимался перестановками в своем дворце, расставляя накопленные его родом сокровища так, чтобы они обязательно попались на глаза герцогской чете. Из кладовых извлекались скульптуры и картины, вазы и рукописи, драгоценные камни. Пусть миланцы увидят все это великолепие! Сандро несколько раз привлекали для совета, но всем распоряжался Верроккьо, вошедший в доверие к братьям Медичи. Андреа в отличие от многих других живописцев сохранил расположение к Боттичелли и после инцидента с росписью Торгового суда – им-то делить было нечего. При разборе картин Андреа обнаружил несколько работ фра Филиппо, но их нужно было подновить. А кто это еще мог сделать, кроме Сандро? Лоренцо, конечно, было не до живописцев, но все-таки Сандро удалось несколько раз переговорить с ним относительно убранства отдельных комнат палаццо. Из этих бесед Боттичелли вынес впечатление, что вкус правителя безупречен, и пожалел о том, что живопись так мало интересует его. Но главное, конечно, было в том, что у Медичи на него обратили внимание.

Внимание вниманием, но на сами торжества он допущен не был. Оставалось, как и большинству флорентийцев, лишь ловить вести, проникающие за стены дома на виа Ларга. Горожанам очень понравилось то, что Галеаццо был поражен тем богатством, которое предстало перед его глазами – Лоренцо добился своего и не посрамил чести Флоренции. Дошла до них и оценка увиденного, данная Сфорца: все его золото и парча – дерьмо по сравнению с такой роскошью… Так что было чем гордиться. Все восхваляли Лоренцо. И вдруг новость, которая обескуражила всех. Она была ужасной: несмотря на пост, в доме на виа Ларга подавали мясные блюда! Такого святотатства во Флоренции еще не бывало. Только больные по рецепту врача и с разрешения священника могли в пост вкушать мясной бульон. А здесь почти в открытую, на виду у всего города совершается страшный грех!

С церковных кафедр священники порицали Лоренцо и предсказывали всевозможные небесные кары. И возмездие не заставило себя долго ждать. Во время мистерии «Нисхождение Святого духа», которая разыгрывалась в церкви Санто-Спирито, от зажженных светильников возник пожар. В панике перед Божьим гневом миланские гости и допущенные на представление зрители разбежались в разные стороны. Ужас был столь велик, что никто не решился тушить огонь – Санто-Спирито сгорела дотла. Следствием этого стало недовольство против Лоренцо: эти Медичи доведут город до гибели! Галеаццо покинул Флоренцию раздосадованный: так хорошо все начиналось и так неудачно закончилось!

Эти настроения флорентийских граждан, конечно, очень скоро стали известны Лоренцо – ведь недаром же он содержал десятки платных соглядатаев, которые докладывали ему обо всем происходящем и услышанном. Докладывали и о том, что его советники, которых он приглашал для обсуждения городских дел, недовольны его обхождением с ними: он беседует с ними, они ему излагают свое мнение, но очень редко он поступает так, как они предлагают, все делает по-своему. От советников, выражавших недовольство, правитель, как правило, избавлялся, отдалял от себя, посылал с какими-нибудь поручениями в другие города и страны, тем самым укрепляя в городе молву, что он стремится узурпировать власть.

Несмотря на всю свою молодость, Лоренцо понимал, как опасно такое убеждение; в истории его семьи было немало примеров, когда достаточно было малой искры, чтобы вызвать большие потрясения. А тут еще этот инцидент во время Великого поста! Все лето Лоренцо вместе с Томмазо Содерини был занят тем, чтобы основательно перетряхнуть городской совет, поставив на решающие посты верных ему людей. Когда же это ему удалось, он отправил и самого Содерини прочь с дипломатическим поручением. Теперь Лоренцо крепко держал в руках бразды правления в городе. Неожиданно для многих он проявил себя как искусный политик, достойный внук старого Козимо. Именно тогда его стали называть 7/ Magnifico – Великолепным, и скоро это прозвище почти вытеснило имя.