Страница 1 из 65
Фрэнк Заппа
Настоящая книжка Фрэнка Заппы
Я не хочу писать книгу и все-таки собираюсь это сделать, потому что мне поможет Питер Оккиогроссо. Он — писатель. Ему нравятся книги — он их даже читает. По-моему, совсем неплохо, что книги до сих пор существуют, но меня от них клонит ко сну.
Действовать мы намерены так: Питер приедет в Калифорнию, и несколько недель станет записывать ответы на «интереснейшие вопросы», а потом магнитофонные записи будут расшифрованы. Питер их отредактирует запишет на дискету, пришлет мне, я их снова отредактирую, и то, что получится, вышлю Энн Патти в «Посейдон-пресс», а уж она сделает так, чтобы все это вышло в виде «КНИГИ».
Одна из причин всей затеи — распространение (на нескольких языках) идиотских книг якобы про меня. Я подумал, что где-нибудь должна появиться хотя бы ОДНА книга, в которой будет что-то настоящее. Только учтите, пожалуйста, данная книга не претендует на то, чтобы стать какой-нибудь «полной» изустной историей. Ее надлежит потреблять только в качестве легкого чтива.
Итак, несколько предварительных замечаний:
Автобиографию обычно пишут те, кто считает свою жизнь воистину необыкновенной. Я не считаю свою жизнь необыкновенной ни в каком отношении, однако возможность высказывать в печати всякую чушь о посторонних вещах весьма заманчива.
Документы и/или копии будут помечены особо.
Эпиграфы перед главами (издатели обожают подобные мелочи) отыскал и поставил Питер — я об этом упоминаю, чтобы никто не думал, будто я целыми днями сидел и читал Флобера, Твитчелла и Шекспира.
Если ваше имя попало в книгу, а вы этого не хотели (или вам не нравятся мои комментарии) — приношу извинения.
Если ваше имя не попало в книгу и вы чувствуете себя «обойденным» — приношу извинения.
ГЛАВА 1. И все-таки, насколько я чудаковат?
Я вовсе не хотел быть чудаком. Чудаком меня всегда считали другие.
Данная книга исходит из посылки, что кому-то где-то интересно, кто я, как меня угораздило дойти до жизни такой и что за чушь я несу.
Для ответа на Воображаемый Вопрос Номер Один позвольте сначала объяснить, КЕМ Я НЕ ЯВЛЯЮСЬ. Вот две широко распространенные «Легенды о Фрэнке Заппе»…
Поскольку в 1969 году на альбоме «Раскаленные крысы» я записал песню под названием «Сын мистера Зеленые Гены», народ долгие годы верит, что выведенный под этим именем персонаж телешоу «Капитан Кенгуру» (которого играет Лампи Браннум) — мой «настоящий» отец. Нет, это не так.
Другая выдумка состоит в том, что однажды я «употребил на сцене дерьмо». Ее муссируют во множестве вариантов, в том числе (хотя не только):
1) Я сожрал на сцене дерьмо.
2) Я затеял «хамский спор» (что это за поеботина такая — «хамский спор»?) с Капитаном Бифхартом, и мы оба сожрали на сцене дерьмо.
3) Я затеял «хамский спор» с Элисом Купером, он растоптал цыплят, а потом я сожрал на сцене дерьмо — и так далее.
В 1967 или 1968 году я был в лондонском клубе «Приятная беседа». Ко мне подошел член группы «Флок», которая писалась в то время на «Коламбии», и сказал:
«Ты — просто фантастика. Я как услыхал, что ты жрал на сцене дерьмо, сразу подумал: «Да этот чокнутый просто не от мира сего!»
Я ответил: «Я никогда не жрал на сцене дерьмо». Он так помрачнел, точно я разбил ему сердце.
Занесите в анналы, народ: я никогда не употреблял на сцене дерьмо, а если мне и приходилось когда-либо жрать нечто похожее на дерьмо, так разве что в 1973 году, в буфете гостиницы «Холидей Инн» в Фэйетвилле, Северная Каролина.
Существенная дополнительная информация для тех, кто желает знать, что я ем
Я был не слишком помешан на еде, которую готовила моя мать, — взять хотя бы макароны с чечевицей. Одно из самых ненавистных блюд моего детства. Готовила она его обычно сразу на всю неделю, в огромной кастрюле. После нескольких дней в леднике оно чернело.
Любимой моей пищей в то время были пироги с черникой, жареные устрицы и жареный угорь, хотя нравились мне и кукурузные сэндвичи — белый хлеб с картофельным пюре, а сверху кукурузные консервированные зерна. (Раз уж, судя по всему, кое для кого из публики это так важно, мы еще нет-нет, да и будем возвращаться к этой увлекательной теме.)
Веди спокойную, размеренную жизнь,
дабы в работе быть яростным и незаурядным.
Какой эпиграф, а? Питер, я сейчас со смеху лопну. Ну ладно, поехали дальше… Мое настоящее имя — Фрэнк Винсент Заппа (не Фрэнсис — это я еще объясню). Родился я 21 декабря 1940 года в Балтиморе, штат Мэриленд. Я был весь черный, когда выскочил наружу, — все решили, что я мертвый. Теперь я чувствую себя вполне сносно.
Я веду свой род от сицилийцев, греков, арабов и французов. Мамина мама была полуфранцуженка, полусицилийка, а мамин папа — итальянец (из Неаполя). Мама была первое поколение. Греко-арабская линия — от папы. Он родился в сицилийской деревеньке Партинико и еще ребенком приплыл сюда на иммигрантском судне.
Он работал в парикмахерской своего отца близ Мэрилендского порта. За цент в день (или цент в неделю — не помню точно) он, стоя на ящике, намыливал морякам физиономии, чтобы отец смог их побрить. Работенка что надо!
В конце концов он поступил в колледж Чепл-хилл в Северной Каролине и стал играть на гитаре в составе некоего трио «странствующих певцов». (Я до сих пор на день рождения получаю открытки от страховой компании Джека Уордлоу, который играл на банджо.)
Они бродили под окнами общежитий и пели студенткам серенады типа «Красного крылышка». Кроме того, отец входил в борцовскую команду, а после учебы устроился преподавателем истории в колледж Лойола в штате Мэриленд.
Дома родители обычно говорили по-итальянски, чтобы дети не знали, о чем идет речь, — а речь шла, скорее всего, о деньгах, поскольку таковых у нас, кажется, никогда не бывало. Думаю, родителям удобно было иметь «секретный код», а детей они родному языку не учили, наверное, из желания ассимилироваться. (Во время Второй мировой войны в США немодно было происходить из «иностранцев».)
Жили мы в армейском бараке в Эджвуде, Мэриленд. Там была одна семья — Найты, — которую отец называл «эта самая деревенская шайка». Однажды Арчи Найт повздорил с моим отцом, и дальше я помню, как папа несется к дому и кричит: «Доставай пистолет, Рози! Пистолет доставай!»
Так я впервые узнал, что у него есть пистолет (хромированный револьвер тридцать восьмого калибра, хранился в ящике с носками). Мама умоляла его не убивать соседа. К счастью, отцу хватило ума ее послушаться.
После того случая я уже знал, где лежит пистолет. Однажды я взял его с собой на улицу и, как сейчас помню, решил: «Лучшего игрушечного пистолета я в жизни не видел!» И вот, когда никто не смотрел, я приноровился стрелять из него одноразовыми пистонами и «синими пульками» — отрезанными головками деревянных кухонных спичек.
Родители весьма расстроились, обнаружив, что я испортил боек.
Мамины родители владели рестораном — тоже близ Мэрилендского порта. Мама рассказывала историю о парне, который туда пришел и затеял драку. Кажется, мамин отец взял такую большую вилку, какими картофелины из кипящей воды вытаскивают, и вонзил ее парню в башку. Тот не умер — унесся прочь с вилкой в макушке, точно с антенной.
Папин отец редко мылся. Он любил сидеть на веранде, напялив на себя кучу одежды. Еще любил пить вино и каждый день начинал с двух стаканчиков «бромо зельцер».
Мамина мама не говорила по-английски и поэтому рассказывала нам сказки по-итальянски — к примеру, про «мано пелуса», волосатую руку. «Мано пелуса! Вене куа!» — говорила она страшным «бабушкиным голосом», что должно было означать: «Волосатая рука! Иди сюда!» — а потом пальцами проводила по моей руке. Вот чем занимались люди, когда не было телевидения.