Страница 1 из 1
Светлана Замлелова
В Суздаль!
* * *
Мы вдвоём собирались на выходной съездить в Суздаль. В этой поездке было много соблазнительного. Мечталось, ни о чём не тревожась, приехать в старинный русский город, созерцать вечное и думать о вечном. Неспешно побродить по городским валам и заглянуть в заросшие рвы, увидеть, как в ещё свободной от ряски воде плавают облака-клёцки, а рыбки выпрыгивают и на лету хватают зазевавшихся комаров. Как по берегу прозрачного пруда важно ходят белые гуси с оранжевыми лапками, а их собратья бороздят белой цепью водную гладь. Как баба с девочкой полощут бельё в незаплёванном водоеме, не обозначенном ни на одной карте. Как красавцы-петухи прогуливаются по улицам города, не думая бояться прохожих. Мы жаждали патриархальности, тишины и русского духа.
Но наши планы стали известны Тане. Таня – это моя тётка. Собственно, у меня три тётки – Таня, Глаша и Люда. Все они – одинокие, уже стареющие женщины и оттого стараются держаться вместе. Эта троица представляет собой довольно странный альянс. На каждой из сестёр жизнь отразилась по-разному. Глаша – старшая – самая суетливая женщина на свете. Перемещается она только крупной рысью. Она постоянно куда-то торопится, даже если никуда не опаздывает. Она говорит без умолку и готова поддерживать любой разговор. Она ни минуты не сидит без дела. Ей нравится самой воздвигать себе препятствия и самой же их преодолевать. Глаша просто преисполнена жаждой деятельности, зачастую весьма бессмысленной.
Люда – необычайно восторженна и склонна к фантастическим преувеличениям. Любой, самый ничтожный, эпизод может вызвать у неё неподдельное восхищение и лечь затем в основу необыкновенных рассказов в духе барона Мюнхгаузена. Люда славится тем, что варит самогон. И хотя сама она никогда не напивается, но отчего-то норовит всем поднести. Ещё Люда поёт. Репертуар её состоит из каких-то дурацких песен, судя по всему, собственного сочинения. А может это неизученный фольклор?.. Впервые услышавший её пение, недоумевает. И лишь удостоверившись, что это такая шутка, а не проявление психической болезни, новичок успокаивается.
Таня – младшая из сестёр – наиболее здравомыслящая, уравновешенная и рассудительная. К тому же – убеждённый борец с неправдой. Завидев несправедливость, она, как коршун, бросается на неё. Однако беспристрастной её не назовёшь. Ни в ком я не встречала такой самозабвенной любви к своей улице, своему городу, такого горячего поместного и семейного патриотизма.
Узнав про Суздаль, Таня заволновалась и заявила, что непременно хочет принять участие в поездке. Отказать ей было невозможно. Таня обрадовалась и осмелела. И стала просить за Глашу:
– Она так хотела поехать в Суздаль! О-о-о, как она расстроится, узнав, что мы были там без неё! Ведь у неё кроме нас – никого!
Отказ прозвучал бы просто бесчеловечно.
– Ну что ж, – вкрадчиво сказала Таня, – раз уж вы согласны взять с собой Глашу, пусть и Люда поедет с нами!
Что ж, пусть едет. Это уже было неважно.
И вот в назначенный день мы впятером взяли курс на Суздаль. Выехали в самом благодушном настроении. День обещал быть прекрасным: солнце вовсю светило, небо было чисто, а облака весело неслись по своим делам. Но настроение наше стало портиться, едва мы покинули пределы родного города. Надежды на тишину рухнули ещё раньше. Как только Таня, Глаша и Люда разместились на заднем сидении авто, наше замкнутое пространство наполнилось всевозможными звуками. Сначала они достали два пакета – один с яблоками, другой с хлебобулочными изделиями – и принялись шелестеть целлофаном, распределяя содержимое кулей между собой. Послышались хруст баранок и чавканье надкусываемого яблока. Затем Глаша перешла к разговорам. Она то неистово шипела, повествуя о чем-то Тане на ухо, то громогласно, уже не стесняясь нашим присутствием, выносила приговор тем, о ком только что шептала. При виде душещипательной сцены на улице Глаша пронзительно вскрикивала, заставляя всех вздрагивать. Увиденное за окном напоминало ей пережитое. И тогда она принималась рассказывать нам о своих подругах, об их мужьях и детях, о том, как эти подруги меняли квартиры, устраивались на работы, покупали люстры, пекли пироги, ездили на экскурсии, знакомились с мужчинами, учились в институтах, распределяли гуманитарную помощь, ходили в церковь, участвовали в движении «Гербалайф», собирали грибы, стояли по ту сторону прилавка на рынке, переплачивали в ресторанах, лежали в больницах, поедали пряники, отчего потом болели, лечились и умирали, попадали в аварии, выходили сухими из воды, разводились с мужьями, снова сходились и так далее.
Подобно Шахерезаде, Глаша рассказывала нам одну историю за другой. Впрочем, кроме подруг её интересовали и другие явления:
– Оказывается, язва желудка заразна!..
– Как вы думаете, кто у нас на Руси самый богатый был?..
– Говорят, что разведчик Зорге – это не один человек, а целых пятеро: Зайцев, Оганесян, Рабинович, Гамсахурдиа и Евтушенко. З, О, Р, Г, Е – Зор-ге!
– Каждый второй житель Земли болен раком кожи!
– Как это?! Откуда такие сведения? Что же получается, двое из нас больны?
– Не знаю, я так поняла. Какой-то профессор по радио рассказывал... Я очень люблю радио. Там всегда такие интересные передачи передают! Столько познавательного!.. Вот вчера, например, один профессор сказал, что человек, который каждый день ну хоть каплю спиртного выпивает, неважно какого именно – такой человек непременно умрет от цирроза печени. А еще была передача...
Мы давно смирились с рассказами о подругах. И даже вступили в какой-то дурацкий спор. Как вдруг, не могу точно сказать, в какой момент это произошло – не приметила, но только Голод простёр над Глашей свою костлявую десницу.
Глаша затрепетала. Её трепет передался остальным пассажирам. Все знают, что Голод – не тётка. От него, проклятого, булками-яблоками не отделаешься. Как языческий бог он требует новых и новых жертв. И не наспех, на заднем сидении автомобиля. Такие жертвы ему не угодны! Он не принимает таких жертв! Ему подавай ритуал, последовательность действий, цепь перевоплощений. Для таких случаев нужна «полянка». То есть место в стороне от проезжей части, где, обманув дорожную пыль и выхлопные газы, мы обыкновенно, во время аналогичных поездок, приносим жертвы Голоду. Алтарём нам служит багажник. Поверх него мы раскладываем жертвенных тельцов из варёной картошки и холодной курятины, из селёдки и свежих овощей, из яблочного пирога и ветчины, из вездесущих солёных огурцов и чёрного хлеба. Чай, кофе – для возлияния. И непременная бутыль с вонючей жидкостью, которую приготовляет Люда и называет «настойкой».
Глаша приникла к окну и стала высматривать «полянку». Она решила не утруждать себя опросом общественного мнения с целью выяснить, кто из присутствующих, кроме неё, разумеется, желает трапезничать. Глаша словно бы вообще не подозревала, что она не одна.
Есть люди, чья непосредственная вера в свою уникальность забавляет. Правда, при коротких да к тому же нечастых встречах. Но, как вино, такие люди становятся опасными, если общение затягивается.
С «полянками» нам не везло. Дорога наша лежала средь полей и болот. Ничьей вины в том не было. Но обстановка в машине начала накаляться, поскольку Глаша решила-таки найти виновного. Её выбор пал на нас – зачинщиков этой поездки. Но мы не сразу это поняли. Глаша избрала хитрую тактику нападения. Для начала она перестала ёрзать и отлипла от окна. Она замерла, как хищник перед прыжком. Помолчав некоторое время, она тихонько, но так, чтобы все слышали, голосом не евшего три дня человека проговорила:
– Как есть хочется!
В ответ наперебой послышались заверения в том, что вскоре мы будем в Суздале, и уж там-то найдём местечко под стенами древнего монастыря, может быть, даже на берегу пруда или речушки. Мы достанем свой провиант и с набитыми ртами полюбуемся памятниками русского зодчества, послушаем Суздальский перезвон, крики гусей и пенье петухов. А засим отправимся гулять и пожрём уже глазами весь город. Но Глашу петухи не интересовали.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.