Рай под колпаком

Поставив машину на платную стоянку недалеко от дома, домой тем не менее не пошел. По мнению квалифицированных врачей, лучшим средством, снимающим стресс после поражения нервной системы электрическим током, является спиртное. Пить водку я не хотел, поэтому направился к пивному ларьку у гастронома. Весьма примечательному заведению, если его так можно назвать.

Пивных заведений, как стационарных кафе с броскими названиями, так и безымянных летних, с традиционными зонтиками, выносными пластиковыми столиками и креслами, в Холмовске расплодилось превеликое количество. Но этот пивной ларек был единственным в своем роде. Что-то в нем осталось от советских времен, когда главным был сам продукт, то есть пиво, а не качество обслуживания. Официанты здесь отсутствовали, пиво подавалось в стеклянных кружках из-за мутного окошка в торце девятиэтажки вечно недовольным, небритым мужиком в грязном халате, а распивалось в десяти метрах от места выдачи — под открытым небом на длинном металлическом столе у парапета, отделявшего липовый сквер от широкого тротуара. Пиво, стоившее в ларьке раза в три дешевле, чем в любом кафе, и непрезентабельность обстановки привлекала сюда в основном контингент рабочих рудника, принимавших пару кружек после смены с устатку да под водочку.

Светлое пиво местного пивзавода, несмотря на дешевизну, всегда было свежим, холодным и на удивление вкусным, духмяным, быть может, потому что не содержало консервантов. Поэтому я здесь иногда осушал кружку-другую, про себя шутливо именуя это действо «хождением в народ».

Взяв пару кружек, я прошел к металлическому столику и купил небольшую воблу у приторговывающего на парапете одноногого старого инвалида в замызганном пиджаке с тремя рядами орденских колодочек. Старик, прозванный «Полковником», являлся такой же неотъемлемой частью пивного ларька, как грязный халат бармена. Не знаю, был ли он действительно полковником в отставке или нет, но к своему воинскому прошлому Полковник относился с честью — раз в полчаса доставал из кармана тряпицу и любовно протирал орденские колодочки.

Первую кружку я выпил залпом и, в ожидании, пока алкоголь начнет снимать стрессовое состояние, принялся чистить воблу.

Справа от меня в одиночестве пил пиво прилично одетый высокий седой мужчина с аккуратно подстриженной и такой же седой бородкой. Явно не из обычного контингента ларька. Застывшее лицо, остановившийся взгляд, черная рубашка, кольцо на левой руке, след от этого кольца на безымянном пальце правой взывали к сочувствию. Я задержал взгляд на его лице, хотел выразить соболезнование, но вовремя прикусил язык. Мужчина в сочувствии не нуждался — он бы его просто не принял. Настолько ушел в себя, что ничто мирское его не интересовало.

Я же начинал постепенно отходить после электрического шока и, несмотря на соседствующую чужую скорбь, обретал способность радоваться жизни. Поэтому отвел взгляд от седого мужчины и посмотрел налево.

Слева, по обе стороны стола, расположилась компания четверых мужчин в летах, но явно не пенсионного возраста. По всем признакам — огрубевшие руки с траурными полосками под ногтями, обветренные лица — это были рабочие рудника, раскрепощавшиеся после смены. На столе стояли четыре кружки пива, полиэтиленовые стаканчики, одноразовая тарелка с копченой мойвой, две бутылки водки — одна пустая, вторая наполовину; на обрывке газеты лежала скомканная фольга от плавленых сырков, рыбьи кости, несколько кусочков хлеба. Компания уже достаточно раскрепостилась, поэтому разговор, как водится, велся на политические темы. Два на два — как стояли.

— Если Лазутченко станет губернатором, мы заживем! — утверждал малорослый крепыш с багровым лицом. — Толковый мужик, хозяин!

— Дерьмо он, а не хозяин! — возражал худой и бледный, как сама смерть, оппонент напротив. — Миллионами ворует! Ты читал, что о нем Гудков пишет? — Он постучал заскорузлым пальцем по обрывку газеты. — Вот если Гудков станет губернатором…

— Ага! А Гудков чистенький, не ворует? Станет губернатором, начнет так воровать, что мы без штанов останемся!

Я слушал «диспут» и посмеивался про себя. Невольно, как сравнение, вспомнились строчки из «Золотого теленка» Ильфа и Петрова, когда старожилы Черноморска обсуждали на рынке известных политиков начала двадцатого века: «Бриан — это голова, я бы ему пальца в рот не положил…» Прошло почти сто лет, но ситуация практически не изменилась. Разве что с поправкой на лексику да тем, что старожилы Черноморска перемывали косточки политикам глобального масштаба, а рабочие рудника — мелким местным сошкам. Но и в этом разница невелика — как сейчас уже никто не знает, кто такой был Бриан, так и через двадцать лет память о неких Лазутченко и Гудкове выветрится из голов обывателей.

По мере того как спор разгорался, крепло ехидное желание вмешаться: Наконец я не выдержал.

— Мужики, — сказал я, подавшись в их сторону, — вы не правы. Как по мне, то я бы всем нашим современным политикам памятник поставил.

На мгновение среди спорщиков воцарилась тишина.

— Как так всем?! — возмутился крепыш с багровым лицом, сверля меня непримиримым взглядом.

— А вот так. Поголовно. — Я выдержал паузу и добавил: — На кладбище. — Затем отхлебнул пива, подождал, пока смысл сказанного дойдет до спорщиков, и подвел окончательный итог дискуссии: — И чем раньше, тем лучше.

Сразил я спорщиков, что называется, «по счету раз». Они мгновенно протрезвели, испуганно втянули головы в плечи, переглянулись между собой и вдруг начали бочком выбираться из-за стола.

М-да… Не получилось у меня «хождение в народ». Хотел им вдогонку крикнуть: «Мужики, куда вы? КГБ давно нет, и я не провокатор!» — но передумал. Это только усугубило бы ситуацию.

— Эй, парень! — позвал кто-то, и я интуитивно понял, что обращаются ко мне. Повернул голову и увидел, что на меня смотрит Полковник, сидевший на парапете у края стола.

Кажется, напросился со своими политическими сентенциями. Захотел пообщаться с народом — получай желаемое. Сейчас начнется нытье ветерана о том, как и где он воевал и чем ему Родина за ратный труд заплатила.

— Что тебе, дед?

— Там у ребят водка осталась, — попросил он, — не передашь?

Ошибся я. Не интересовала Полковника политика, а привлекали более простые, материальные вещи. Я взял бутылку с остатками водки и отнес ему.

— Еще и пиво осталось, — сказал я.

— Не, спасибо, — отказался Полковник. — Пиво на мочевой пузырь действует, а в моем положении бегать туда-сюда обременительно. Разве под себя ходить.

Разведя руками, мол, хозяин — барин, я вернулся к своей кружке. Полковник достал из сумки мятый полиэтиленовый стаканчик, налил водки, выпил, как воду, не морщась и не закусывая. Затем вынул из кармана тряпицу, вытряхнул на нее из стаканчика остатки водки и тщательно протер орденские колодочки. Ритуал, надо понимать, хотя что он означал, я не знал, а интересоваться не хотел. Хватит с меня одной попытки «хождения в народ».

У длинного металлического стола собралось довольно много народу — кто втроем, кто вдвоем пили пиво, водку, закусывали, курили, приглушенно переговаривались. По всему видно, что мой политический спич ни на кого не произвел впечатления, кроме четверых ретировавшихся спорщиков. Скорее всего, просто никто не слушал рядом стоящих, у всех были свои проблемы. Как и у меня. Мои проблемы тоже не имели никакого отношения к политике. Не было их до сегодняшнего дня; откуда они взялись на мою голову?! Стоял бы сейчас здесь, смаковал пиво, как все вокруг. Так нет же…

С безоблачного неба по-весеннему пригревало солнце, в лиловом сквере чирикали воробьи, но на душе было гадко. Пиво сняло стресс, я немного разомлел, но радости от этого не испытывал.

— Свободно?

О стол грохнула кружка с пивом, шапка пены колыхнулась, но не слетела.

Я поднял глаза и обомлел. Передо мной стоял молодой рыжебородый парень с фотографии, предъявленной так и не увиденным мною пассажиром. Обещал «налетчик», что парень появится сегодня-завтра-послезавтра, но я никак не ожидал, что это произойдет так скоро. Лицо у парня было симпатичным, приветливым, и никакой антипатии, вопреки предубеждению, навеянному словами таинственного пассажира, он не вызывал.