Страница 25 из 42
Еще по уставу Ярослава Великого, взятому с византийского номоканона, женская личность, наравне со всеми церковными людьми, т. е. с людьми, по особому смыслу своей житейской доли, выделенными от мира-общества [32], отдается в покровительство церковного суда, который, таким образом, является исключительным, привилегированным ее защитником, охранителем и оберегателем ее чести, ее личного достоинства. Церковный суд, как известно, отделил в свою область все дела домашней, семейной жизни, взял на свое попечение и в свой непосредственный надзор дом, как особую нравственную среду со всеми ее движениями. Вот почему и женщина, как человек по преимуществу домовный, отделилась от суда общего, мирского. Не княжий, а святительский суд преследовал ее оскорбителя; стало быть, не общество, а церковь подавала ей руку защиты. Как было прежде, мы не знаем; но с того времени, как начал действовать такой нормоканон, женская личность, по самому смыслу закона, уже отстранялась от мира-общества, являлась членом не светского, общественного, а домашнего только мира, который в добавок усиленно и неутомимо строился по монастырскому идеалу. Таково положение, указанное женщине, без сомнения еще в первый век, самою церковью. Идея этого положения и была тою нравственною и в полном смысле органическою силою, которая, как из зародыша, развила из себя все последствия, т. е. все идеальные и материальные формы женского быта, со всею нравственною и даже умственною его выработкою.
Женщина постепенно удалилась от общества, и являлась в нем уже только в силу некоторых жизненных обстоятельств, требовавших неминуемо ее присутствия или же дававших ей самостоятельное вотчинное значение. Так, мы упоминали уже, что только матерая вдова пользовалась правом стоять в известных случаях наравне с мужчиною и занимать соответственное своему значению место в общежитии. По крайней мере, общество не смущалось присутствием женщины, приобретавшей мужеские черты вследствие своего, хотя и вдовьего, но тем не менее отеческого, или вернее сказать вотчинического значения. Так, мы встречаем новгородку, боярыню Марфу Борецкую, пирующую в обществе мужчин, новгородских бояр [33]. Мы видим также, что матерые вдовы — в. княгини, в Москве Евдокия, Софья; в Твери Евдокия, Настасья, в Рязани Анна, в Суздале Елена, и т. д., при малолетних или молодых сыновьях получают большое самостоятельное значение; они сидят на вдовьем столе, т. е. на отчинном владеньи своих мужей, след. по необходимости являются деятелями общества, принимают участие в мужском общежитии, сидят в думе — совете с боярами, принимают послов, имеют даже своих особых бояр[34], и вообще своею личностью заступают во многих случаях место княжеской мужниной личности. Это особенно обнаруживается в XIV и XV ст., когда вотчинное начало в княжеском быту совсем окрепло и всюду распространилось.
Нельзя, конечно, отвергать предположения, что самостоятельность матерой вдовы, своими общественными отношениями, могла бы со временем выработать для женской личности по крайней мере известную долю свободных действий и вообще открыть двери терема. Но мы знаем, что княжеская вотчинность повела к развитию самовластия, а потом самодержавия и единодержавия. В борьбе за самовластие, сам мужчина принужден был держать себя с осторожкою. Что же оставалось для женщины?
Ее затворничество становится уже решительною необходимостью, как наилучшая мера безопасности от всякого лиха. Она мало помалу лишается даже и той малой доли свободных действий, какою обладала прежде.
В XV веке в. княгиня еще принимает к себе иноземных послов. В 1490 г. вел. кн. Софья Палеолог в своей средней повалуше принимает цесарского посла Юрья Делатора. Этот случай можно было бы объяснить тем, что Софья сама была иноземка и потому не изменяла своим обычаям. Но мы знаем, что такой обычай существовал и у наших княгинь. В 1483 г. в. к. Иван Васильевичь женил своего сына Ивана на Елене Волошанке и по этому случаю послал к Тверскому в. к. Михаилу Борисовичу посла Петра Заболотского с радостью, т. е. с свадебными дарами: Михаилу мех вина, его матери, матерой вдове, Настасье Александровне мех вина; его жене, Софье мех вина и по два убрусца жемчугом сажены. Хотя в летописи и не говорится, что посол подносил дары в. княгиням лично; но это разумелось само собою. Вслед затем, тот же летописец рассказывает, что, когда у новобрачных супругов родился сын Дмитрий, в. князь опять послал в Тверь с поклоном Владимира Елизарьева, но тверской князь не принял поклона и выслал его вон из избы, и «к матери ему идти не велел, к в. княгине Настасье», след. посол должен был к ней идти, как велось в обычае. В 1502 г. в. князь посылал к Аграфене княгине рязанской поклон и слова, которые посол по необходимости должен был передавать лично [35].
Такие посольства к в. княгиням, особенно к матерым вдовам, были обыкновенным и даже неизбежным делом в княжеских отношениях до XVI в. Вотчинная независимость ставила в независимое, самостоятельное положение и женскую личность. Ибо одна только вотчина, вообще собственность, и всякому лицу давала смысл самостоятельного члена в общественном союзе. Но как скоро это положение, все-таки, случайное для женщины, сделалось уже невозможным при утверждении единодержавия и соединении всех отдельных княжеских вотчин в одно государство, то в княжеском быту женщина осталась снова в своем терему.
Развитие ее общественных прав прекратилось, а домашняя жизнь стала еще теснее по причинам, которые указаны нами выше. Терем сделался не только монастырем, но и крепостью, которая защищала уже не от одних грехов, но и от всяких лиходеев и врагов. В начале XVI века затворничество женщин было делом окончательно уже решенным и не подлежащим никакому сомнению и колебанию. Так напр., мы видим, что известный Домострой, хотя и не дает прямых наставлений держать жен и дочерей взаперти, но его молчание показывает, что этот обычай был так силен в господарском кругу, что не требовал уже особых наставлений. Домострой и не предполагает, чтобы жены, не говоря уже о дочерях, могли ходит в мужские беседы. Он застает жизнь терема уж в полном цвету. Он дает только советы жене, как вести себя в гостях, у других жен, как вести себя с гостьями дома, причем строго наказывает, «коли гостьи случатся, то питие и еству и всякий обиход, приносит (в комнату) один человек сверстной, кому приказано; а мужеск пол туто, и рано и поздно, отнюдь, никакоже, ни какими делы, не был бы, кроме того, кому приказано, сверстному человеку, что принести или о чем спроситься, или о чем ему приказать, и всего на нем пытать: и безчиния и невежества; а иному никому туто дела нет».
31
Былины: Киреевский III, 64, 71; Рыбников I, 187. — Галиться — глазеть, смотреть; волочиться; также смеяться, издеваться. Област. Словарь.
32
Каковы были: вообще духовный и иноческий чин и все, которые работали церкви; затем общественные сироты, которые жили, существовали, призревались, кормились и питались церковью, т. е. вообще, люди, не имевшие в миру-обществе самостоятельного значения, не находившие там места, или уходившие от мира; нищие, слепцы, хромцы, странники, вдовицы бездомные и всякие изгои или сироты в общественном смысле.
33
Описатель жития преп. Зосимы Соловецкого рассказывает, что однажды преподобный был позван на пир к боярыне Марфе Борецкой, которая пожелала благословиться у него, потому что прежде ссорилась с ним за беломорские свои земли. На пиру его встретили с радостью. Боярыня с дочерьми благословилась у него; «и посади его посреди пиршества». Преподобный по своему обычаю кушал мало и сидел молча. Взглянув на сидевших бояр, он изумился своему видению: шесть мужей сидели пред ним без голов. Взглянул в другой и в третий раз, — пред ним то же видение. Преподобный покачал головою, вздохнул, прослезился, оставил пищу и поник на землю. Сколько ни просили его продолжать трапезу, он оставался недвижим. По окончании стола и, поклонившись и получив многия дары в свой монастырь, преподобный удалился. Боярыня после спрашивала его ученика Данила, отчего преподобный не стал участвовать в пиршестве. Ученик рассказал ей о страшном видении. Оно потом подтвердилось и событием, Б. К. Иван Вас, взявши Новгород, казнил Дмитрия Исакова (Борецкого), Губу Селезнева, Киприяна Арзубьева и иных трех, именно тех самых бояр, о которых было видение преподобному Зосиме.
34
Напр. мать тверских князей Евдокия. — Лет. Никон. IV, 297.
35
Тверская Летопись, стр. 499. Карамз. V, пр. 563.