Страница 87 из 92
В 1683 г. боярин князь Троекуров разбранил царского печатника Дементия Минича Башмакова в самом Верху, т. е. у Комнат государей, среди верховых домовых государевых церквей, и к тому же в день царского тезоименитства, именно в именины Петра. Обиженный Башмаков писал в челобитной царям Ивану Алексеевичу и Петру Алексеевичу: «В нынешнем, государи, во 191 году июня в 29 числе, на праздник Святых Верховных Апостол Петра и Павла, безчестил меня холопа вашего боярин князь Иван Борисович Троекуров у вас великих государей в Верху меж соборныя церкви Воскресения Христова и где Гроб Господень непристойными словами. А как государи он боярин князь Иван Борисович меня холопа вашего теми непристойными словами безчестил и в то время были и слышали окольничей Петр Тимофеевич Кондырев, думный дворянин Аврам Иванович Хитрово, стольник Андрей Петров сын Измайлов. Милосердые государи! пожалуйте меня холопа своего, велите, государи, про то сыскать, а по сыску свой великих государей указ учинить. Цари государи смилуйтеся!» — Думный дьяк Федор Шакловитый после доклада царям пометил: «191 г. июня в 30 день государи пожаловали велели про то по Уложенью сыскать и по тому сыску доложить себя государей постельничему Кирьяку Ивановичу Самарину».
Дело, однако ж, не двигалось, потому что указанные свидетели по требованию постельничего сказок не давали, так что 8 июля он докладывал об этом царям, прося разрешения, как поступить. Видно, на сторону Башмакова никто не тянул, может быть, потому, что он был дьячей породы, и дьячество, как мы видели, не слишком уважалось дворянством, ибо именем дьяка они даже ругались. Башмаков, однако ж, не оставлял своего бесчестья и подал еще две челобитные, одну 20 июля, другую 28 августа, на которых была повторена теми же словами помета. Чем дело кончилось, мы не знаем.
Спустя несколько дней, также в Верху у государей, перед Теремами, князь Борятинской выбранил стряпчего Андрея Дашкова, который тотчас же бил челом: «В нынешнем государи в 191 году июля в 8 день в Верху у церкви Всемилостиваго Спаса на площади, где ему невелено ходить, князь Яков княж Семенов сын Борятинской называл меня холопа вашего бездушником: а кто государи слышали, и я холоп ваш подам роспись тем людем. Милосердые государи! пожалуйте меня холопа своего, велите государи, про то, розыскать и в моем безчестьи свой государев милостивой указ учинить. Цари государи смилуйтеся! — Имена, которые слышали, как называл бездушником: думной дворянин Иван Богданович Ловчиков, стольник судья Судного Дворцоваго Приказа Михаиле Борисов сын Челищев. — 191 года июля в 17 день государи пожаловали велели про то розыскать и указ учинить постельничему Кирьяку Ивановичу Самарину с товарищи».
В то же самое время побранились стольники Свиньин с Колычевым, причем обесчещенный Свиньин подал жалобу: «Бьет челом холоп ваш Ивашко Смирнове сын Свиньин. В нынешнем государи во 191 году июля в 4 день, перед вашими государскими хоромы за переградою и на Постельном Крыльце безчестил меня холопа вашего и бранил Иван Яковлев сын Меншой Колычев. Называл небылицею и сынчишком боярским. Милосердые государи! пожалуйте меня холопа своего велите государи в таких безчестных словах розыскать. А кто государи в то время были, и я холоп ваш к розыску принесу именам их роспись. Цари государи смилуйтеся пожалуйте! — Роспись, которые были в то время, как меня Ивана Свиньина обезчестил Иван Яковлев сын Меншой Колычов: боярин князь Михайло Андреевич Голицын, окольничей князь Матвей Веденихтович Оболенский». — «191 г. июля в 21 день государи пожаловали велели сыскать постельничему Кирьяку Ивановичу Самарину с товарищи».
Мы видели, что расходившихся и разобиженных царедворцев ничто не могло унять, когда они считались и бранились между собою. Мало останавливала их статья Уложения, сулившая тюрьму и денежную бесчестную пеню, статья, которая, со своей стороны, служит самым ярким и убедительным свидетельством, что царский дворец очень часто оглашался неистовою бранью от своих же ближайших слуг-бесстрашников, что вообще закон явился как неизбежная мера против буйных нравов царедворства. То же свидетельствуют и указы последующего времени. В 1683 г., генваря 4-го, объявлено общее подтверждение, чтобы стольники, стряпчие, дворяне, жильцы, всякий в свое дневанье, сидели в указных палатах смирно и меж себя бесчинства и шума никакого и брани не чинили, а кто будет бесчинствовать и шуметь и меж себя браниться и тех велено присылать в Разряд. Даже большие, приближенные люди нисколько не отличались в своих поступках от младших, площадных людей. Их точно так же не останавливала ни близость царских покоев, где они, впрочем, постоянно и находились, ни близость особы государя. Часто в его присутствии начиналась брань. Так, в 1652 г, ноября 22-го, сидел государь с бояры в Думе: боярин и оружейничий Гаврила Пушкин и брат его окольничий Степан Пушкин бранились, в его присутствии, с боярином князь Юрьем и окольничим князь Дмитрием Долгорукими за то, что им Пушкиным меньше их Долгоруких быть не можно; за что, разумеется, и посланы были в тюрьму. Но о местнических счетах мы не говорим. Сила их была так велика, что нередко и страх государевой опалы ничего не мог сделать против подобных споров и протестов. Здесь, по крайней мере, буйный протест оправдывался официальным значением местнических счетов, так что протестовавший иногда оставался правым. Но привыкшие стойко и всегда грубо считаться о местах, искать своего права, бояре с тем же буйством вели себя и в случае простых личных оскорблений, которые они всегда умели связать с оскорблением всему роду, и грубое слово, сказанное лицу, распространяли на бесчестье отцов и дедов, братьев и племянников. Впрочем, необходимо заметить, что и противники, в своих ругательствах, пользовались всяким случаем, чтоб припомнить и как можно сильнее задеть какие-либо родовые старые грешки, бесчестившие весь род поголовно. Так, в 1691 г., брань возникла между двумя самыми знатными и значительными лицами, между знаменитым впоследствии князь Яковом Долгоруким и князем Борисом Алексеевичем Голицыным, дядькою Петра, любимым и влиятельным человеком. Желябужский рассказывает в своих Записках: «Побранился князь Яков Федорович Долгорукой в Верху с боярином князь Борисом Алексеевичем Голицыным, называл он князь Яков его князь Бориса Алексеевича изменничьим правнуком, что при Розстриге прадед его князь Бориса Алексеевича в Яузких воротех был проповедником. И за те слова указано на нем князь Якове Долгоруком боярину князю Борису Алексеевичу Голицыну и отцу его боярину князю Алексею Андреевичу Голицыну и братьям его всем (доправить безчестье); а за безчестье полатное, что он князь Яков говорил в государевой Полате при боярех, послан он князь Яков был в тюрьму; и не довели его князь Якова до тюрьмы, воротили от Спасских Ворот».
В таком виде, вероятно, ходил об этом слух по городу. Подлинное дело, впрочем неполное, рассказывает этот случай таким образом: 1692 г., генв. 28-го, боярин князь Борис Алексеевич Голицын бил челом вел. государям словесно, что «28 числа в хоромех вел. государя (т.) Петра Алекс. комнатные стольники князь Яков да князь Григорей княж Федоровы дети Долгорукие его боярина бранили и всякими скверными и неподобными словами безчестили. Да в тож время безчестили они отца его, боярина кн. Алексея Андреевича», и просил, чтоб в. государи пожаловали, велели б про то бесчестье свидетельми, кто в то время были, сыскать и по сыску указ учинить. Расследовать дело поручено было боярину Тих. Никит. Стрешневу, который на другой день, генв. 29-го, сделал допросы свидетелям.
Стольник Сергей Аврамов сын Лопухин сказал: «Генваря 28 числа в комнате у вел. гос. Петра (т.) боярина кн. Б. А. Голицына стольники кн. Яков и кн. Григорей Долгорукие словами безчестили и называли ево пьяным и говорили: напрасно брат наш кнот посадил в живот Дмитрею Мертвому, посадить было кнот тебе в живот; напився ты пьян и за собою пьяных полк возишь и их тешишь, а нас ругаешь».