Страница 21 из 26
Шикарный ковер пришелся кстати: Тимур сошел вниз без звука. Постоял за дверью. Она приоткрылась – видно, охранник все же услышал то ли вскрик, то ли шорох внутри. Зря мужик проявил любопытство: жестокий удар в переносицу навеки отучил его от безобидного недостатка. Тимур даже не стал проверять, мягко опустил тело на мягкие ступеньки. Во входной двери было три замочные скважины и один толстенный засов, лишний при современных хитрых затворах. Но в данной конкретной обстановке он был в самый раз, и Тимур пропихнул его в щеколду: с такой амбарной мощью не справятся ни механика, ни электроника, и слава Богу, ибо нежданные гости сейчас ни к чему.
Из трех дверей первого этажа Тимур легко вычислил караульную, она отворилась без скрипа. Два мужика охранного вида, до минимума прикрутив звук, смотрели бокс по телеку. Они сидели спиной к входу, и Тимур про себя пожурил их за малограмотность: ловить кайф надо всегда рылом к дверям. Шанс исправить профессиональные недочеты Тимур им не оставил.
Сколько времени прошло? Минута, наверное. Это был порядочный срок, и на всякий случай Тимур подобрал один ментовский автомат. Проверил – заряжен.
Ковровая лестница упиралась в единственную дверь, не крепостную, домашнюю, из резного дуба. Автомат не понадобился: в большой комнате был только один человек. Зятек, сидевший за большим столом, уставился на Тимура скорей не с ужасом, а с недоумением.
– Ну, да, – сказал Тимур, – я. Твои разведчики меня выкрали и доставили, даже ворота ломать не пришлось. Чего это менты для тебя стараются?
– Деньги нужны, вот и стараются, – ответил Зятек.
– Хотели меня убить, – пожаловался Тимур.
– Этого не может быть, – покачал головой Зятек, – им была команда привезти.
Он только теперь начал бледнеть.
– Я-то откуда знал? По автомату с каждого бока – тут занервничаешь.
– А теперь автомат у тебя, – справедливо заметил Зятек и даже слегка улыбнулся. Он пришел в себя быстро. Молодец. Впрочем, он и прежде соображал неплохо.
– Теперь у меня, – кивнул Тимур.
– Может, присядешь?
– Ну, если просишь…
У стены, подальше от стола, стояли три кресла, как раз для пленного и конвоиров. Поскольку конвой задержался на лестнице, Тимур придвинул одно из кресел к столу, поближе к хозяину. На гладкой матовой столешнице, дубовой, как и дверь, стояло слишком много тяжелых предметов, чтобы бояться ствола в ящике. Но и рисковать смысла не было.
– Лапки на стол не затруднит? – спросил Тимур.
– Раз надо, – с пониманием отозвался Зятек и положил ладони на столешницу, – а автомат тебе необходим?
– Да нет, только мешает.
Ковер на полу был еще толще, чем на лестнице, и Тимур аккуратно, плашмя, бросил автомат – тот упал, не звякнув.
Зятек раза два беззвучно шевельнул губами: как и Тимур недавно, понимал, что надо затеять разговор, любой, только не молчать. А слова не шли. Наконец отыскал вопрос, не самый подходящий, но лучшего, видно, не нашлось:
– В Винзаводе руку парню не ты сломал?
Тимур проявил вежливость – есть вопрос, должен быть и ответ:
– Я.
– Так и подумал. Уж больно профессионально сработано.
– Как учили, – развел руками Тимур.
– У него, между прочим, два старика на иждивении.
– А студент, которому он палец сломал, он что, сирота? Тоже небось где-то есть папа с мамой.
– Грязно вышло, – поморщился Зятек, – я им говорил: никакого беспредела. Такой народ: есть возможность охаметь, непременно охамеют.
– Это точно, – согласился Тимур, – народ, он такой. Они для тебя шакалили?
– Еще чего! – Зятек так устыдился обидного предположения, что даже покраснел. – Их личный бизнес. Я сюда редко наезжаю, им скучно, ну, я подумал, хрен с ними, пусть делают, что хотят, форму поддерживают. А видишь, как повернулось.
– Тесть-то как, здоров? – поинтересовался Тимур. Спросил без подковырки: действительно было интересно, столько лет не виделись.
– А ты не слышал? Три года, как похоронили.
– А жена?
– Жена ничего, – сказал Зятек, – болела, с суставами что-то, теперь вроде нормально.
Он сидел неподвижно, только взгляд пару раз чуть заметно скользнул в сторону, за плечо Тимуру.
– Ты не дергайся, никто не войдет, – успокоил Тимур, – там нет никого. Ни одной живой души.
Разговор шел странный до абсурдности: сидят два человека, мирно беседуют, новостями обмениваются – а потом один другого убьет. Он, Тимур, убьет Зятька. И оба это знают. Потому, наверное, и возникла долгая, глухая, безнадежная пауза.
– Ну что, – хмуро вздохнул Зятек, – насколько я понимаю, на этом суде защита не предусмотрена?
– Защищайся, – разрешил Тимур. Теперь ему торопиться было некуда.
– Вы ведь сами сговорились меня убить, – укорил Зятек, – что мне оставалось делать?
И опять Тимур про себя похвалил собеседника: молодец, не стал ваньку валять, по делу высказался.
– Но ведь было за что.
– За Макарыча, да? Но я там при чем?
– А вертушку не ты навел?
– Ты уверен?
Тимур усмехнулся:
– А ты – нет? Тебе что, про Хроменко не донесли?
Он в упор смотрел на Зятька и видел, как тот бледнеет, как тяжело молчит, сглатывая так и невырвавшиеся слова. На еще один вопрос силы все-таки нашлись:
– Верку – ты?
– А кто же еще? – сказал Тимур. – Она же на меня охотилась.
– Вот, б…, жизнь, – с угрюмым отчаянием произнес Зятек, – когда-то были вместе, а теперь мочим друг друга.
Прозвучало искренне, но Тимура не тронуло. Это они с парнями и Макарычем когда-то были вместе, а Зятек сбоку, сам по себе. Они отвечали друг перед другом, а он перед тестем и разными начальниками. Водку, правда, пили коллективно, но водка не дружба, водку мало ли с кем пьешь.
Зятек поднял глаза. Взгляд у него был затравленный.
– Все из-за Макарыча началось, так?
Тимур согласился:
– Примерно так.
– Но я там был ни при чем. Я вообще не знал про Макарыча. Позвонил генерал, велел дать информацию: когда и куда уйдет переводчик. Я же под ним ходил, под генералом. Родина велела! Слушаюсь, будет исполнено. Откуда мне было знать, что Макарыч пошел в тот же кишлак?
– Генерал знал?
– Он мне не докладывал. Он только Крючкову докладывал, напрямую.
– Где он теперь?
– На Кипре.
– Загорает?
– Живет. У него дом под Лимасолом, четыре гектара и пляж.
– Цветы разводит?
– Какие там цветы… Старая школа: пьет водку, ругает демократов и рубится с охраной в домино.
– В Москву наезжает?
– Редко. На хрена ему Москва. У него теперь другая жизнь. Гватемальский паспорт, счет в Лихтенштейне, вилла на Кипре, сын в Лондоне. Типичный русский патриот.
– Хорошо устроился, – бесцветно сказал Тимур. Не осудил и не одобрил, просто констатировал.
Видимо, Зятек ожидал улыбку и, не дождавшись, слегка поплыл. То ли потерял нить поведения, то ли напряжение сказалось. Он вдруг вспомнил:
– Утром мой парень на станции умер – тоже ты?
– Это не твой парень, – покачал головой Тимур, – это подстраховщик. К нему ничего не имею, но ведь он за мной приехал.
– Следующий, выходит, я?
Тимур поинтересовался:
– А что, есть варианты?
Пауза была долгой. Потом Зятек глухо проговорил:
– А ты что делал бы на моем месте? Ждал, пока убьют?
– Плохо вышло, – почти посочувствовал Тимур, – ты сам себя подставил. Ведь Лешка тебя простил. Освободил меня от слова. А нас с ним только двое оставалось. Я сюда приехал мириться, черту подвести. А теперь Лешки нет, значит, и прощать тебя некому.
То, что произошло дальше, было неожиданно. Зятек долбанул лбом по столешнице и громко, зло завыл.
– Мудак! – закричал он. – Зачем? Зачем я это сделал? Мог же нормально разрулить!
– Мог, – согласился Тимур, – а теперь – сам видишь.
Он понимал истерику совсем неслабого мужика. Тот не каялся, не сожалел о людях, убитых по его желанию или прямому приказу, даже себя не жалел – он искренне и горько оплакивал собственную страшную ошибку.