Джентльмены неудачи

После окончания игры произносились речи. Тюремным артистам желали того, чего не желают никаким другим – никогда больше не выходить на эту сцену. Очень по-доброму выступили женщины, входившие в состав жюри, певица и представительница одной христианской организации; известный актер, в свое время тоже побывавший в местах не столь отдаленных, спел под гитару, затем вылезли депутаты. Послушаешь их – мать Тереза просто отдыхает. Конечно, громко свистеть в этом зале никто не решался, но легкое посвистывание иногда доносилось из углов.

Пока трепались депутаты, я договорилась с сидевшим рядом со мной мужчиной о передаче одной из маляв, ради которых меня и посылал в «Кресты» Сухоруков. Потом я извлекла из сумочки пачку «Мальборо» и вместе с посланием незаметно протянула ее мужчине. Пачка мгновенно исчезла где-то в робе. Он, в свою очередь, попросил меня позвонить его матери.

– Она вас знает, – сообщил он. – Смотрит и читает. – Помолчал, подумал и добавил: – Мне еще семь месяцев париться. Дотяну. У меня все в порядке. Скажите, чтобы себя берегла, не волновалась зря. Не о чем уже, в общем, волноваться. Скажите, что я ее очень люблю… Что она мне очень нужна… Никого ближе и роднее у меня нет. Только здесь я это понял… Ну, вы сами сообразите, что сказать.

Я записала телефон.

Но мне требовалось передать еще одну маляву. Я решила действовать через разных людей – мало ли что, поэтому отправилась брать интервью у игроков. Пашка снимал. Я попросила переслать по тюремной почте второе сообщение. Мне обещали это сделать.

Вадим лежал на нижней, самой удобной и комфортной (если можно говорить о комфорте в тюрьме) шконке питерских «Крестов» и прикидывал: кто же мог так его подставить?

В камере его, конечно, приняли по высшему разряду – только узнав, КТО к ним прибыл. И администрация относилась к нему уважительно, лишь во время задержания этот ментовский подполкаш все время борзел. Мусора… и в Сибири, и в Питере одним миром мазаны. Одним словом – мусора.

Отдых у ребят, конечно, был испорчен. В музей «Крестов», называется, собрались! Вот он сам: вместо музея – в самой настоящей камере. Хорошо хоть из его ребят никого тут не закрыли.

Вадим еще не решил, что он будет делать. Но ребята сейчас явно что-то предпринимают. Выйдут на кого-то из питерских, те помогут, организуют ему «грев» и толкового адвоката.

Не успел Вадим об этом подумать, как «грев» и пришел – словно по мановению волшебной палочки. Вместе с малявой от Ивана Захаровича Сухорукова.

Ишь ты, старый хитрый жук! Уже прослышал…

Отправляясь в Питер, Вадим просто думал прощупать почву. Рынок-то тут огромный, есть выходы на Запад. Ребята захотели в музей, и он решил с ними поехать. Все в компании веселее. И как раз Тахир совсем недавно звонил. Тахир был готов увеличить поставки. У него большая семья, родственников много, все кушать хотят.

Но ведь со своим уставом в чужой монастырь не придешь? Не заявишься в Питер: вот он я! Следовало осмотреться, выяснить обстановку, с людьми пообщаться и только потом принимать решение.

– «Криминальная хроника» начинается! – крикнули от стоявшего в углу камеры телевизора.

Как уже понял Вадим, вся камера собиралась у ящика на просмотр аэробики, эротики и криминала. Другие передачи, конечно, тоже смотрели, телевизор работал круглосуточно, вернее, с начала показа программ до самого окончания, но не полным составом. Кто-то подтягивался к экрану, кто-то уходил спать. Но бабы и криминальная хроника – это было святое.

Стройная брюнеточка с длинными волосами с модельной стрижкой рассказывала про музей «Крестов». «Это по заказам телезрителей, что ли?» – усмехнулся про себя Вадим. А брюнеточку знала вся камера. Но Вадим для начала решил послушать про музей.

Телекамера крупным планом показывала поделки, изготовленные заключенными. Не все из них были безобидными – например, ножи, сделанные из супинаторов, извлеченных из обуви, деталей шконок и других железяк, муляжи гранат и пистолетов, причем так умело их смастерили и раскрасили, что поверить в то, что они не металлические, а из хлеба слепленные, можно было, только взяв их в руки. Поражал воображение огромный макет «Крестов». В музее была выставлена на всеобщее обозрение лишь малая толика из имевшихся там экспонатов. Не позволяла площадь.

На стендах демонстрировались фотографии – например, первой Государственной Думы, все члены которой по указу государя императора были препровождены в «Кресты». На другом стенде – конструкторы-затворники и документы об их работе: с 1937 по 1945 год в «Крестах» работало конструкторское бюро под руководством Туполева. Идея создания бюро принадлежала Берии.

После окончания программы сокамерники стали обсуждать не музей, а журналистку. Юлию Смирнову, как понял Вадим.

– Кто она такая? – спросил он, потом удивленно раскрыл рот.

Ну Иван Захарович и развернулся! Уже и пресс-атташе личным обзавелся. Интересно, а к Вадиму Сухоруков сам пожалует или пресс-атташе своего пришлет? Лучше б, конечно, он прислал эту девочку. Она как раз во вкусе Вадима. И Юля эта, как он понял, тут уже неоднократно бывала. Интересная девочка…

Лязгнули засовы, открылась дверь. Заключенные напряглись. Ночной визит контролера может означать что угодно. Скорее всего, это событие не предвещает никому из них ничего хорошего.

– Татаринов, на выход! – прозвучала команда.

Сергей внутренне сжался. Сколько у него уже было таких выводов… Он не мог не помнить, чем они для него заканчивались.

Он слез со своей верхней шконки.

– Живее давай! Чего копаешься? – рявкнул контролер, постукивая черной дубинкой по своей ладони. Пока по своей… Ох, как же бывает больно, когда ПР опускается тебе между лопаток! А уж когда тебя лупят, не разбирая куда…

Сергей вышел в коридор, держа руки за спиной.

– Вперед! Живо! – приказал контролер.

Наученный горьким опытом, Татаринов не задавал никаких вопросов. Какой в них смысл? Ведь все равно отведут, куда собирались. Независимо от того, будет ли он знать, на встречу с кем его ведут, или не будет. Встреча все равно состоится. За нее заплачено. Вот только с кем свиданка на этот раз?

Его доставили в тюремный дворик. Там его ждал Ящер.

– Ну, здравствуй! – Славик первым протянул руку и добавил: – Кто старое помянет – тому глаз вон.

– Враг моего врага… – ответил Сергей с улыбкой и пожал протянутую руку.

– Ну давай, рассказывай подробно, о чем ты там вспомнил, – предложил Ящер. – Только не тяни резину. Сам понимаешь…

Сергей кивнул и выдал неоднократно прокрученную в мозгу версию. Он уже два дня лежал на шконке, репетируя про себя, что скажет Ящеру.

Репетиции не прошли даром. Версия звучала убедительно.

– Хм, – сказал Славик, выслушав Сергея, не перебивая. – Очень и очень любопытно. Но ты уверен?..

– Как в наше время вообще можно быть в чем-то уверенным? Но вероятность очень велика.

– Я с тобой свяжусь, – заявил Ящер на прощание и опять пожал Сереге руку. Крепко и по-дружески. Они стали партнерами. «Враг моего врага»…

– Так ты с рождения знал, что станешь аптекарем? – спрашивала Светка у Отто Дитриха, нежась с ним в постели и наманикюренным пальчиком выписывая на груди немца непонятные барону узоры.

– Да, Светлана, – ответил фон Винклер-Линзенхофф.

Аптекари, как и врачи, в Европе всегда считались людьми уважаемыми. Дело это было не только почетным, но и доходным, во все века. Вот только во время эпидемий им запрещалось покидать свои аптеки, когда их соседи бежали из городов куда глаза глядят, причем подальше. Но эпидемий давно нет, а бизнес остался. Доходный бизнес… Отто Дитрих мечтал сделать его еще доходнее. Каждый мужчина в роду фон Винклер-Линзенхоффов считал своим долгом удвоить состояние, доставшееся ему от предков. Правда, не у всех получалось. Некоторые – теряли. А сколько преданий было в их семье… Преданий, передававшихся из поколения в поколение, причем половина из них пересказывалась только шепотом.