История падшего ангела

– Я не школьница, мне двадцать семь лет, и у меня сын в школе учится, – заметила я ледяным тоном.

Мужик наконец развернулся и уставился на меня. Взгляд его я выдержала, и он отвел глаза первым.

– Этого не может быть, – сказал он голосом твердокаменного ленинца, которому рассказывают, что безработные в капиталистических странах живут лучше, чем работающие в соцлагере.

Анька, которой концерт в гримерной уже порядком поднадоел, поднялась, достала убранный в сумку парик и надела его мне на голову. Немножко кривовато, правда, но я стала более узнаваемой для масс.

– Теперь пойдет? – ехидно поинтересовалась она. У опера отвалилась челюсть. – Или мне ей полный макияж наложить? Тогда вам придется подождать часика полтора. Может, обойдемся все-таки без грима?

Мужик пару минут издавал какие-то нечленораздельные звуки, общий смысл которых мне был понятен, – неоднократно доводилось слышать такое от тех, кто видел мое магическое превращение впервые.

Мне стало его жалко, да и зачем зря настраивать против себя родную милицию? Я улыбнулась и уточнила, устроит ли его предложенное мною время – час дня? Мужик челюсть вернул на место, резво закивал и что-то пометил дрожащей рукой на листке бумаги.

– Теперь объясните, как доехать.

Он объяснил, все еще пребывая в состоянии шока и продолжая меня разглядывать.

Затем наконец сел на диванчик, покинутый Анькой, занявшей оборонительную позицию рядом с моим стулом, положил листок бумаги на папочку, записал мои данные, задал несколько дежурных вопросов (но что я могла ему сказать?), затем немного помялся и извлек из кармана одну из наших рекламных открыток.

– Настя, вы не могли бы… для моей дочки?

– C удовольствием, – улыбнулась я и поставила автограф.

Судя по тому, что наши все уже расписались на своих фотоизображениях, оперативник потратил время не зря и хоть какую-то работу выполнил. Наверное, гораздо более важную для дочки, чем расследование очередного убийства. Убийств много, а дочка – одна.

Я поинтересовалась, сообщили ли жене Леонида Борисовича о его смерти.

– Ой, да! – воскликнула Анька. – Ритке же надо позвонить!

– К ней уже поехали, – вставил опер. – Пожалуйста, не звоните туда пока.

Я спросила, когда будет можно. Опер пожал плечами и сказал, что, наверное, завтра. Я кивнула.

Честно говоря, супругу Леонида Борисовича мне было очень жалко. Я не знала историю их женитьбы, только то, что они были знакомы с детства и их семьи дружили. Может, правильнее будет сказать, вращались в одних и тех же кругах или властных структурах. Насколько мне известно, мирок детей таких родителей довольно узок. Дружат они с детства между собой и редко женятся на ком-то из другого круга. В общем, семьи Леонида и Риты рассчитывали, что детки поженятся. Но имелось одно «но». Леонид Борисович был статным и довольно симпатичным мужиком. Самцом с большой буквы. Казалось, что из всех его пор прет сексуальность. Ритка же… была просто никакая. Серая мышь. То есть белая моль. Ни одной яркой черты, жидкие волосы, стянутые в «хвостик», фигура – как обрубок дерева. Может, она сексапильна? Я интересовалась у парней. «Сдурела?» – выпучили они глаза. Леня не пропускал ничего, что движется, но, надо отдать ему должное, меня он не тронул ни разу после того, как получил резкий отпор, в чем мне также помогла и Анька. Подружка его вообще взяла за шкирку (это ее фирменное обращение с мужиками, которые ее достали или чем-то ей не угодили) и тряхнула разок. Подействовало. И вообще это действует на особей мужского пола очень убедительно. По крайней мере, до них сразу доходит то, что Анька желает донести. Не исключаю, что Максимов до последнего дня считал нас лесбиянками, в чем мы его не разубеждали, как, впрочем, и всех остальных, кто почему-либо так думал. Чем меньше мужиков ко мне лезет – тем проще для меня. И для Аньки, охраняющей мое священное тело.

Но что-то держало Леонида в семье, семнадцать лет держало, несмотря на то, что детей у них с Риткой не было. Да, он шлялся, шлялся, а от Ритки не уходил. Мы с Анькой строили всевозможные догадки, а потом решили, что Ритка занимается черной магией. Как еще эта страхолюдина, без детей, смогла не только удержать такого мужика, как Леня, но еще и ни дня в жизни не работать?

Мы с Анькой многократно бывали у них дома, причем всегда вместе и держась за ручки. В первое посещение Ритка нас очень внимательно оглядела, а раза этак с третьего стала даже проявлять радушие. Может, поняла, что мы на ее сокровище никаких видов не имеем, а вовсе наоборот. А когда я пару раз Ленечке украшала физиономию своими ногтями (в пылу дискуссий), Ритка звонила и уточняла, на самом ли деле это я или нет. Я подтверждала и просила добавить от моего имени скалкой. Ритка хохотала и очень тепло со мной прощалась, заявляя, что обязательно последует моему совету, а также благодарила за помощь в воспитании муженька. Правда, новых царапин на лице у Леонида я потом не замечала, может, были где в других местах, не знаю.

Но что теперь станется с Риткой? Ей тридцать шесть лет, куда она пойдет работать, если никогда этого не делала? Ведь оставшихся от Леонида Борисовича денег на всю жизнь не хватит. Независимо от того, сколько там осталось. И за кого она сможет выйти замуж, когда полно более молодых и красивых баб?

Оперативник тем временем раскланялся со мной и с Анькой, бросив прощальный взгляд на ее бюст, и покинул гримерную.

– Надо съездить к Ритке, – сказала я.

Анька кивнула.

– Завтра вечером? – предложила она.

– Пойдет.

Мы стали собираться, а затем, миновав милицейский кордон, загрузились в Анькину машину, и она отвезла меня домой. Сама я после выступлений за руль обычно не сажусь. А после этого концерта и всего случившегося у меня даже руки немного тряслись.

Глава 2

22 ноября, понедельник, утро

Сына утром в школу я проводить не могла: не проснулась. Он просто зашел ко мне в комнату, я спросонья его поцеловала, пообещала вечером вернуться пораньше (мы же сегодня едем к Ритке!), потом еще продрыхла пару часиков.

Мама разбудила меня в одиннадцать, хотя я просила сделать это на час позже.

– Женя пришел, – сказала она.

Я поднялась, заглянула в кухню, где Женя уже пил с ней кофе, рассказывая в подробностях о вчерашних событиях – я ночью не успела это сделать.

– Погодите, я душ приму, а то никак не могу проснуться, – сказала я.

Когда снова зашла на кухню, мама уже приготовила завтрак. Женя с радостью составил мне компанию: его дома не накормили.

– Опять с Юлькой чего-то не поделили? – спросила я.

Он махнул рукой и с жадностью набросился на еду.

C Юлькой они жили, как кошка с собакой. Женя вообще оставался в семье только из-за дочки, которую безумно любил и которая была его копией. К сыну, родившемуся чуть больше года назад, таких чувств он не испытывал. Вообще о нем он говорил редко, не то что о своей любимице, которой со всех гастролей привозил всевозможные подарки и проводил с ней практически все свободное время.

Юлька же всегда была всем недовольна, хотя должна была молиться на Женю: в последние два, да уже фактически три года зарабатывал он очень неплохо, семью содержал, Юлька чуть ли не каждый день меняла шмотки, конечно, не работала, да еще имела прислугу. К тому же Женька, в отличие от других наших парней, не кобелировал с поклонницами в послеконцертное время. Если и бывали у него романы, то редко, и ночевать он всегда приходил домой. На моей памяти девочек у него было две, причем одна из них мне очень нравилась. Как и Женьке. Но из-за дочки из семьи он уйти не мог… Поэтому расстался с девчонкой, чтобы она не питала никаких иллюзий и устраивала свою личную жизнь. Другие наши орлы о чувствах девчонок не думали, правда, поклонницы почему-то в основном предпочитали их (солиста Андрюшу чаще остальных), а не порядочного Женьку. «Идиотки!» – иногда хотелось крикнуть мне.