Страница 10 из 11
Я ему поддакнула. Майор слушал с хмурым видом и от дальнейших комментариев воздержался.
– Простите, а почему вы выступаете… в нечеловеческом облике? – подал голос Санидзе, который внешне был совершенно не похож на грузина. Нос на его лице, правда, выделялся, напоминая огромную картофелину с сизым отливом, но никак не напоминал традиционный грузинский.
– Имидж, – пожала я плечами, одаривая его улыбкой.
– И так жить легче, – добавил Женька. – Мы, конечно, могли бы прийти к вам в том виде, в котором вы бы нас сразу узнали. Но, боюсь, мы не добрались бы сюда и до вечера. Да и холодновато в той одежонке при нынешней погоде. Вы же тут возмущались, что никто не пришел вовремя? Я пришел точно в указанное время, – это было не совсем так, но как мент докажет? Петров же тут препирался с нами неизвестно сколько. – То, что вы меня тогда не узнали – это ваши проблемы. А Настя так вообще на полчаса раньше появилась. Мы живем рядом и поехали на ее машине, потому что моя барахлит. Зашли вместе, не сидеть же девушке полчаса в коридоре? Давайте больше не будем тратить зря время, а? Ни ваше, ни наше. Мы пришли вовремя, потом чуть-чуть развлекли ваших коллег, у них был, так сказать, небольшой перерыв во время работы, после которого эта работа должна пойти лучше, не правда ли? Так что начнем с чистого листа. Не держите на нас зла. Мы, по крайней мере, на вас не в обиде. Так, Настя? Считайте, что мы только что вошли в дверь и концерта не было.
Седой на протяжении Женькиной речи изучающе его разглядывал. Предполагаю, что он представлял нас какими-то идиотами, где-то на уровне инфузории туфельки, ожидал увидеть полуголых раскрашенных придурков, с которыми столкнулся вчера в комплексе, теперь же перед ним сидели вполне нормально одетые люди, к тому же умеющие говорить. А Женька в очках вообще смотрится как какой-нибудь физик-ядерщик, но никак не поп-звезда.
– У вас высшее образование? – Петров задал Женьке вопрос, который мы никак не ожидали услышать.
– Да. Ленинградская консерватория по классу рояля.
– У вас? – обратился майор ко мне.
– Тоже. Правда, я всегда мечтала стать оперной певицей…
– Но почему тогда?.. – воскликнул Петров. – Ребята, я сейчас смотрю на вас… Да вы совершенно нормальные люди, черт побери! Признаюсь, не думал… Не ожидал…
– Вы можете содержать семью на вашу зарплату? – посмотрел на него Женька.
Майор несколько замялся, а Санидзе снова подвинул стул, чтобы видеть наши лица.
– Не очень-то, – с улыбкой сказал он.
– Мы с Настей перебивались случайными заработками, пока не попали в «Кокосы», – продолжал Женька. – У меня жена, двое детей, у Насти – сын, мама-пенсионерка. Нам как-то надо жить.
– И жить хочется хорошо, – добавила я. – Да, нам самим не все нравится из того, что мы делаем. Мы очень много ругались с Максимовым насчет нашего имиджа, да, мы тоже восприняли его в штыки, как и вы, но это – то, что нужно публике. Нас знают именно такими. И у нас неплохая музыка, вы не находите? Это легкие мелодии, под которые сразу же хочется танцевать.
Санидзе кивнул. Петров молчал.
– Мы доставляем людям удовольствие, – продолжала я. – Конечно, нас не все любят. Но на наши концерты приходят тысячи. Кассеты и компакт-диски продаются миллионными тиражами, наша музыка звучит в машинах, ее постоянно крутят на дискотеках. Значит, это кому-то нужно?
– Музыка – да, согласен, – сказал Петров. – Сам слушаю, признаю. Но почему вы так выглядите на сцене?!
Женька попытался объяснить, что для повышения популярности нужны как красивые молодые мужские тела, так и сексапильные женские. Девчонки-поклонницы хотят видеть наших мальчиков именно такими, обожают, когда Андрюша, то есть Кока, падает в народ, с него срывают одежду – и девчонки счастливы. Я кручусь на сцене и перед телекамерой, выгодно демонстрируя прелести своей фигуры – и это нравится мужчинам.
– Но, Шуша, простите, Настя, ну как бы это сказать… – подал голос Санидзе. – Вот я сейчас смотрю…
– Камера полнит, – пояснила я, поняв, что он хочет сказать.
– Ясно, – кивнули оба хозяина кабинета.
После чего Петров перешел непосредственно к теме нашей встречи.
Повторили вчерашние вопросы, задали новые.
– То есть Максимов вам вчера в антракте дал нагоняй? Он был заведен? Это часто с ним случалось?
– Всегда, – ответили мы с Женькой хором.
Санидзе, вернувшийся к своим бумагам, хохотнул.
Мы сказали, что во вчерашнем поведении Леонида Борисовича не заметили ничего необычного. Поорать он любил, матерился, как сапожник, от рукоприкладства его, пожалуй, удерживал только наш «имидж» и необходимость выходить на сцену и позировать перед телекамерами. Куда бы мы выползли с синяками?
Последний раз мы его видели за несколько минут до окончания антракта. Вернее, я видела, выйдя в коридор. Он несся в противоположную от сцены сторону.
– А дальше? – спросил Петров, что-то записывая неразборчивым почерком.
– Началось второе отделение, – пожала я плечами.
– Во время второго отделения вы его не видели? – уточнил Петров.
Нам стало смешно, и мы в подробностях описали нашу «кухню», пояснив, что за кулисы можно забежать только на несколько секунд, чтобы хлебнуть теплого морса (его пью я) или воды. Петров хотел знать, кто мне его подает.
– Анька. Ну то есть Анна Станиславовна Табакова. Бывает, еще кто-нибудь. Но поймите, никто из группы далеко за кулисы не забегает. Некогда. Не бросишь же публику?
Майора интересовало, где обычно находился Максимов во время концерта. Мы с Женькой переглянулись.
– А когда где… – протянула я. – Честно говоря, никогда не задумывалась. Иногда он стоял у самой сцены, следил за нами, потом разгон устраивал. Иногда… Наверное, где-то за кулисами болтался. Бегал, как взбесившаяся вошь. Он всегда так носился, руками размахивал, орал. На сцену редко выходил. Бывало, конечно. Хотелось ему публике свой светлый лик показать. Он и показывал. Но вы о нем лучше у группы сопровождения спросите. У тех, кто нам помогает. Они лучше скажут. И потом, раз на раз ведь не приходится. И концертные залы и комплексы все разные… Честно, мы как-то…
– Не интересовались этим, – закончил за меня Женька. – И без того проблем хватало. Делать нам нечего: думать о том, чем Максимов во время концерта занимается.
Петров внимательно на нас посмотрел, помолчал немного, потом уточнил:
– Вы его не любили?
– Артист, как правило, ненавидит своего продюсера, – сказал Женька. Я кивнула.
– Вы понимаете, в чем вы сейчас признаетесь?
– А в чем мы признаемся? – взорвалась я. – Да, мы его ненавидели. И другие поп-звезды могут сказать вам то же самое про своих. Не верьте, если скажут, что у них любовь до гроба. Ну если это только не муж и жена. Хотя и там бабушка надвое сказала.
И я залпом выдала все наши претензии к Леониду Борисовичу. В подробностях рассказала, как он хорошо погрел на нас руки, отстроив себе трехэтажный особнячок из красного кирпича на Зеленогорском направлении, про десятикомнатные апартаменты в центре города, напоминающие антикварную лавку, про автомобильный парк, ну и прочие мелочи. Ведь эти деньги заработаны нами! Но Максимов сам снимал сливки, вместо того чтобы увеличить нам гонорары. Да, конечно, мы тоже здорово поднялись в сравнении с тем, с чего начинали, но наши деньги не чета его доходам.
– Все в вашей группе так думают? – спросил Петров. Санидзе отложил бумаги и внимательно нас слушал.
– И в группе. И в труппе, – сказал Женька. – Ребятам-то, которые нас обслуживают, вообще копейки платят. Нам в принципе еще по-божески. Максимов все-таки понимал, что мы и отвалить можем. Правда, я не считаю, что с другим продюсером было бы лучше. Если только это не твой близкий друг… Хотя… когда в дело вступают деньги… друзья тоже по-разному себя ведут.
– То есть все, кто работает вместе с вами в разных… должностях, были недовольны Максимовым? – уточнил Петров.
Мы с Женькой дружно кивнули, даже не переглядываясь.