Страница 47 из 66
Горький дым медленно рассеивался над полем скоротечного боя.
5
Слишком поздно примчался связной в штаб армии Городовикова.
Боец полулежал в седле, как бы обхватив повисшими руками шею взмыленной лошади.
Разведчика сняли, он был мертв.
- Это Алим! - воскликнул Махметка, узнав товарища.
- Смотри, мертвый прискакал, - удивлялись бойцы.
Чувство тревоги передалось бойцам, но никто не знал, что же случилось в группе разведки. Связной уже ничего не мог рассказать.
Наконец в седле, в переметной сумке, нашли записку Сергея.
Запели трубы, и кони встревожились. Один за другим строились эскадроны, с грохотом разворачивались орудия, взбивая пыль, мчались тачанки. А трубы звали всадников:
Вперед, вперед, друзья!
Вперед, вперед, друзья!
Из ножен шашки вон!
Ура!
Глава двенадцатая. БЕССМЕРТНЫЕ
Орленок, орленок, товарищ крылатый,
Ковыльные степи в огне.
На помощь спешат комсомольцы-орлята,
И жизнь возвратится ко мне.
1
Очнулся Ленька от дорожной тряски и знакомого с детства клекота украинской брички.
Над самым лицом всхрапывала морда взнузданной лошади. За бричкой ехал конвойный. Ленька лежал на своих же связанных руках, и они затекли, веревки врезались в тело. Соломенная подстилка утрамбовалась, и было жестко лежать. Плечом он упирался в боковую доску брички. Другому плечу было тепло: кто-то лежал рядом. Да ведь это Сергей, и он в беспамятстве.
Над головой плыло бесконечное небо. Сквозь тарахтенье брички было слышно, как поют жаворонки. Ленька чуть приоткрыл глаза и увидел всадника. За плечами у него покачивалось дуло карабина. Куда везут их и почему бричка окружена конвоем?
Кучер и конвойный, сидевший на облучке, негромко разговаривали. Верховые, что ехали рядом, возражали или поддакивали.
- А по мне: порубать их - и дело с концом. Скажем, при попытке к бегству.
- Нельзя... У ентова, слышь-ка, полковничьи погоны нашли. Маскировался под наших.
- А нам какое дело?
- Не скажи...
- А я так думаю, братцы, что полковник Шахназаров не зря их в контрразведку велел отвезти. Должно-ть, они те самые, что штаб в Белоцерковке разгромили и офицеров наших с собой увезли.
- Там разберутся...
- Что и говорить... Туркул живо разберется.
- А что?
- Уж больно лют. А теперь, когда брата его в Белоцерковке убили, и вовсе озверел... А надысь взяли в плен пятерых красных. Так он, Туркул, значит, велел связать им руки и ноги, а сам снял брючный ремень, сделал петлю и передавил всех своими руками. Упрется ногой в плечо и тянет ремень, пока бедняга перестанет биться... Одного из наших стошнило - так страшно было глядеть.
- И правда...
- А ну, стой, Кузьма.
- Чего еще?
- Бахча. Пить хочется.
- Ехать надо. Полковник приказали скорее доставить.
- Останови, тебе говорят.
- Тпру-у-у...
Было слышно, как слезли с коней и верховые. Все побежали на бахчу. Некоторое время было тихо, лишь кони фыркали и звякали уздечками. Потом ездовой Кузьма крикнул:
- Вон того рви, полосатого!.. Да куда ты смотришь? Позади.
И снова тишина, трели жаворонков и ароматный ветерок, пахнущий дынями.
Ноет обгорелая спина, заходится от боли сердце. Но какими страданиями измерить потерю друзей? Зарубили веселого балагура Петю Хватаймуху. И Валетка навеки остался на проклятом панском дворе. Вспомнилось, как погибал верный друг, бил копытом землю - не хотел умирать...
Первый казак вернулся нагруженный арбузами, слышно, как уронил один, и он раскололся.
- Подыми...
- Ладно, пущай кони поедят. Режь вон того, он поспелее.
Тяжело дыша от натуги, подошел другой, оставил кавуны и опять побежал в степь.
Скоро все собрались, мирно расселись на земле в тени брички. Хлюпали сочными арбузами, отплевывали косточки, перебрасывались шутками.
Над бричкой закружились осы, привлеченные сладкой свежестью арбузов и дынь. Пересохшие губы Леньки просили влаги. «В плену, в плену, - с горечью думал он. - Лучше бы пулю в сердце, чем плен...»
- Дюже богатый край Таврия. Сколько ни воюем, добра истребили сколько, а вот тебе: нетронутая бахча.
- Так ведь кого истребляем? Свово же брата, крестьянина.
- Какие они крестьяне? Хохлы...
- Кузьме дыни отрежьте... Шамиль, дай кинжал.
- Ладно, братцы, пора ехать, а то не дай бог Туркулу на зуб попадешься.
- Теперь там другой, тот, что от красных убежал.
- Штабс-капитан?
- Ну да.
- Как же он убег?
- Не знаю... Говорят, из-под самого Харькова, вон куда увезли, бедолагу. Сам Фрунзе, сказывают, говорил с ним.
- Ну и что?
- Убег... Врангель, слышь ты, наградил его за ловкость, а Кутепов к себе в контрразведку взял.
Снова загремела колесами бричка, застучали подковы лошадей. Катила бричка по степной дороге, а думы Леньки бежали за ней. Вспомнился разговор с отцом в далеком детстве, когда вернулся он из дальних странствий: «Как живешь, сынок?» - «Хорошо живу». - «Что же ты пуговицу не пришьешь?» - «Мамке некогда». - «А ты сам. Все сам делай, на мамку не надейся. Вдруг придется без мамки жить». - «А ты где был так долго?» - «Отгадай загадку, и поймешь». - «Какую?» - «А вот какую - лежит брус во всю Русь, а как встанет - до неба достанет». Ломал голову Ленька, не мог отгадать. Отец засмеялся: «Эх ты, отгадчик... А ответ куда проще - дорога! У тебя, сынок, тоже будет своя дорога...» И вот она, Ленькина дорога, может быть, последняя.
Тихо в степи. Дорога пошла в гору. Кони тяжело засопели, зафыркали. Послышался отдаленный лай собак. Значит, близко село. Так и вышло: скоро под бричкой загудел деревянный мост, потом колеса снова мягко покатились по дорожкой пыли. Где-то заблеяла овца и послышался женский говор - звон ведра у колодца.
Наконец бричка остановилась, и тот, кого звали Кузьмой, спросил:
- Господин полковник в штабе?
- Кажись, там... Кого привезли?
- Двоих красюков... Дай закурить.
По мирным звукам села, по лениво-скучающему разговору солдат было ясно, что завезли пленников далеко в тыл. Впрочем, не все ли равно куда. Какие муки ожидают его и Сергея?
2
В контрразведке их встретили два старших офицера. Конвойные передали им письмо от князя Шахназарова. Пленных строго охраняли: Леньку - горбоносый чеченец с обнаженной шашкой, а Сергея - двое казаков в лохматых черных папахах с кокардами. Его вели под руки и усадили на лавку перед длинным крестьянским столом, на котором стояли полевые телефоны и, свернувшись змеей, лежала ременная плетка со свинцовым шариком на конце. Сергею не развязали руки, ждали приказания.
У Леньки глаз острый и память цепкая: он сразу узнал лысоватого штабс-капитана Каретникова, которого захватили они в Белоцерковке. Значит, это о нем говорили конвойные казаки: «Сбежал из-под самого Харькова».
Ленька удивлялся самому себе: ни страха в сердце, ни колебания - одна злость.
У Каретникова молодое лицо, сочные губы и насмешливые глаза. Во втором офицере Ленька признал Туркула - очень похож на брата: угловатая квадратная челюсть, а глаза холодные, стальные, точно блеск сабли.
- Как фамилия? - спросил Туркул у Сергея.
Сережка поднял на офицера глаза, полные спокойной ненависти.
- Иисус Христос.
Каретников с любопытством взглянул на пленного, а Туркул даже не пошевелился, сидел тяжелой глыбой.
- Я спрашиваю фамилию.
- Не скажу.
- Скажешь... У меня молчат первые пять минут, а потом на карачках ползают и сапоги целуют.
- Плохо знаешь нас.
- Кого это?..
- Комсомольцев.
Туркул сидел за столом, а Каретников в черном мундире с белым черепом на левом рукаве стоял рядом. Вот он вышел из-за стола и сказал Сергею с насмешкой: