Страница 16 из 22
Египетский офицер, и без того смуглый, почерневший от дыма и сажи, которая летела с горящих крыш, отдавал команду:
— Фидаи, эдраб!
«Фидаи» по-арабски «не щадящие жизни». Да, жители Порт-Саида не щадили своих жизней. Но против них был в сотни раз более сильный враг, вооружённый танками, военными кораблями и самолётами.
Египтяне отступали шаг за шагом. Уже горели окраины Порт-Саида, а квартал бедных домов, где жила семья Мустафы, был начисто сметён с лица земли. Там только дымились развалины.
18
Неужели Фатьма забыла о своей дочери Камиле? Неужели она бросила её одну среди горящих домов, обрушивающихся потолков, свистящих бомб, взрывов, смерти?
Боясь пошевельнуться, поднять голову, открыть глаза, Камила время от времени звала:
— Мама! Мамочка!
Ведь раньше стоило Камиле занозить палец, споткнуться, упасть, ушибить колено или чуть обжечь руку о горячий котелок, мама всегда приходила на помощь. Никто не мог так успокоить Камилу, облегчить её боль, обласкать и согреть, как мама. А тут, когда камни сыпались на Камилу, взрывы сотрясали воздух, бомбы рвались вокруг, мамы не было…
Фатьма с треском разорвала кусок холста, которым была обмотана вместо платья. Прикусив материю зубами, она рвала её на полосы, узкие, как бинты.
Стонали справа и слева. И Фатьма, перевязав одного раненого, переползала к другому. Стоны звали её со всех сторон. Люди, впервые в жизни испытавшие войну, бой, пугались ранений, холодели от боли и страха, не зная, серьёзно ли ранены, будут ли жить.
Фатьма не только помогала им тем, что останавливала кровь, но и тем ещё, что успокаивала прикосновением своих тёплых рук, добротой глаз, хорошим, ласковым словом.
Однако она ни на мгновение не забывала о доме.
«Как там Камила? Как моя доченька?» — всё время думала Фатьма. Она с тревогой смотрела на небо: не посветлеет ли оно? Но небо оставалось чёрным, и только отсветы орудийных выстрелов освещали красноватыми отблесками облака.
Когда чуть рассвело, Фатьма увидела седую женщину, которая лежала ничком, обняв тело юноши с такими же кудрявыми волосами, как у Яхии. Над обескровленным лицом волосы казались ещё темнее.
— Вагира! — Фатьма взяла женщину за плечи. — Ты же умеешь делать перевязки. На! — Она сунула в руку женщине длинный кусок холста. — Вот там стонут, зовут, слышишь? Иди! А я побегу за Камилой. Она осталась одна. А уже начало светать. Скоро Камила может проснуться.
Женщина приподнялась, посмотрела на Фатьму и на убитого сына, казалось, ничего не понимая. А в это время с той стороны, где стреляли, раздался стон.
— Иди, — сказала седая женщина. — Иди, Фатьма. Я помогу…
Фатьма сползла с тротуара на мостовую, завернула за угол, вскочила и побежала.
Бежать было трудно. В узких улочках темнота скрывала бугры и ямы разрушенной мостовой. Фатьма вытянула вперёд руки, точно слепая. «Ещё совсем темно, — думала она, — значит, Камила спит. Я не буду её будить. Возьму на руки и унесу. Унесу подальше от порта, от канала, от обстрела. Мы спрячемся с ней в подвале. Я спасу её, конечно, спасу…»
Улицы были пусты. Под ногами у Фатьмы хрустели осколки стекла, она то и дело спотыкалась о камни и всякую рухлядь, лежащую на мостовой. Но Фатьма ни разу не упала. Точно ветер мчал её вперёд, приподнимал, переносил через препятствия, гнал к цели. Стрельба и взрывы, грохот рушащихся домов — всё это смешалось для Фатьмы в один сплошной гул. И в этом гуле ей чудился голос Камилы, которая звала её.
Квартал, ещё квартал. Стало светлее. Вот он за поворотом, дом Мустафы. Цел. Только вместо стёкол тёмные провалы.
— Камила! — закричала Фатьма. — Камила! Доченька!
До её дома было ещё шагов сто. Нет, не услышать на таком расстоянии крика Фатьмы. Но она и не думала об этом.
— Камила! Доченька! Я бегу! Я бегу к тебе!
Фатьма поравнялась с будкой сапожника, когда рядом разорвалась бомба. Стена качнулась, как бы задумавшись, падать — не падать, и рухнула на землю, накрыв собой Фатьму.
В это время танки врага ворвались в Порт-Саид.
Баррикады, за которой лежали Мустафа и Яхия, не было. По ней прошли гусеницы тяжёлого танка.
Офицер, который отдавал команду: «Эдраб!», был убит. Фидаи отошли, скрываясь в подвалах разрушенных домов, в сараях, на чердаках — мало ли где: в родном городе человек всегда найдёт для себя укрытие.
19
Порт-Саид был захвачен врагами. Но это не значит, что портсаидцы сдались, что египетский народ был покорён. Каждый квартал Порт-Саида захватчикам приходилось брать как неприступную крепость.
Враги египтян сначала засыпали город снарядами с крейсеров и миноносцев. В это же время кварталы Порт-Саида бомбили с воздуха. И бомбёжка усиливалась с каждым часом войны.
Яхия лежал в котловане недостроенного дома. Перед ним была невысокая кирпичная стена, за которой, ему казалось, было как-то безопаснее. Хотя ясно было, что эта стенка в рост человека не спасёт от бомбы, даже небольшой.
Когда визг падающей бомбы раздирал воздух, Яхия крепко стискивал зубы, зажмуривал глаза и вдавливал голову в плечи. Он злился на себя за то, что не поборол страх, но ничего не мог сделать с собой. А ведь ещё несколько часов тому назад Он чувствовал себя совершенно бесстрашным.
После взрыва бомбы Яхия осторожно приоткрывал глаза, но тут же закрывал их: едкая пыль, дым, гарь — всё это въедалось и заставляло зажмуриваться.
«Что же это? — думал Яхия. — Почему я не двигаюсь, не стреляю, не воюю, не борюсь с врагами? — И Яхия сам же себе отвечал: — А как стрелять? В кого? Ведь врага не видно. Он где-то за облаками. Нет, — убеждал себя Яхия, — я должен что-то делать, я должен бороться!»
Однако он продолжал сидеть в котловане, пока не увидел на небе яркую вспышку; потом мелькнул чёрный силуэт самолёта с огромным хвостом дыма. И взрыв — страшный взрыв! — грохнул где-то вблизи.
Яхию будто встряхнули. Так бывает с электрической лампочкой: соскочит волосок-проволочка и лампочка погаснет, а стоит встряхнуть её, волосок станет на своё место и лампочка загорится вновь.
Яхия выскочил из своего ненадёжного убежища и пополз в тот конец улицы, где высилась баррикада.
20
Борьба становилась ожесточённее с каждым часом. К портовым сооружениям Порт-Саида подошли широконосые десантные баркасы захватчиков с солдатами и танками. В это же время из огромных «летающих вагонов» сыпались на египетскую землю парашютисты-десантники.
Большинство этих десантников не ушли из Порт-Саида. Многих врагов, спрыгнувших на египетскую землю, фидаи оставили навсегда в этой земле.
Порт-Саид, прекрасный город, окружённый со всех сторон морем, истекал кровью, но не сдавался.
«Море? Но ведь оно солёное! — пришло на ум иностранным захватчикам. — А пресную воду портсаидцы получают за десятки километров, из реки Нил. Отлично! Отрезать город от пресной воды. Ведь уморить людей жаждой страшнее, чем голодом…»
Нет, не сдавался Порт-Саид!
От жажды у людей трескались губы и выступала солёная кровь.
Портсаидцы не сдавались.
В городе не было ни воды, ни пищи… Пепел и сажа валился с неба, точно чёрный снег. Самолёты врага снижались над улицами и расстреливали людей из пулемётов.
Портсаидцы не сдавались.
По Суэцкому каналу плыла пена необычного цвета — чёрно-розовая. Это белую пену почернили копоть и дым пожарищ, а подрумянили отблески огня.
Танками врага уже были размётаны в прах все баррикады, превращены в песок и щебень густонаселённые кварталы бедноты; уже сорван солдатами интервентов зелёный флаг Египта, на котором кровью египтян было написано:
«Свобода или смерть!»
Уже окутаны колючей проволокой пальмы в кварталах, где размещены иностранные банки, конторы и дома богачей. Сюда не упало ни одной бомбы, здесь не стреляли, не жгли, не убивали.
Захватив Порт-Саид, иностранные интервенты охраняли эти кварталы банкиров. Здесь солдаты интервентов пытались скрыться от бесстрашных фидаи.