Страница 4 из 35
Леша вслушивается в информацию АТИС, зажал наушники руками, чтобы в тысяче данных уловить главное: ветер и коэффициент сцепления. Я пилотирую один; мы слишком быстро приближаемся к новой посадочной прямой, идем с этим курсом от 3-го к 4-му развороту. Витя долбит НВУ, пытаясь набить данные на новый посадочный курс. Я краем глаза слежу, выставил ли Леша цифры 232 на своем ПНП, и долблю Витю, переключил ли он привода и КУРС-МП; одновременно даю команды о режиме двигателей, шурую интерцепторами и деру машину, лихорадочно пытаясь погасить скорость и поскорее выпустить шасси; но по МПР мы уже где-то на посадочном, а скорость еще 400, провернемся; точно: круг отпустил на посадку, посадка дает, что мы провернулись и уже справа 4000. Удаление по «Михаилу» 16 км, есть еще запас…
Короче, к точке входа в глиссаду мы все успели, на пределах, без нарушений… кроме контроля по карте в связи с изменением посадочного курса. Леша успел принять, что Ксц=0,41, но я тут же забыл цифру, лишь понял, что сцепление не ахти, но по ветру проходит. Где-то на 150 м увидел полосу.
На земле Лешу все подмывало посоветовать службе движения, чтобы чуть пораньше давала знать экипажу о том, что меняют посадочный курс. Я же, зная Куйбышев, отнекивался: бесполезно. Заспорили.
Ну, позвонили РП. Тот тут же задергался и, еще не зная опасности, судорожно стал обставляться обтекателями. Короче: слушайте вовремя АТИС, да скажите еще спасибо, что вас не вывели на привод и не заставили сделать чемодан, как положено, а завели по кратчайшему.
Ну что ж, хорошо, что нам, опытному экипажу, понадобилось всего 10 секунд, чтобы сориентироваться в обстановке и уложиться в маневр на пределе возможностей. Мы это уже давно умеем, но… через год уйдем на пенсию. Пусть молодежь набивает шишки сама. А диспетчер такой помощник, что его благими намерениями мостится шоссе в ад.
Короче, Леша констатировал, что прав был я.
А ведь умный диспетчер, десятью секундами раньше, чем дал нам первую команду на отворот вправо, да скажи только: посадочный сменили, 232, сцепление 0,41, ветер 170, 7 порыв 9, – и всё. Мы каждый знаем, что делать; нам бы хватило 10 секунд: тут же задрать нос, интерцепторы 45, скорость 400, шасси, закрылки 15, 28, убрать интерцепторы, режим 80, скорость 320, – и спокойно брать тот курс 20 к третьему левым на 232, снижаясь до 400 м, перестраивая навигацию, и бубнить карту.
Но тот РП никогда не летал, тем более, на Ту-154. Каждому свое.
Пока еще инициатива в Аэрофлоте наказуема, и этого хватит на весь мой недолгий летный век.
Репин уже год как на пенсии. Ждал-ждал обещанное ему место инструктора тренажера, но с тренажером воз и ныне там, и Репин пока подрабатывает на своей «Волге», и зарабатывает вдвое больше, чем командир на Ту-154, и, кажется, уже плюнул на Аэрофлот.
Вот так уходят Мастера.
Зашатался Союз нерушимый республик свободных. Прибалтика под шумок перестройки пытается освободиться от нашей свободы. Разговоры о полной хозяйственной независимости, вплоть до своих денег, службы в армии прибалтам – в Прибалтике, их зэкам тоже сидеть не в Сибири; а теперь уже – и не подчиняться союзной Конституции.
Так это, считай, – отделение от Союза. Помчались туда эмиссары из Политбюро, чтобы овладеть обстановкой.
Тут Ереван опять бастует. Те грызутся за Карабах.
По мне – так метитесь все. Отделится та же Эстония – с ее культурой, традициями, опытом демократии, организованностью, национализмом и ориентацией на Запад, – будет жить. Процветать будет. И скоро. Там хозяйство отлажено, и как только империя перестанет грести под себя, «колхозу на пропастишшу», – озолотятся. И себя прокормят, и нам еще втридорога продадут.
И братья-армяне то же самое. Армения всю жизнь была на торговом перекрестке мира. У них свои традиции, законы, нравы, стремления, условия жизни. Страна торгашей, она не пропадет.
Весь мир уже пришел к выводу: войны атомной не может быть, а обычная война в странах, перенасыщенных опасным производством – атомным, химическим и др. – хуже атомной. Тысячи Чернобылей.
Военный бюджет пожирает все. Надо сокращать. Около этого пирога – миллионы и миллионы тунеядцев, в военной форме и в штатском.
И спрашивается: зачем той Эстонии сумасшедшие расходы на оборону? Конечно, она будет стремиться выйти из Союза. Наверно, выплатит какую-то контрибуцию, но обретет истинную свободу, свободу от медвежьих объятий старшего братца. Проведут референдум… То-то они так противятся притоку инородцев.
Конечно, старшой братец так запросто не отпустит. Ну, поглядим.
Вообще, если представить на минутку, что империя зла развалится, что от России отпадут все республики, то, вздохнув свободно, на своих малых территориях они за десяток лет сделают то, что, при нашей союзной неразворотливости, не сдвинуть и за полста.
Главный бюрократический аппарат – в Москве. Там центр мафии. Там главный тормоз. И заманчиво было бы обрубить концы – и суверенитет. А Расея пусть себе остается. Сырьем снабжать будет.
Ну а какой другой путь? Ну не идет перестройка, одна говорильня. Только оклады повышать. А работать не хотят: трудно это – работать. А кто хочет работать, тот повязан. Законами, инструкциями, завистью соседа, да просто общественным мнением, что ему, мол, больше всех надо.
Эх, кондовая, дремучая Русь.
23.11. Вот всё говорят: Сталин да Сталин. Один Сталин – главный палач, он все организовал, он содеял.
И партии выгодно это.
А где была партия в то время? Да, я понимаю: была индустриализация, надо было поддерживать энтузиазм народа, одной рукой… а другой, выходит, бороться против классового врага?
Где же коллективный разум – основа, для чего люди, собственно и сбиваются в партию, – где он? Что – не ведали, что творили?
Кладешь на весы хорошее и плохое.
Да, индустриализация, да, выжить. Но кругом враги, их десятки миллионов, их уничтожить! Как же так?
Я вырос в неведении. Помню еще песни о Сталине, певали в школе, как же. Ленин – Сталин – партия – наш рулевой.
Период Хрущева я помню хорошо уже после ХХ съезда. Но как плевали на портреты Сталина, я тоже хорошо помню, и помню потрясение: как же так – на Отца!
О каких-то репрессиях я услышал всерьез уже в 61-м, в институте. Но к тому времени разговоры об этом как-то уже глохли, а вот в Китае набирала силу «культурная революция», и там уж было видно, что такое культ личности, и в сомнительном ее свете как-то высветился и культ Сталина, можно было сравнивать. Но и раздувался культ Хрущева.
Время было бойкое: космонавты, лозунги, "нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизьме…"
Как – вот это я уже буду жить при коммунизме?
Слишком разительным был контраст с реалиями, чтобы поверить. Начинало доходить, что – туфта. И партия… что ж: партия организовала дворцовый переворот; вот на что только ее и хватило.
Короче, партию уже тогда заела текучка, а народ – неверие.
Значит, в 30-е годы, когда началось уничтожение народа, лучшей его части, партия и себя подчистила, и в первую очередь-то себя, и не слабо. Это, что ли, заслуга, чтобы кричать на всех углах «Слава КПСС?»
В войну тоталитарный режим пошел на тоталитарный режим. Два единых концлагеря сшиблись. Две партии сплотили свои народы. Но та партия опиралась на самое низменное, на инстинкты, на вековой воинственный дух, на жажду наживы. А наша? На культ вождя. На еще живой энтузиазм. На политическую слепоту народа, не раскусившего этого вождя. На патриотизм русского народа, русского крестьянина, еще не выбитого, еще несшего в себе вековую народную мораль и силу. На кнут над спиной крепостного, тылового колхозного крестьянства. На классовую сознательность кадровых, во многих поколениях потомственных стариков-рабочих, вокруг которых организовались женщины и подростки.