Страница 5 из 21
«Процесс приближенья к столу…»
Процесс приближенья к столусродни ожиданию пытки.Сродни продеванию ниткив задергавшуюся иглу.По рельсу, лучу, по ковру,ко рву по ковровой дорожке.— Но только не рвись, пока врешься.— О Господи, я и не вру.А мальчик, продолжив игру,кричит из-за стула: — Сдаешься!Но только не врись, пока рвешься.— О Господи, я и не рву.«Висят на лоджии, как ей…»
Т. А.
Висят на лоджии, как ейвзбрело повесить в понедельник:футболка, джинсы, легкий тельник,трусы, похожие на клей.И все болтается не в лад,как этот полдень бестолковый,от водолазки до носков иобратно мучается взгляд…Иерониму Босху,
изобретателю прожектора
1Я смотрю на тебя из настолько глубоких могил,что мой взгляд, прежде чем до тебя добежать, раздвоится.Мы сейчас, как всегда, разыграем комедию в лицах.Тебя не было вовсе, и, значит, я тоже не был.Мы не существовали в неслышной возне хромосом,в этом солнце большом или в белой большой протоплазме.Нас еще до сих пор обвиняют в подобном маразме,в первобытном бульоне карауля с поднятым веслом.Мы сейчас, как всегда, попытаемся снова свеститраектории тел. Вот условие первого хода:если высветишь ты близлежащий участок пути,я тебя назову существительным женского рода.Я, конечно, найду в этом хламе, летящем в глаза,надлежащий конфликт, отвечающий заданной схеме.Так, всплывая со дна, треугольник к своей теоремеприлипает навечно. Тебя надо еще доказать.Тебя надо увешать каким-то набором морфем(в ослепительной форме осы заблудившийся морфий),чтоб узнали тебя, каждый раз в соответственной дозе,обладатели тел. Взгляд вернулся к начальной строфе…Я смотрю на тебя из настолько глубоких…Игра продолжается. Ход из меня прорастет, как бойница.Уберите конвой. Мы играем комедию в лицах.Я сидел на горе, нарисованной там, где гора.2Я сидел на горе, нарисованной там, где гора.У меня под ногой (когда плюну — на них попаду)шли толпой бегуны в непролазном и синем аду,и, как тонкие вши, шевелились на них номера.У меня за спиной шелестел нарисованный рай,и по краю его, то трубя, то звеня за версту,это ангел проплыл или новенький чистый трамвай,словно мальчик косой с металлической трубкой во рту.И пустая рука повернет, как антенну, алтарь,и внутри побредет сам с собой совместившийся сын,заблудившийся в мокром и дряблом строенье осин,как развернутый ветром бумажный хоккейный вратарь.Кто сейчас расчленит этот сложный язык и простой,этот сложенный вдвое и втрое, на винт теоремынамотавшийся смысл, всей длиной, шириной, высотойэтот встроенный в ум и утроенный ужас системы.Вот божественный знак: прогрессирует ад.Концентрический холод к тебе подступает кругами.Я смотрю на тебя — загибается взгляди кусает свой собственный хвост.И в затылок стучит сапогами.И в орущем табло застревают последние дни.И бегущий олень зафиксирован в мерзлом полене.Выплывая со дна, подо льдом годовое кольцо растолкни —он сойдется опять. И поставит тебя на колени,где трехмерный колодец не стоит плевка,Пифагор по колени в грязи и секущая плоскость татар.В этом мире косом существует прямой пистолетный удар,но, однако, и он не прямей, чем прямая кишка.И в пустых небесах небоскреб только небо скребет,так же как волкодав никогда не задавит пустынного волка,и когда в это мясо и рубку (я слово забыл)попадет твой хребет —пропоет твоя глотка.3В кустах раздвинут соловей.Над ними вертится звезда.В болоте стиснута вода,как трансформатор силовой.Летит луна над головой,на пустыре горит прожектори ограничивает сектор,откуда подан угловой.А. П.
1Между солнцем горящим и спичкой здесь нет разногласий.Если путь до звезды, из которой ты только возник,подчиняется просто количеству стертых балясин,мы споткнулись уже, слава Богу, на первой из них.Я бы кальцием стал, я бы магнием в веточке высох,сократился на нет, по колени ушел в домино,заострился в иголке, в золе, в концентрических осах,я бы крысу убил, поглупел, я бы снялся в кино…В вертикальных углах, в героической их канителиэтот взгляд мимо цели и миниатюрный разгром…Сон встает на ребро, обнажаются мели:полупьяный даос, парадокс близнецов, ход конем.2Дорога выходит из леса,и снова во весь разворот:еврейский погром разновесов,разнузданный теннисный корт.И снова двоичная смутау входа встает на ребро.Бетоном и астмой раздутозловещее горло метро.Бессмысленней жаберной щели,страшней, чем в иконе оклад,они безобразней гантелии гуще шеренги солдат.Налево пойдешь — как нагайкаогреет сквозняк новостей.Направо — опять контргайкасрезает резьбу до костей.Я вычерпал душу до глины,до темных астральных пружин,чтоб вычислить две половиныи выйти один на одинс таким оголтелым китайцем,что, сколько уже ни крути, —не вычерпать, как ни пытайся,блестящую стрелку в груди.Не выправить пьяного жеста,включенного, как метроном,не сдвинуться с этого места.Чтоб мне провалиться на нем.