Страница 2 из 121
Приговор: Петрухину – 10 лет, Будариной и Моргуновой по 2 года, но их, «т. к. беднячки, малограмотные, социально не опасные, приговор не приводить в исполнение».
Моргуновой и Будариной повезло, власти с их помощью нашли зачинщика, который «открыто производил призыв». За 5 кг ржаных колосьев отец четверых детей получил 10 лет. «Из недостатка пищи», – оправдывался он. Таких оправданий не принимали.
Большинство из ныне живущих не очень хорошо представляют себе, какими были в России годы 1932-й да 1933-й, о которых речь. Кое-кто слышал о голоде. Цифры умерших от голода приводятся разные, но одинаково страшные – от одного до пяти миллионов.
1932 год, 1933-й – время будто неблизкое. Но в ту весеннюю пору, когда работал я в Волгоградском архиве, приезжал в Калач, разговаривал с людьми, убедился, что о нем помнят.
Далеко ходить не пришлось. Напротив нашего дома Гордеевна живет, с хутора Фомин Колодец, в соседях – Георгий Яковлевич с Верхней Бузиновки, Глазуновы с Ерика Клетского, чуть подалее – Силичевы с Евсеевского. То давнее время для них и теперь незажившая боль.
Вспоминает Анна Гордеевна Зеленкина:
«У нас в “Красном скотоводе” в те годы хлеба давали по карточкам 500 граммов на работника, 150 – на иждивенца. Жили лишь огородами. А по весне спасались козелком, щавелем. Набирали мешками и пышки пекли, а хлебного хочется. Осенью да зимой, под снегом, потаясь, собирали на полях колос. Толкли зерно в ступе. Делали кулагу: запаривали сухие груши, яблоки, добавляли толченого зерна. Но за колоски сажали, давали по десять лет.
Помню, весной работала в бригаде помощницей повара. Варили лишь щи с пшеном. А в этом супчике – одна вода. Как говорится, пшенина за пшениной гоняется с дубиной. Но и этому рады.
Помню тетку Дуню. У нее мужа забрали, остались две малые дочки. Они в бригаде с ней жили, спали на нарах в вагончике. А суп положен лишь тетке Дуне. Конечно, наливали побольше. Сядут. Дочки хлебают, а мать глядит на них, приговаривает: «Ешьте, мои деточки, ешьте… – Потом заплачет: – Уж померли бы вы скорей…» Они пухли от голода. Многие тогда пухли».
Вспоминает Иосиф Ефремович Силичев, с хутора Евсеев:
«Отца посадили… За дом. У нас дом был большой. Остались мы с матерью шестеро: мне – 6 лет, Куле – 5 лет, Никите – 9, Сергею – 14, а Степа с Иваном – уже большенькие. Голод… Особенно весной, к лету, когда все подъедим: картошку да тыкву. Лист карагача пойдет пареный, лебеда, желуди… Спасибо коровке. Мама в кармане зернеца принесет, в печи запарит. А потом ее захватили и повезли в суд, в Калач, а мы ревели и за нею до самого Калача бежали (более 30 километров. – Б. Е.). Возле суда жил Аникей Борисович Травянов, он не помню, кем был, но при власти. Он увидал, как мы все ревем: Куля да я, Никита с Сережей, Степа. Он к судье пошел и заступился: “Чего, мол, она такого наделала. Две горсти ржи… Вы уже ее простите”.
Его послушали, присудили нам штраф. Потом мы его платили».
Вернемся к делам архивным.
Дело Байгушевой Степаниды Петровны и Долгачевой Надежды Васильевны, хутор Перелазовский, Березовский нарсуд.
«…У Байгушевой обнаружено: пшеница смешанная с рожью 38 кг, было спрятано в матрац. У Долгачевой – пшеницы 9 кг 500 г, крупа 4 кг, пшеница с примесью 57 кг. Трудодней имела 104, на них получила 9 кг озимки».
На 104 трудодня выдали лишь 9 кг пшеницы!
Из протоколов:
«Комиссия считает, что хлеб краденый».
«Я заглянул на полку, где лежали пышки из дранки». «Хлеб из колхоза не получали, ясно хлеб краденый». «Колхозникам пшеницы не давали, значит, краденая».
И вывод: «фактом изъятия у них хлеба вполне изобличаются».
Напрасны оправдания и просьбы:
«Хлеб у меня купленый, на это есть свидетели… У меня малолетние дети – четверо – старшему 10 лет. Прошу, пустите меня… Я купила во Фролове, за 2 пуда заплатила 60 рублей. С поля хлеб я не крала…»
«Моя вина… это боязнь голодовки, глупость моя женская. Прошу уменьшить наказание, я признаюсь и раскаиваюсь, кражей не занималась… Прошу дать возможность быть не в разлуке с единственным сыном… пришлось так много пережить горя и слез…»
Приговор: 10 лет с конфискацией.
«Кража была произведена, – признается Федор Егорович Абалмасов из села Ягодное Ольховского района. – Но я был вынужден это сделать – с целью пропитания моей семьи – 7 человек. Я думал, что придется мне голодать, хлеба не хватит. Имея 212 трудодней, мне колхоз хлеба на эти трудодни не выдавал. Всего за 1932 год я получил 85 кило». (На 7 едоков, напомню я.)
Жена Абалмасова просит: «Остаюсь с пятью детишками, из которых старшему 15 лет».
Приговор: 10 лет с конфискацией имущества.
Нелишне прочитать опись имущества колхозника Абалмасова:
«Дом – 1. Одеялок детских – 3 шт. Кровать – 1. Полотенце – 1.
Перина – 1. Рубаха мужс. – 1.
Дерюшка – 1. Ватола шерст. – 1.
Подушек – 3.
Тыквы – 20 шт.»
Невеликий, скажем, нажиток. Не больно разбогатело государство от конфискации одной рубахи мужской и двадцати тыкв. Эти тыквы да свекла, картофель, капуста – были основной пищей в наших краях. Но такой еды не хватало. Спасались кто чем мог.
Из рецептов голодных лет нашего края: дубовые желуди чистятся и заливаются водой, которую меняют время от времени в течение трех-четырех суток, пока не уйдет горечь и желуди не посветлеют. Потом желуди сушатся в печи, толкутся в ступе. Просеивают, и желудевая мука готова. Из нее пекли лепешки, по-донскому «джуреки». На вид – черные. Сухие. Глотать их было трудно. Особенно с непривычки.
Вспоминает Федора Федоровна Бирюкова, хутор Евсеев:
«Плохо жили… Папа принес зернеца. Я как сейчас помню, плащ у него был брезентовый, он в кармане приносил зерно. Его на мельничке крутили… А я у окна стояла, чтобы кто не увидел. Потом папу все же посадили, кто-то доказал. Дали десять лет. Судили на хуторе, в клубе. И мы втроем глядели, как нашего папу судили: мне – 6 лет, я – старшая, Ивану – 4 года, Фетису – 2 года. Дали 10 лет, увезли. Там их в тюрьме вши поели, и они перемерли. А мы остались… Летом мама в бригаде, в июле их и домой не пускали. А мы в “площадке”. В бригаде хлебный паек давали, а мама его нам приносила. Она на заре прибежит, стучится, а я ее жду, я знала: мама придет, хлебушка принесет. Она постучит, ей открою, она кусочек разделит меж нами: Фетису, Ивану и мне. Я его долго сосу…»
«Для спасения малых детей»…
Был такой лозунг, широко известный: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!» Не только товарищу Сталину. Но и всем другим: кто помогал, кто судил, кто доносил и прочее…
Акт:
«24/VII-ЗЗ в 2 часа дня во время обхода полей “Путь агронома” на озимой пшенице были задержаны дети в количестве трех человек. Двое из них принадлежат гражданке Шестопаловой… Установлено, что эти дети настригли колосков озимой пшеницы в количестве 5 кг в двух сумках.
Управляющий —…
Свидетель – шофер».
«В политотдел и уполномоченному РОМ при сем препровождается гр-ка Шестопалова Пелагея Семеновна… для привлечения к ответственности, а также направляется две сумки с колосьями.
Управляющий»
Из протоколов допроса.
«Свидетель К., 28 лет, грамотный, женат, семьи 2 души, батрак, по профессии шофер:
По делу показываю… проезжая массив пшеницы, были обнаружены и задержаны дети в количестве трех человек от 6 до 9 лет, у коих было обнаружено в сумке чистые колосья пшеницы весом 5 кг… пшеница, очевидно, была нарвана руками. Родители задержанных свободно могли знать о том, куда их дети собирались идти. Боле добавить не могу, в чем и расписуюсь».
Свидетель Н., 26 лет, грамотный, женат, семьи 3 души, кандидат ВКП(б) билет №: …
«…дети возраста от 6 до 9 лет были задержаны с колосьями зерна… которые безусловно были настроены своими родителями. Самостоятельно дети такого возраста как 6 лет за 6 км не могли уйти. Очевидно были информированы. Кто они по соцположению, то я таковых не знаю. В чем и расписуюсь».