Английская мята

– Это правда, ничего такого между нами и близко не было. А что они еще говорили?

– Говорили, что у вас действительно были связи с другими женщинами, даже здесь, в Виорне. Но что ваша жена относилась к этому совершенно спокойно.

Скажите, а до того, как в доме появилась Мария-Тереза Буске, она все-таки хоть что-то делала по хозяйству?

– Делала, но, понимаете, без всякой охоты. Убиралась она очень чисто. Но стряпуха из нее всегда была никудышная.

– А после приезда Марии-Терезы она уже вообще ничего не делала по дому?

– С каждым годом все меньше и меньше.

– Но все-таки что именно?

– Через день ходила за покупками. Убирала свою комнату. Только свою. Всю жизнь, каждый день, старательно, до малейшей пылинки. Даже чересчур. Долго приводила себя в порядок, мылась, одевалась, причесывалась. Это занимало у нее каждое утро никак не меньше часа.

Многие годы любила подолгу гулять – здесь, в Виорне, или в Париже. Ходила в Париже в кино. Или отправлялась поглядеть, как Альфонсо рубит дрова. Смотрела телевизор. Стирала свои вещи, не хотела, чтобы это делала Мария-Тереза.

Кто знает, чем она еще занималась? Сидела в саду, а потом… Мы ведь ее почти не видели. Все выходные я проводил за домом, в огороде, а сад, он у нас по другую сторону, ближе к улице, Мария-Тереза, та вечно или на кухне, или шатается по Виорну. Встречались мы только по вечерам, за ужином. Клер приходилось звать раз по десять, не меньше, пока она наконец соблаговолит выйти к столу. Правда, последние годы, особенно последние месяцы, с весны, она вообще почти не выходила из сада, сидит себе там на лавочке целые дни напролет и ничего не делает, ровным счетом ничего. Знаю, в это трудно поверить, но так оно и было.

– А Мария-Тереза, она хорошо готовила?

– На мой вкус, она была отменной стряпухой.

– И что же, ее кухня нравилась вам больше, чем где-нибудь на стороне?

– Да, мне часто приходилось есть в ресторанах, так что было с чем сравнивать. Дома меня кормили лучше всего.

– Ваша жена, она тоже была довольна стряпней кузины?

– Думаю, да. Во всяком случае, она ни разу не выразила ни малейшего неудовольствия.

– Ни малейшего? Вы в этом уверены?

– Уверен. А почему вы об этом спрашиваете?

– Мария-Тереза Буске никогда не брала отпуска?

– Вы неправильно поняли, она ведь жила у нас в доме не в прислугах, и, приди ей охота уехать на пару недель, она была вольна делать все, что хочет.

– Однако она никогда этого не делала?

– Нет, никогда. Ведь это она была у нас настоящей хозяйкой. Дом был в полном ее распоряжении. Она решала, что подавать на стол, что починить по дому. Уехать значило для нее оставить свой дом на попечение этой неряхи Клер.

– Выходит, ваша жена Клер двадцать один год питалась стряпней Марии-Терезы Буске?

– Да. А почему вы об этом спрашиваете? Она действительно хорошо готовила, просто отлично, это была отменная кухня, разнообразная и здоровая.

– И что, неужели между двумя женщинами тоже никогда не возникало никаких ссор?

– Похоже, нет. Само собой, я не могу утверждать это наверняка, они ведь целыми днями оставались вдвоем, а иногда, как я уже говорил, и по несколько дней кряду, но, честное слово, не думаю, чтобы между ними возникали хоть какие-то размолвки.

– И все-таки припомните хорошенько.

– Пытаюсь. Да нет, пожалуй, и вправду ничего такого не было.

– А как она о ней говорила?

– Нормально. Помнится, как-то раз она позвала меня и показала на нее пальцем издалека, из дверей кухни. Ее разбирал смех. Сказала: «Глянь-ка, со спины она точь-в-точь молодой бычок». Мы посмеялись, но вполне добродушно, без всякого злого умысла. Это была чистая правда. Мне это тоже часто приходило в голову, когда я смотрел на Марию-Терезу.

Порой, когда они были помоложе, я частенько заставал их вдвоем за столом, они играли в карты. Особенно зимой. Да нет, думаю, они отлично ладили друг с другом. Никаких ссор… Да иначе и быть не могло… Ведь для моей жены все всегда было лучше не придумаешь. Если бы между ними случились хоть какие-то разногласия, пусть даже давным-давно, сами понимаете, это было бы первое, что я сообщил бы на следствии.

– Но, согласитесь, такие отношения между людьми, живущими в одном доме, случаются довольно редко.

– Знаю. Может, было бы даже лучше, если бы они все-таки время от времени ссорились, что ли…

– Вы действительно так думаете?

– Да. Но знали бы вы, как трудно повздорить с Клер, вызвать ее на ссору, изобразить, будто вы вне себя от злости… она сразу все чувствует и только смеется, вот и все.

– А как по-вашему, можно было что-нибудь сделать, чтобы предотвратить случившееся?

– Вряд ли. Да и какой смысл теперь думать об этом? Все равно уже ничего не вернешь.

– Выходит, у вас в доме царило безмятежное спокойствие?

– Между этими двумя женщинами, которые так хорошо ладили между собой, я, наверное, чувствовал себя словно в тихой колыбели. Повсюду, кроме собственного дома, я дурно спал, мне казалось, будто там слишком много говорят, что там грязно. Казалось, в доме не было ни одной живой души. И в то же время все было в порядке – прибрано, еда на столе. Я привык к ним двоим. У меня такое ощущение, будто я только что пробудился от какого-то долгого-долгого сна.

– Вы вот тут сказали, что Мария-Тереза присматривала за Клер, и добавили: деликатно, по-хорошему.

– Да, особенно в последнее время, без этого было не обойтись. Клер делала глупости, совершала какие-то несуразные поступки, это становилось опасно. Мария-Тереза сообщала мне обо всем. Когда я приходил домой, то отправлял ее к себе в комнату или в сад – и все сразу становилось на свои места. Самое лучшее было оставить ее одну.

– А когда вас не было дома?

– Это делала Мария-Тереза.

– И все это никак не нарушало покоя в доме?

– Нет. Мы считали, что он бы нарушился, если бы мы не пресекали ее причуд.

– Каких, например?

– То что-то испортит, сломает, то сделает какую-нибудь глупость. Разом сожжет в камине целую кипу газет… Ломала вещи, часто била посуду или просто выбрасывала в мусор. Иногда прятала какие-нибудь вещи по углам, закапывала в саду – например, свои часики, свое обручальное кольцо, – хоть она и клялась, будто потеряла, уверен, они где-то в саду. Потом могла что-нибудь разрезать. Помню, один раз она раскромсала свои одеяла, каждое на три лоскутка одинаковой длины. Правда, достаточно было не оставлять без присмотра спички и ножницы, и все было в порядке.

– А если Марии-Терезы не было в доме?

– Если не было меня, она никогда не оставляла ее в доме без присмотра. Некоторые комнаты запирались на ключ – кухня и наши спальни. Она могла рыться повсюду. Но стоило принять все меры предосторожности – и все шло спокойно. Я сказал вам правду: в доме царил покой, и они отлично ладили друг с другом. Клер никогда не возражала, если ее отсылали в сад, тут же послушно уходила.

– А что она искала, когда рылась у вас в комнатах?

– Вот это было настоящим безумием. Она искала то, что называла «особыми следами», якобы их нужно было непременно уничтожить. Это была полная загадка.

– Спокойней всего вы чувствовали себя тогда, когда она была в саду, не так ли?

– Да, разумеется.

– А по ночам ничего не запиралось на ключ?

– Думаю, иногда, особенно в последнее время, Мария-Тереза запирала кухню. Но не уверен. Может, она просто запирала ее, когда проводила ночи с португальцами.

– А она когда-нибудь приводила их к себе в спальню?

– Думаю, бывало и такое. Стоило мне подняться к себе в комнату, и меня уже не интересовало, что происходит там, внизу. Я считал, что Мария-Тереза вольна приводить к себе кого захочет и когда захочет.

– Вы ничего не слышали в ночь убийства?