Страница 43 из 53
Российская газета. 28.10.2002. Полоса 2.
Вечерняя Москва. 28.10.2002. Полоса 1.
Подъезжали и «скорые», но подъезды к ДК были забиты тяжелой техникой для разборки завалов — ведь в оперативном штабе готовились к самому худшему. Врач Николай Степченков, всего несколько часов назад выносивший из здания раненных террористами людей, впоследствии вспоминал: «Возле Дома культуры образовалось целое скопление машин, пробка. «Скорой» не пробиться. Тогда я кричу помощнику: «Хватай ящик с инструментами и побежали!» Смотрим — на крыльце уже десятки бездыханных тел. Много пожилых, некоторые мертвые. А из театра выносят все новых и новых людей».[353]
«Первое, что бросилось в глаза, когда вбежали внутрь, — кровь, — вспоминал руководитель «Диггер-Спаса» Вадим Михайлов. — На остатках выбитых стекол, на полу… И очень много людей — видимо, когда все это началось, они толпой бросились из здания. Кто-то сам выбирался из здания, кто-то стоял, кто-то сидел на полу. Но большая часть лежала вповалку. Девушка лет, наверное, 16–18 лежала прямо в проеме выбитого окна на первом этаже. Я ее подхватил: «Идти можешь?..» Она попробовала было, но ноги отказали: шоковое состояние. Пока нес к «скорой», обняла меня за шею, бормочет что-то, целует…»[354]
И врачи, и спасатели в сложившейся ситуации немного растерялись: все-таки они были гражданскими и «включиться» сразу в ситуацию не могли. Спецназовцы же не колебались, они знали, что делать. «Они разбивали стекла, давая доступ свежему воздуху, — вспоминал Александр Шабилов, — они же, в тяжелых своих доспехах — в бронежилетах, с оружием, — таскали людей. Каждый сотрудник «Альфы» нес по одному человеку, а это очень тяжело, потому что, когда человек без сознания, он становится тяжелее. Ко всему прочему, в общей своей массе альфовцы были без противогазов… Альфовцы на сомнение места не оставляли: одни из них выносили пострадавших, другие делали им искусственное дыхание, третьи кололи препараты. Эти ребята делали то, что уже должны были делать, по идее, другие — они спасали».[355]
Положение заложников было крайне тяжелым, причем не столько из-за примененного при штурме газа, сколько из-за перенесенных ими страданий. «Даже абсолютно здоровый человек не в состоянии выдержать тот набор факторов, который был при захвате, — объяснял потом министр здравоохранения Юрий Шевченко. — Первое — стресс. Второе — и это уже самое главное — люди были обездвижены на протяжении 60 часов. В этих условиях, из-за застоя крови, нарушается обмен веществ, в тканях вырабатываются токсины, они скапливаются в не снабжаемой «свежей» кровью части организма и отравляют его… Людей, которые долгое время были обездвижены, сняли с кресел, резко активировали их кровообращение — произошло отравление их собственными токсинами. Нормальному человеку… необходимо 5 литров воды в сутки. Четыре литра — это минимум для того, чтобы поддерживать физиологические функции организма. Заложникам же доставалось в лучшем случае 300–400 граммов, да и то не всем. Обезвоживание у пострадавших было чудовищное!.. Есть еще один фактор, пожалуй, самый главный. Человек постоянно дышит. 60 часов 800 человек перерабатывали один и тот же воздух! Только от одного этого можно умереть. Не надо забывать и те болезни, которые есть у людей».[356]
Сотни машин «скорой», подготовленные столичными властями, попросту не смоли подъехать к зданию, а доставить отравленных людей в больницы было нужно как можно быстрей. Ближе «скорых» стояли автобусы, изначально предназначавшиеся для эвакуации «ходячих» заложников; таких, однако, почти не оказалось. И тогда отравленных людей стали сажать в автобусы: «А ты чего встал! Давай под загрузку!» Большинство пострадавших, впрочем, везли в «скорых».
Для снятия наркотического отравления (а примененный газ оказывал наркотический эффект) применяется лекарство налоксон; как только начался штурм, в мед-службу города поступил приказ срочно обеспечить «скорые» и больницы дополнительным запасом налоксона.[357] Потом власти обвиняли в том, что они не сказали медикам формулу газа; упреки были несправедливы — чем лечить пострадавших, врачам было сказано почти сразу.
Но спасти всех пострадавших было практически невозможно; некоторые были мертвы уже тогда, когда их выносили из здания. Коробки с налоксоном подтащили к входу в здание, и лекарство кололи все, кто только мог. Суматоха была ужасная. «Отметок об инъекциях никто не делал, — рассказывал потом один из медиков, — сгоряча кололи по два и три раза. А это смертельные дозы».[358] Врач Николай Степченков: «Мне раньше приходилось с наркоманами работать. У пострадавших были точно такие же симптомы передозировки, как у наркотических средств — узкий зрачок и отсутствие дыхания. Надо было делать укол, чтобы восстановить работу легких и сердца. В какой-то момент я заметил, что двое спасателей мимо нас несут людей в автобус. Я им кричу: «Без укола не увозить, всех заложников сюда! Иначе живыми не доедут!» Они стали нам всех подтаскивать. Скольких успели развести по больницам, когда еще врачи не подошли, сказать не могу».[359]
В результате теракта 23–26 октября погибло 130 человек. Кто-то из них был убит террористами, кто-то впоследствии умер в больницах, однако большая часть погибла в течение нескольких часов после штурма во время неподготовленной операции. По всей видимости, единственной причиной случившейся трагедии был стереотип восприятия.
Медики, привлеченные к спасению людей, действовали, как полагается в обычных условиях — довезти людей до больницы и там спасти. Однако условия были чрезвычайными, и людям надо было оказывать первую помощь на месте. К этому медики (и вообще никто вокруг) психологически оказались не готовы. «Это алгоритм любой катастрофы. Ошибка — это стереотипное мышление в экстремальных обстоятельствах. Вот власти сейчас говорят: «Мы все делали правильно». Вы не правильно сделали. Вы сделали как всегда. И получили трупы».[360]
Вероятно, случившейся трагедии можно было и избежать, хотя, честно говоря, в сложившейся ситуации это достаточно трудно представить. Для того чтобы спасти всех, был необходим специфический опыт, которого ни у оперативного штаба, ни у врачей, ни у спецназовцев попросту не было — ведь для освобождения заложников газ был применен впервые за историю отечественных спецслужб.
«Сейчас, на холодную голову, легко обсуждать наши действия, — справедливо скажет потом председатель комитета здравоохранения Москвы Андрей Сельцовский. — Генерал Ермолов писал о такой ситуации «Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны». Попробуйте принять абсолютно правильное решение, когда времени отпущено — минута».[361]
Главная ошибка, по всей видимости, была допущена в самом начале. «Штаб — настоящая военная организация. Там должен быть один руководитель, которому обязаны все подчиняться, — заметил потом заместитель председателя комитета по обороне Госдумы Алексей Арбатов. — В конце концов, произошло беспрецедентное по масштаба ЧП, и уже в первые часы после захвата заложников, на мой взгляд, следовало ввести в Москве на период кризиса закон о чрезвычайном положении». В любой стране мира это сделали бы автоматически, а зевак и журналистов заворачивали бы еще за километр до места теракта. Почему этого не было сделано в Москве, остается лишь гадать: возможно, власти опасались, что в этом случае СМИ и «либеральная общественность» традиционно начнут кричать о тоталитаризме, «раскачивать» обстановку — и тогда шансы террористов на успех значительно увеличатся.
353
Известия. 01.11.2002. Полоса 2.
354
Московский комсомолец. 28.10.2002. Полоса 4.
355
Новая газета. 04.11.2002. Полоса 5.
356
Итоги. 2002. № 44. С. 14–15.
357
Московский комсомолец. 28.10.2002. Полоса 2.
358
Комсомольская правда. 05.11. 2002. Полоса 6.
359
Известия. 01.11.2002. Полоса 2.
360
Юлия Латынина, программа «Есть мнение» телеканала ТВС от 31.10.2002.
361
Время МН. 31.10.2002. Полоса 3.