Богиня охоты

София повернулась на бок и оперлась на локоть.

— Возможно, вы сочтете меня испорченной. Ну и пусть. Мне все равно. Да, я такая… Потому что в тот момент мне вдруг захотелось раздеть его и прикоснуться ко всем местам этого прекрасного тела.

Люси вовсе не считала Софию испорченной. Более того, она отлично понимала ее. Пример Софии служил ей своего рода оправданием. Оказывается, не только она теряла голову в присутствии мужчины. Судя по всему, вид мускулистой мужской руки возбуждающе действовал на женщин, разжигал в них сладострастие. Вот почему были изобретены манжеты. Они не дают женщинам впасть в грех.

— И вы пошли на поводу у своих желаний?

София усмехнулась:

— Да, но не сразу. — Она стала смущенно водить пальчиком по узору на парчовом покрывале. — Позже я нарисовала Жерве. Обнаженного, в мельчайших деталях его наготы…

— И даже?..

— Да, даже это. А потом я позировала ему обнаженной, и он рисовал меня.

Люси зажала рукой рот, чтобы не расхохотаться. И эту девушку Тоби считал скромницей!

— Не может быть!

— О, все было именно так, как я рассказываю! — заверила ее София, прижав руку к сердцу. — Сначала Жерве нарисовал меня, а потом раскрасил.

— Вы хотите сказать, что он написал ваш портрет?

— Нет, нет. Он именно раскрасил меня, расписал мое тело красками. Я разделась донага и легла на кровать, а он взял палитру и стал расписывать меня. Жерве сказал, что у меня белая гладкая кожа, что она похожа на чистый холст. Он нарисовал виноградную лозу на моем животе, а здесь… — София показала на грудь, — цветы: орхидеи и лаванду. — Она закрыла глаза и глубоко вздохнула. — Я сказалась больной и отказывалась принимать ванну целую неделю.

Люси слушала ее, открыв рот от изумления. Она на время лишилась дара речи, хотя на языке у нее вертелись вопросы. Что ощущала София, когда кисточка Жерве прикасалась к интимным местам ее тела? Чувствовала ли она такое же покалывание и ноющую боль, которую испытывала Люси в платяном шкафу? И еще — неужели мистер и миссис Хатауэй никогда не слышали о том, что юную девушку нельзя оставлять наедине с мужчиной? Тем более с художником… София снова легла на спину и прижала руки к груди.

— О, Жерве, — прошептала она, — он так любил меня! Он всегда шептал мне «je t'aime» и «je t'adore, ma petite»,[1] когда мы занимались…

София вдруг замолчала.

— Чем занимались? — спросила Люси.

София бросила на нее невозмутимый взгляд.

— Разве вы не понимаете чем?

— О да, конечно, понимаю… — покраснев, пробормотала Люси. — И вас ни разу не застали вместе за этим занятием?

«О Боже, — думала Люси, — и я еще считала себя опозоренной!» Возня в платяном шкафу не шла ни в какое сравнение с интимной связью Софии со своим учителем живописи. С французом! Общество никогда не простило бы ей эту связь, если бы о ней вдруг стало известно. И Софии не помогло бы даже богатое приданое. Если бы разразился публичный скандал, ни один джентльмен не взял бы ее в жены.

Люси встрепенулась. Тоби никогда не женился бы на Софии, если бы узнал о ее похождениях.

— О нет, — ответила София. — Мы были очень осторожны. Однако нам пришлось расстаться. Мы поссорились, и Жерве уехал.

— Поссорились? Из-за чего?

— Сэр Тоби попросил у моих родителей разрешения ухаживать за мной, и это очень обрадовало их, а меня привело в полное отчаяние. Я сказала Жерве, что готова бежать с ним из дома. Мы могли бы купить маленький домик на берегу моря, пожениться и жить вместе, занимаясь днем живописью, а ночью предаваясь страсти. Для меня такая жизнь была бы райским блаженством. Но Жерве отказался.

— Но почему, если он любил вас?

— Он сомневался в том, что я смогу довольствоваться столь скромным образом жизни. Жерве сказал, что рано или поздно я пожалею о своем безрассудном поступке. Бедность и скандал, который разразится в обществе, омрачат радость семейной жизни. Я пыталась переубедить его, говорила, что он ошибается. Но Жерве твердо стоял на своем. Я умоляла его уступить мне, плакала, ломала руки, целовала его как безумная. Но все было напрасно. В конце концов я сказала ему, чтобы он оставил меня. И Жерве уехал. — София закрыла руками лицо. — О, Жерве, любовь моя, прости меня!

Она заплакала.

Люси налила себе еще бокал кларета.

— Я узнала, что такое подлинная страсть, Люси, — промолвила София, немного успокоившись. — И теперь я не знаю, смогу ли жить в скучном браке, одобряемом обществом. Если я выйду замуж, мне придется завести любовника. Но мысль об этом кажется мне такой отвратительной…

— Значит, вы не испытываете страсти к Тоби? — пришла к выводу Люси.

— Какая там страсть! Он говорит, что увлечен мной, а сам даже не смотрит в мою сторону. Да, сэр Тоби порой целует мне руку, делает комплименты, но этим его ухаживания и ограничиваются. Все это так пресно, так скучно. Я не чувствую, что его физически влечет ко мне. — София села. — Я не питаю иллюзий, не жду дикой страсти, настоящего экстаза, который я познала в объятиях Жерве. Я понимаю, что такое можно испытать лишь раз в жизни.

— Правда? Всего лишь раз? — наморщив нос, спросила Люси.

— Но если бы сэр Тоби заронил в мою душу хотя бы лучик надежды, если бы он был способен на красивый пылкий роман… О, как счастлива я была бы! Но нет, он не пытается сблизиться со мной! Сегодня во время игры я не стала прятаться. Я досчитала до десяти и вернулась в гостиную.

— Да? И что же вы сделали?

— Я вела себя самым бесстыдным образом. Я сказала, что помогу ему считать до ста. Тоби, который в это время сидел на диване, только улыбнулся, услышав мои слова. «Вы не должны подглядывать», — заявила я и наклонилась к нему так, что едва не выскочила из платья. Но вместо того чтобы заключить меня в объятия, он закрыл глаза руками! Нет, вы можете себе это представить? Тогда я отвела его руку в сторону и прижала к его глазам свою ладонь. И знаете, что он в этот момент вдруг выпалил?

— Заговорил о геометрии?

— Нет, куда хуже! Он заговорил о вас!

— Обо мне? — ахнула Люси.

У нее вдруг закружилась голова. Или это комната закружилась вокруг нее? Как бы то ни было, но ей хотелось, чтобы этот счастливый миг длился всю вечность. Она поднесла бокал к губам и залпом выпила вино.

— Да, о вас. Он убрал мою руку, легонько сжал ее и сказал: «Пойдемте искать Люси». В этот момент я почувствовала, что ненавижу вас. — София сердито посмотрела на Люси, а потом перевела взгляд на полупустой графин с вином, стоявший на столе. — Вы собираетесь в одиночку выпить все вино? Знаете, если бы вы поделились со мной кларетом, моя ненависть к вам наверняка поутихла бы.

Люси улыбнулась. Ей не было никакого дела до чувств Софии Хатауэй. Главное, что Тоби вспомнил о ней, произнес ее имя. Она налила бокал вина и протянула его Софии.

София медленно осушила бокал и потребовала, чтобы Люси наполнила его вновь.

— Вы выпили больше, чем я. Это несправедливо, — заявила она в ответ на удивленный взгляд Люси.

Люси снова налила ей кларета. Мысли у нее путались. Тоби не испытывал страсти к Софии. А Софии нужен был не Тоби, а Жерве… Значит, Тоби ниспослан Люси свыше в ответ на ее горячие мольбы. Небеса смилостивились над ней, и с ее стороны было бы большим упущением не воспользоваться этим. Ведь София любит своего художника, а вовсе не Тоби.

— О, Жерве, — простонала София, поднося бокал к губам. — Если бы я могла… Но это невозможно. Мы живем в разных мирах.

— Вы не правы. Нужно только захотеть. Вы должны написать ему.

Люси отодвинула поднос с ужином и достала из ящика письменного стола лист бумаги и перо.

— Вы хотите, чтобы я написала Жерве? Что за нелепая идея! Я не могу этого сделать.

— Почему? — спросила Люси, доставая бутылочку с чернилами.

— Не знаю… Все это как-то странно… Мне никогда не приходило в голову… — пробормотала София. — Но я согласна. Надо написать ему.

1

Я люблю тебя… Я обожаю тебя, моя малышка (фр.).