Богиня охоты

— Мне тоже так кажется, — охотно согласился Генри. — Я хочу, чтобы ты объяснил мне, почему моя младшая сестра читает тебе лекции о любви.

Джентльмены собрались на совет за бутылкой хорошего бренди. Джереми успел осушить один стаканчик и налить себе другой, пока его друзья медленно смаковали напиток.

— С Люси надо что-то делать, — заявил он, пытаясь убедить в этом прежде всего себя самого.

— Я пытаюсь образумить ее в течение многих лет, — вздохнул Генри и, откинувшись на спинку кресла, положил вытянутые ноги на край стола. — Честно говоря, в последнее время я отчаялся и опустил руки.

— Я что-то пропустил? — спросил Феликс. — Что происходит с Люси?

— Разве мало того, что она прекратила плавать, рыбачить и одеваться в соответствии с погодой и обстоятельствами? — промолвил Джереми и, залпом выпив второй стаканчик бренди, откинулся на спинку кресла, стоявшего у горевшего камина. Ему было холодно во влажной рубашке без сюртука, который остался у Люси. — Она воображает, что влюбилась.

— Ага! — сказал Генри и, повернувшись к Феликсу, громким шепотом добавил: — Люси и Джем ссорились сегодня, как двое влюбленных.

Оба джентльмена расхохотались.

Тоби тоже захихикал.

— Люси и Джем? — переспросил он. — Забавно! Но лучше уж пусть будет Джем, чем этот прыщавый сын вашего священника, Генри. В прошлом году, помнится, он писал Люси ужасные стихи.

— Неужели? — изумился Генри, резко выпрямляясь в кресле. — Почему мне никто не сказал об этом?

— Я думал, ты знаешь, — пожав плечами, пробормотал Тоби. — Я же говорил, что они были ужасными. Впрочем, даже стихи Байрона не могли бы тронуть сердце Люси, если бы поэт не преподнес их вместе с пирогом.

— Давайте попросим принести чай и бутерброды, — предложил Феликс. — Я страшно проголодался.

— То, что слышан Генри, не было ссорой двух влюбленных, — проигнорировав его слова, заявил Джереми. — Люси влюблена не в меня. — Он повернулся к Тоби. — И не в сына священника. Она влюблена в тебя, идиот!

— До сих пор? — небрежно поинтересовался Тоби, потягивая бренди. — Какая досада! Я надеялся, что она проникнется симпатией к кому-нибудь другому.

— Не ври, ты вовсе ни на что подобное не надеялся, — возразил Джереми, со стуком ставя свой стакан на стол. — Ты поощряешь и раззадориваешь ее. Ты постоянно заигрываешь с ней, впрочем, как и со всеми остальными женщинами в возрасте от тринадцати до тридцати лет.

— Джем, — остановил его Генри, — ты несправедлив к Тоби. Люси грезит о нем уже много лет. Это ее детская, телячья любовь.

Джереми застонал.

— Генри, неужели ты не заметил, что Люси уже не маленькая девочка? Она вышла из детского возраста! Она уже не теленок, а… — Джереми вдруг осекся, как будто с разбегу наткнулся на каменную преграду.

Генри расхохотался:

— Надеюсь, ты не собирался назвать мою сестру взрослой коровой?

Джереми глубоко вздохнул.

— Люси знает, что Тоби хочет жениться на мисс Хатауэй, — медленно произнес он, четко выговаривая каждое слово.

Феликс изумленно присвистнул.

— Это плохо, — заметил он.

— Кто из вас рассказал ей о моих планах? — спросил Тоби, с трудом скрывая раздражение.

— Только не я, — быстро промолвил Феликс.

— И не я, конечно, — озабоченно нахмурившись, произнес Генри. — А ты уверен, Джем, что она обо всем знает?

Джереми опять ответил не сразу. Он не имел права сообщать своим друзьям о том, каким образом Люси стало известно о планах Тоби. Само собой разумеется, Генри нельзя было говорить о ночном визите его едва одетой сестры в спальню холостяка. А без этого Джереми не мог объяснить последующие события.

— В доме живут четыре леди, — наконец произнес он, пожав плечами. — Вы же знаете, что все женщины болтливы. Рано или поздно Люси должна была обо всем узнать…

— Значит, Люси ревнует, — заключил Феликс.

— Вот именно. Она ревнует, — согласился Джереми, сделав большой глоток бренди.

Он с готовностью наклеил на Люси тот ярлык, который она недавно пыталась нацепить на него. Долг платежом красен.

— Люси ревнует. И что тут такого? — сказал Генри. — Не понимаю, почему надо было поднимать из-за этого шум и собирать совет.

Джереми покачал головой. Генри был самым толстокожим и тупоголовым человеком в Англии. Как ему удалось окончить Итон и Кембридж? Впрочем, ответ на этот вопрос был очевиден. Генри всегда держался на плаву за счет дружбы с ним.

Отец Джереми никогда не одобрял его выбор друзей и постоянно читал сыну по этому поводу длинные нотации. Джереми до сих пор как будто слышал его монотонный голос, в котором сквозило презрение: «Не понимаю, зачем вы окружаете себя проходимцами низкого происхождения? Кто их отцы? Торговцы? Фермеры? Среди них нет ни одного достойного человека с титулом, кроме какого-то жалкого баронета. Вы во всех отношениях превосходите их. И если вы все же намерены и дальше терпеть их общество, то потребуйте от них по крайней мере, чтобы они обращались к нам по титулу!»

Однако именно этого Джереми и не хотел. Он избегал общения с молодыми людьми, которые были равны ему по социальному положению. Наследственный титул «граф Кендалл» долгое время был в его сознании связан со старшим братом. Когда он слышал его, то вспоминал о смерти Томаса, и ему становилось больно. Только такие приятели, как Генри, Феликс и Тоби, которым и в голову не пришло бы называть его по титулу, не травмировали душу Джереми.

Джереми любил всех троих, но Генри — больше остальных. Генри не позволял ему киснуть в четырех стенах клуба или библиотеки, вытаскивая на состязания по боксу и ипподромы, не давал засиживаться дома над счетами и отчетами из поместья, вывозя на природу, где можно было поохотиться или порыбачить.

Генри не обращал внимания на депрессию Джереми, его дурное расположение духа и ворчливость. Однако те же качества, которые Джереми высоко ценил в своем друге, делали того плохим опекуном. Джереми не придавал никакого значения душевному состоянию окружающих, не интересовался их внутренним миром, и блаженное неведение брата плохо сказалось на воспитании Люси.

— Ты прекрасно знаешь, на что способна Люси, если она поставит перед собой какую-нибудь цель, — раздраженным тоном заметил Джереми. — Она спит и видит себя рядом с Тоби. Для достижения своей цели Люси готова на любое безумство. Сегодня она едва не утонула, а что будет завтра, никто не знает.

— И что ты советуешь? Что, по-твоему, я должен сделать?

— Не ты, а Тоби.

— О нет! — поспешно воскликнул Тоби. — Я не желаю разговаривать с ней! Что я ей скажу? Я не хочу разбивать сердце юной леди.

Взоры друзей обратились к нему.

— Тебе и не нужно общаться с Люси, — с досадой в голосе промолвил Джереми. — Ты должен всего лишь поскорее сделать предложение мисс Хатауэй. Как только объявят о вашей помолвке, Люси сдастся и откажется от идиотской затеи соблаз… то есть отвлечь тебя от ухаживаний за Софией.

— Я буду счастлив сделать предложение руки и сердца мисс Хатауэй, — сказал Тоби. — Но только в конце нашего пребывания здесь.

— Почему в конце? — удивился Феликс. — Китти каждый день пристает ко мне с вопросом, когда же ты наконец попросишь Софию стать твоей женой! Она думает, что у тебя подагра и тебе трудно встать на колено.

— Пусть меня считают инвалидом, но я сделаю все по-своему, — упрямо заявил Тоби. — Я не могу утром обхаживать невесту, а днем гоняться по полям за фазаном. Как только я попрошу руки у мисс Хатауэй, у меня появится множество дел. Мне надо будет съездить к ее отцу в Кент, увидеться с моим поверенным в Лондоне. Заказать свадебный костюм портному. Съездить за кольцом бабушки в Суррей. Я буду мотаться по всей Англии, как норманнский захватчик, и мне будет не до забав и мужских развлечений.

— Какая чушь, — поморщившись, сказал Генри. — Мы с Феликсом женатые люди, но при этом не пренебрегаем дружеской компанией.

— Вам легко говорить! — возразил Тоби. — Вы оба уже забыли, что такое предсвадебная лихорадка. Жена и невеста — это две большие разницы. Замужние женщины обожают оставаться одни. А помолвленная девушка с огромной неохотой отпускает от себя жениха. Я буду вынужден часами гулять с невестой по саду, собирать для нее цветы, читать ей стихи, хотя мне было бы куда приятнее в это время охотиться и прихлебывать виски из походной фляжки.