Убийца нужен…

Мирейль открыла глаза так широко, как только ей позволяла мигрень. Он не комиссар? Господин несколько раздраженно и в то же время безразлично осматривал комнату.

— Разумеется, Даниель не сказал вам, куда пошел? Очень жаль. Он нужен мне сейчас же, немедленно. Есть поручение, которое наверняка придется ему по вкусу. Передайте ему это и скажите, что с падением Дьен-Бьен-Фу настало время, о котором он мечтал. Прибавьте еще, что ночью мы взорвали коммунистический книжный магазин в Ницце…

По обыкновению Лэнгар излагал свои мысли, не глядя на собеседника. Он старался быть любезным и говорил медленно, чтобы его слова лучше дошли до пожилой любовницы Лавердона. Она молчала. Лэнгар повторил.

— Не беспокойтесь, он просто отлучился ненадолго.

Лэнгар тихонько потрепал ее по плечу, словно желая сказать, что в будущем ей придется увидеть еще и не такое.

— Я Лэнгар, начальник Даниеля. Не сердитесь на него, к нему надо быть снисходительным, он восемь лет просидел в тюрьме…

— Он умер! Умер! Умер! — рыдая, закричала Мирейль. — Он умер! Его убили сегодня ночью, при мне! Он убит! Его убил репатриированный из Индокитая, мсье! Мой пасынок!..

— Вот как, — сказал Лэнгар и посмотрел на часы.

Он удивился, что ничего не прочел об этом в газетах, затем подумал, что убийство, видимо, произошло после полуночи и не попало в утренние газеты. Эта безумная ничем не сможет ему помочь. Надо немедленно заняться поисками замены Лавердону. И Лэнгар удалился походкой фельдфебеля, принесшего дурные вести. Обидно, Лавердон был именно тем человеком, который нужен в данной ситуации.

Было чудесное утро, ярко-синее небо сияло над городом. Квартал, где разместились министерства, был пустынен. По мере того как Лэнгар приближался к Дворцу Инвалидов, все отчетливее слышались далекие звуки, нарушавшие утреннюю тишину. Затем эти звуки обрели некий ритм, заставивший Лэнгара поднять плечи и распрямиться. Тут только он понял, что музыка доносится с другого берега Сены, где идет военный парад. Победа, которую они праздновали, была когда-то его поражением. Подумать только, что теперь из-за Дьен-Бьен-Фу этот день для многих станет траурным! А может быть, судьба опять готовит ему сюрприз, как в сороковом году? Когда победа немцев стала его победой? Нет, на это пока не похоже. Мысли о войне во Вьетнаме напомнили ему слова той сумасшедшей старухи. Значит, Лавердон убит ее пасынком, вернувшимся из Индокитая? А не приложила ли к убийству свою руку полиция? Он поклялся себе выяснить это и начал искать бистро с телефоном. В полиции у него были верные люди.

Лиз испугалась. Этот толстый, прыщавый шпик, видимо, твердо решил сделать из нее обвиняемую. Раньше Лиз смеялась над разными баснями о невинно пострадавших, но сегодня, пока инспектор ухмылялся неторопливо и благодушно, она почувствовала, что под ее ногами раскрылась бездна. Шпик считал ее способной на любую мерзость. Он так и говорил ей то ласковым, то угрожающим тоном, и его толстые, обвислые щеки принимали то детски розовый, то лиловато-апоплексический оттенок. Когда Лиз глядела в жесткие, зеленоватые глаза под тяжелым лбом, она казалась себе мышью, попавшей в лапы старого матерого кота. Уже было поздно. Лиз хотела вспомнить, что говорил ей Дювернуа, чего она не слышала, чему не поверила. Надо было верить в другую, лучшую жизнь. Но шпик не давал ей времени подумать. Он опять стал толстым добряком, покладистым лакомкой.

— Давайте говорить серьезно, мадемуазель. Вы прекрасно знаете, почему убит Лавердон.

У этого инспектора была такая манера. Он перескакивал с одного вопроса на другой, от Максима к Дан… черт, опять она называет его по имени… к Лавердону! Злясь на себя, она крикнула:

— Я же говорю вам, он напал на моего брата!

— И ваш брат убил его один на один?

— В конце концов…

— Разумеется, сейчас вы заявите, что ничего не понимаете!..

Так и есть, он опять рассвирепел.

— Так вот, Лиз Рувэйр, я расскажу все вместо вас. Когда Максим С*** был убит, Лавердон был вашим любовником, и вы принимали участие в убийстве. Лавердон знал о вас слишком много, он знал, что вы спутались с коммунистами. И вы решили избавиться от него при помощи одного из ваших новых друзей. К сожалению, дело не выгорело и ваш Дювернуа сам попал в тюрьму. Лавердон держал вас в руках, и вы потеряли хладнокровие. Вы решили, что прибегнуть к помощи брата будет умнее всего. Вы отправились в госпиталь и должным образом подготовили его. Затем вы убедили его самовольно отлучиться из госпиталя и встретиться с Лавердоном в этом кабаке. Там вы напоили его… Но теперь вы засыпались, дорогая. Будучи тяжело раненным, Франсис Рувэйр физически не мог в одиночку убить Лавердона…

Лиз подпрыгнула вне себя от ярости. Этот негодяй, этот мерзкий толстяк собирается пришить ей участие в убийстве! Она хотела надавать ему пощечин, расцарапать ему рожу. Он ловко схватил ее за кисти. Он улыбался, и лиловые полосы — следы гнева — были ясно видны на его прыщеватых щеках.

— Тихонько, девочка, тихонько. Будь ты посмелее, ты бы сама отвечала за свои поступки, а не валила бы их на несчастного братишку…

Он рассматривал ее в упор, и глаза его загорались.

— Попрошу вас, мадемуазель Рувэйр, не выезжать из Парижа. Вы можете нам понадобиться в любую минуту.

Лиз наконец обрела дар речи:

— Но это же чепуха! Идиотство!

Она очутилась в коридоре, так ничего и не поняв. Ей было стыдно за свое поведение, и она дрожала при мысли о суде, перед которым она предстанет вместе с Франсисом. Она разразилась долгими, безудержными рыданиями. Она боялась, смертельно боялась, что прошлое никогда не отпустит ее.

Главный инспектор Рагесс возобновил допрос маленькой Рувэйр просто так, чтобы рассеяться. Надо было сгладить неприятное впечатление, оставшееся от телефонного разговора с Ревельоном. Постепенно Рагесс вошел во вкус, а теперь испытывал высокое интеллектуальное наслаждение, вспоминая о блестящих дедуктивных умозаключениях, изобличавших участие Лиз Рувэйр в этой истории. Блестящая мысль! Она пришла ему в голову неожиданно, как озарение свыше, и сразу все встало на свои места. Теперь патрон может возвращаться. Если он решит дать делу ход, у него будет красивая обвиняемая, порочная экзистенциалистка и коммунистка. Этакая королева Марго из Сен-Жермен-де-Пре. Если дело решат замять, получится еще лучше. Если же кто-нибудь начнет вопить по поводу слишком поспешного прекращения дела, то всегда можно снова вытащить Лиз Рувэйр… Все газеты будут писать о разложении молодежи, о ее беспринципности и развращенности, а Лавердон останется в стороне.

Эта барышня рассердила его своими гордыми позами. Впрочем, он понимал теперь, отчего Лавердон был к ней неравнодушен. Почему же все-таки он погиб? Только потому, что его выпустили из тюрьмы слишком рано. Но ведь такие типы нужны, так в чем же дело? Всегда так получается. Для проведения определенной политики не хватает подходящих исполнителей. А когда вы их достаете, они начинают мешать политике. Они нарушают закон соблюдения тайны… Рагесс подумал о том, сколько ему придется хлопотать, чтобы организовать Лавердону приличные похороны. Просто удивительно, сколько возни с этими отставными убийцами, которые сделали свое дело и больше не нужны…

Зазвонил телефон. Говорил Лэнгар, и Рагесс поспешил опередить его.

— Вы слышали, что случилось с Лавердоном?

В трубке задребезжало; видно, Лэнгар орал, как зарезанный. Рагесс разобрал только: «… как объясняет свое преступление убийца?»

— Его еще не допрашивали.

— Он из ваших парней, не так ли?

— Да нет же, — проворчал Рагесс. Лэнгар говорил то же, что и Ревельон. Решительно, в это утро полиции приписывали слишком многое.

— Так арестуйте убийцу немедленно!

— Но это была обыкновенная драка с непреднамеренным убийством.

— А где этот репатриированный?

— Послушайте, Лэнгар, в день падения Дьен-Бьен-Фу…