Убийца нужен…

В это весеннее утро он ожидал зятя для серьезного разговора. На его письменном столе лежала папка с материалами для возбуждения бракоразводного процесса. Досье по этому вопросу по указанию самого Кадуса составил для него Жорж Шардэн.

Со времени прошлых парламентских дебатов об Индокитае, то есть с начала зимы, Филиппу не доводилось входить в рабочий кабинет своего тестя. Они встретились на пороге и секунду в упор смотрели друг на друга, насколько это возможно при разнице в росте, достигающей двадцати сантиметров. Бебе старался казаться короче перед толстым и добродушным стариком. Во внешности мсье Кадуса было что-то от сенатора Третьей Империи. Возможно, большая лысина и лукавый, почти неуловимый взгляд.

Мсье Кадус предупредительно придвинул два кресла. Такая необычайная любезность сразу насторожила Бебе и заставила его ожидать худшего. Немедленно, без всякого предисловия он начал излагать сущность своих благих намерений.

Чтобы скрыть удовольствие, мсье Кадус нахмурился. Опережая невысказанные требования, Ревельон доказывал свою сообразительность, и это радовало мсье Кадуса. Пока Ревельон беззаботно вгрызался в индокитайский сыр, Кадус терзался беспокойством, что тогда, в пятидесятом году, он переоценил своего зятя, что тяжелые обстоятельства привели его к ошибочной оценке. Мсье Кадус был очень недоверчив. И теперь он поборол себя и решил хладнокровно проверить, насколько намечавшиеся зятем перемены своевременны. Кадус сполз на краешек кресла и нетерпеливо покачивался, ожидая, пока Бебе закончит свои педантичные объяснения.

— Дорогой Филипп, ваши слова радуют меня. Я полагаю, что вам давно следовало бы прийти к такому заключению. — Мсье Кадус немного помолчал. — У меня как раз намечается интересное дело с англичанами. Вначале я не думал о вас, считая, что ваши средства уже помещены…

Он опять выдержал паузу и сказал более энергично:

— Здесь надо решать быстро.

Пауза, подчеркнутая коротким жестом, напоминавшим движение веера, означала, что Филипп мог соглашаться или не соглашаться, учитывая при этом все проистекающие последствия… Филипп ограничился улыбкой и сказал:

— Вам не следовало сомневаться в моем согласии.

Кадус не торопился с ответом. Он играл короткими, жирными пальцами, то складывая, то разводя их. Казалось, его решение взвешивается на каких-то невидимых весах. Наконец он проговорил таким тоном, будто был в комнате один:

— Это значит, дорогой мой Филипп, что Бебе больше нет. Он умер, и вы должны похоронить его вместе со своей — я не скажу «холостой», а, скажем, «мальчишеской» — жизнью. Ваши способности, Филипп, будут нужны мне и только мне.

Он опять помолчал, чтобы его слова дошли до сознания зятя, и продолжал так небрежно, точно речь шла о погоде:

— Дело касается Китая. Придется монтировать крупные заводы в Южной Африке — отличное помещение капитала и надежные гарантии. Разумеется, корабли пойдут под индийским флагом.

Мсье Кадус резко откинулся на спинку кресла, положил руки на подлокотники и заболтал короткими ножками. Так выражалось у него ликование.

— Мне понадобится пятнадцать дней, — сказал Филипп.

— Пожалуйста. Я пока что вызову в Париж нужное нам лицо. Кроме того, если мы с вами отправимся в Лондон одновременно, в Совете Министров начнется болтовня…

Мсье Кадус замолк на полуслове. Его подозрения относительно зятя зародились давно и долгое время нарастали. Однако достаточно было поговорить начистоту, как сегодня, — и все рассеялось. У Филиппа был бесспорный талант — он умел казаться простым и бесхитростным, вырубленным из целого куска. Быть может, до сих пор Бебе был циничным авантюристом лишь потому, что не видел перед собой иного пути? Кадус не питал никаких иллюзий относительно того, как наживаются крупные состояния. Для него важным было только одно: заставить их плодоносить, и эта решимость читалась в его взгляде. Он позволил себе проявить удовольствие, энергично потерев ручки. Такое обилие маневров начало раздражать Филиппа. Тесть вел себя с ним, точно с конкурентом. Кадус слишком хорошо разбирался в людях, чтобы не заметить недовольства зятя. Он сказал доверительно:

— Послушайте меня, Филипп, это очень серьезно: сейчас вы все поймете. Ваши индокитайские дела в сочетании с моими делами во Франции походят на двойную игру. Дошло до того, что в правительственных приемных стали шептаться…

Как бы невзначай, Кадус опять сделал паузу, словно желая подчеркнуть, что пошлость, которую он сейчас скажет, не имеет к нему решительно никакого отношения:

— «Он неглуп, папаша Кадус, он не кладет всех яиц в одну корзину…» Болтали и другие пустяки, в меру умственных способностей этих господ. Сейчас, Филипп, надо поспевать всюду или обречь себя на уничтожение. Наше будущее в свободной торговле с теми странами, которые могут стать противовесом Соединенным Штатам. Особенно следует заняться Германией господина Аденауэра. Завтра я пришлю вам одно досье. Сделав дело, о котором я вам говорил, мы сможем укрепиться на китайском рынке… Ваше участие в этом деле никого не удивит. А позднее, мой дорогой Филипп, я надеюсь, мы будем иметь другое правительство, покрепче. Такое правительство, которое не будет бегать в Вашингтон, чтобы визировать наши экспортные планы…

Филипп отлично понимал, что разговор с тестем был поворотом в его жизни. Он знал теперь, что без этого разговора его сотрудничеству с Кадусом пришел бы конец. Он поздравил себя с чутьем, не утратившим остроты, и, будучи умным человеком, с благодарностью подумал о тесте.

Больше всех новым поворотом событий была удивлена Кристиана. Властный телефонный звонок отца застал ее в плавательном бассейне Молитор. Тотчас же, не просушив своих светлых волос, она приехала домой и застала Филиппа вместе с родителями в зале, за аперитивом.

Впервые состоялся семейный обед: мсье Кадус с супругой и Кристиана с Филиппом. Все прошло как нельзя лучше. За десертом мсье Кадус, заботясь о будущем внучат, уже мечтал о полном примирении дочери и зятя. Его веселость постепенно заразила супругу. Это была дама, исполненная достоинств, именно такая, какой ей следовало быть. Поэтому, вероятно, никто ее не замечал. Мадам Кадус никогда не одобряла замужества дочери. Тем неожиданнее было сделанное ею предложение, чтобы «дети» провели с ними пасхальную неделю на Лазурном берегу.

Филипп был польщен таким вниманием. По-видимому, тесть ценил их доброе согласие. Незыблемый, педантичный порядок, царивший вокруг мсье Кадуса, внезапно показался Филиппу таким комфортабельным и приятным. Почему он раньше сторонился этой семьи? Он углубился в воспоминания. Вначале он сам судорожно цеплялся за свою независимость. Кристиана не возражала, ей даже нравились его привычки, все еще отдававшие богемой. Кроме того, папаша Кадус не пожелал тратиться, он не вложил ни гроша в создание их семейного уюта. Они были женаты, но их семейная жизнь протекала в перерывах между самолетами…

Украдкой Филипп посмотрел на жену. Все же она необыкновенно похорошела. Материнство пошло ей на пользу, тело ее развилось, излучало горячую силу, спокойное равновесие счастья. Этот расцвет женской красоты, прелесть созревания теперь были для него гораздо соблазнительнее ослепительной юности Мун. Он не хотел поддаваться опьянению, не хотел подчеркивать свое восхищение, чтобы оправдать сделанный выбор: он бросал на Кристиану робкие взгляды — и снова восхищался ею. Он не видел ее месяцами, и сегодня находил множество мельчайших изменений, новые черты ее гармонического расцвета. Филипп стремился скорее остаться с ней наедине. Она стала другой, его грызла тревога: не потерял ли он ее за время разлуки?

Тем временем мсье Кадус набрасывал семейный портрет господина Ланьеля, Председателя Совета Министров и его брата — сенатора. Филипп не стал слушать тестя, он думал о Кристиане. Ему вспомнилась горячка их первого года. Тогда ему удавалось пробыть с ней лишь несколько дней в месяц. Иногда они не виделись два месяца, а иногда — и три. Он не мог тогда часто прилетать во Францию. Как только его дела в Индокитае наладились и он получил возможность уделять Кристиане больше времени, произошло что-то странное. Они стали сторониться друг друга, появилась взаимная отчужденность, словно у «отпускных любовников», которые проводят отпуск вместе, но, как только возвращаются к работе, к обычной жизни, расходятся и даже не понимают, почему недавно их влекло друг к другу… Правда, Кристиана в ту пору ждала второго ребенка.