Страница 9 из 12
– Да, – односложно ответил сержант.
– Вижу. Шарипов, – Шевченко притянул сержанта к себе, – скажи, почему вовремя не развернулись?
– Командовал Воробей...
– Но ты же знал, сукин ты сын, что развернуться надо! Почему не подсказал?
Сержант тяжело дышал и смотрел в сторону.
– Сволочи вы все, – глухо произнес Шевченко. Где-то через полчаса появился Стеценко со взводом.
Шевченко глянул и обомлел: впереди шагал замкомвзвода, сутулился под тяжестью ковра на плече, другой боец тащил расшитое атласное одеяло, третий нес под мышкой пузатую бархатную подушечку.
– Взвод, стой! – Шевченко рванулся навстречу, кровь хлынула в лицо. – Барахольщики, шаг вперед!
Он бросился к ближайшему – здоровяку с подушечкой под мышкой, схватил за грудки:
– Говори, откуда взял!
– Да там, – оторопел солдат, продолжая удерживать локтем подушечку, – ничье было.
– Кто позволял?
– Да в кишлаке и жителей нет...
– Кто, я спрашиваю?
– Товарищ прапорщик сказал: можно...
– Ясно, товарищ прапорщик! – Шевченко метнул раскаленный взгляд на Стеценко.
Тот сохранял невозмутимость.
– А ну, бросай все на землю. Я вам покажу бакшиш!
Ковер, одеяла, подушки, ножи полетели в кучу.
– Козлов, проверить у всех карманы.
Шевченко подошел к Стеценко.
– А ну, выворачивай свои карманы.
– Ну, еще чего! – Прапорщик отступил на шаг, скрестил руки на груди. Под тельняшкой прорисовывались бугры мышц. – Не забывайся, командир, я тебе не солдат!
– Ну, ладно, – тихо сказал Шевченко. – Отложим разговор. Я тебе еще дробовик припомню.
– Ну уж, командир... Тут ты совсем не прав. – Он усмехнулся. – Я в Афгане почти четыре года. Из них два года отпахал пулеметчиком в разведроте. Всякое видал. И не надо меня лечить.
Стеценко снял каску, вытер рукавом лицо и достал сигареты.
– Потом покуришь. Стань в строй.
Стеценко нехотя повиновался.
– Знаешь, как я в разведке воевал, товарищ капитан? О-о, мне звание присвоили. Персональное: косарь-пулеметчик!
– Поджигай! – хрипло скомандовал Шевченко. – Еще раз повторится – под трибунал! Хоть всю роту. Строем под трибунал!
Козлов кисло ухмыльнулся, достал зажигалку, стал подпаливать край одеяла. Пламя приживалось медленно, будто и оно недоумевало: к чему уничтожать полезные вещи...
– Козлов! – Шевченко отвернулся от костра. – Пойдешь обследовать пещеру. Татарников слышал там какие-то голоса. С тобой пойдет Трушин. Ясно, Трушин? Чтоб это место тебе до гробовой доски снилось. И сапер. Где сапер?
– Ту-ут я, – послышалось из-за строя.
– Там заминировано.
Сапер неопределенно качнул головой, мол, разберемся.
– Щуп, кошка – все есть?
– Все-о, – недовольно протянул крепыш-сапер и демонстративно заскучал.
– Тогда вперед... – Шевченко устало опустился на камень. – Старшина, выставить наблюдателей.
На Сергея навалилось дремотное оцепенение. Сумбур захлестнувших событий казался наркотическим наваждением и ничем более. Но реальность доказывала обратное: под скалой лежали неподвижные тела отмучившихся. Бойцы держались поодаль от мертвецов, своих товарищей, и было в этой покинутости и отчужденности что-то глубоко несправедливое и неправильное. «За полтора года у меня не было ни одного убитого», – горько подумал Шевченко.
Вдруг где-то под горой раздался крик. Шевченко вздрогнул и вскочил. Он прислушался, но рядом кто-то громко разговаривал. «Тихо», – прикрикнул он. Но расслышал лишь стрекот вертолетных моторов.
Появились взмыленные Козлов и сапер.
– Где Трушин? – предчувствуя недоброе, быстро спросил Шевченко.
– Разбился, – выдавил Козлов. Он тяжело дышал и смотрел под ноги.
– Как это случилось?
– Упал с тропы. Мы не смогли вытащить. Вдвоем не справиться.
– Пошли! – Шевченко взял с собой первых попавшихся, первым помчался вниз по тропе. Внизу он обернулся:
– Старшина! Пусть вертолеты нас подождут. Скажи: еще одного раненого забрать. Сколько метров там, Козлов?
– Двадцать будет...
Шевченко заметил, что у сержанта дрожали руки.
...Трушин лежал на камнях, лицом вверх, рядом валялись его каска и поодаль – автомат. Вокруг головы расползлась лужа крови.
– Вдребезги... Ряшин, обвязывайся веревкой! Будем спускаться.
– Есть, – подавленно ответил тот.
– Шевелись, – вдруг прикрикнул сапер, сразу почуяв в Ряшине салагу.
Ряшина опустили в трещину, он развязал веревку, боязливо подошел к телу, пристально вгляделся в лицо. Потом осторожно обвязал мертвеца вокруг талии, наскоро подцепил его каску. Тело поднимали долго, оно обвисло, опавшие руки почти касались ботинок, разбитая голова задевала за выступы скалы, и тогда на ней оставался маслянистый вишневый отпечаток. Труп медленно прокручивался то в одну, то в другую сторону. Ряшин нервозно топтался, молча глазел снизу. Вдруг сорвалась и с железным грохотом ударилась трушинская каска. Все как один вздрогнули и стали тянуть живее.
Потом конец веревки сбросили вниз, Ряшин обвязался и вместе с автоматом и каской Трушина был поднят наверх.
– Давай, быстро к вертолету. Пока еще ждут... Сапер и Ряшин, останьтесь.
Шевченко опустился на камень, снял автомат, положил на колени, достал сигареты, протянул солдатам. Молча закурили.
– Как же он свалился с тропы? – вслух подумал ротный и посмотрел на то место, откуда упал Трушин. – Как это случилось?
– Я шел впереди, слышу, какой-то шум, потом – глухой удар. Смотрю, а его уже нет, – произнес сапер.
– И что, ни крика, ничего?
– Не, крикнуть успел. – Сапер качнул головой в сторону, выражая таким образом свое сочувствие. – Если б знал, пошел бы за ним. Откуда мне знать, что у него голова закружится. Я ведь прикомандированный, никого толком не знаю...
– А почему автомат в стороне валялся?.. Странно. – Сапер промолчал. – Ладно, – Шевченко поднялся. – Пошли в пещеру. Будет тебе работенка, раз ты первым шел.
– Это не впервой...
Они спустились. Черный зев пещеры при дневном свете уже не казался таким широким, как ночью.
– Кровь, – сказал сапер.
– Это мы тут двоих, – пояснил Шевченко и осекся, вспомнив и про Татарникова. – Фонарик у тебя есть?
– А как же, – тихо ответил сапер. Он пригнулся и вошел внутрь пещеры.
– Теперь все назад! – послышался его голос. Сапер долгое время не подавал признаков жизни, потом в проеме входа показался его зад, он пятился и стравливал трос.
– Зацепил... Сейчас попробуем стащить.
– Не завалится?
– Не должно. Противопехотная. Если под ней фугас не поставили.
Он стал помалу тянуть и вытащил закрепленную на «кошке» деревянную коробочку.
Втроем вошли в пещеру. Шевченко сразу почувствовал странный сладковатый запах.
– Впереди – яма, – шепотом сказал сапер.
Они подошли к ее краю. В поперечнике яма была около четырех метров.
– Свети...
Они склонились над краем и отшатнулись. Бледный луч фонаря выхватил оскаленные лица, потухшие заплывшие глаза, скрюченные пальцы.
– Мертвяки! – с дрожью в голосе пробормотал Ряшин и побелевшими глазами уставился на ротного. – Вся яма мертвяков!
– А ну, свети еще! – выкрикнул Шевченко. – Смотри, может, есть кто в нашей форме...
– Вон, слева, кажется. Точно, наш...
– И рядом, и еще...
– Бедные ребята...
Тела несчастных были покрыты ужасными ранами. В слабом свете фонарика кровь казалась разбрызганной черной смолой.
– Гранатами закидали или из автоматов, – глухо сказал Шевченко. – Это тюрьма была. Зиндан... Трупы бы надо вытащить...
– Только смотрите, товарищ капитан. Они могут быть того, заминированными... – деловито заметил сапер. – Да идемте, что ли, на воздух. А то дышать совсем нечем.
Над ними прострекотали два вертолета. На ярчайшем свету казалось, что это грохотало солнце.
– Увезли, – констатировал Шевченко.
Они поднялись на вершину. Люди лежали вповалку.
– Стеценко! Построить роту. Кроме первого взвода, – тусклым голосом произнес Шевченко.