Страница 13 из 30
Лучшее ограждение от тиранов – недоверие граждан.
(Плутарх. «Наставления о государственных делах», 28) (краткое изложение мысли Демосфена – Речи, VI, 24) (125, с.799)
Однажды к Демосфену пришел какой-то человек и, жалуясь, что ему нанесли побои, просил выступить на суде в его защиту. «Да ведь с тобой ничего подобного и не случалось!» – возразил Демосфен. Гость сразу возвысил голос до крика: «Да ты что, Демосфен? Как так „не случалось“?» – «Вот теперь, клянусь Зевсом, – промолвил Демосфен, – я слышу обиженного и потерпевшего».
(Плутарх. «Демосфен», 11) (128, с.327)
(Александр Македонский потребовал от афинян выдать ему десятерых вождей антимакедонской партии во главе с Демосфеном. Демосфен сказал согражданам:) Каждый видел, как купцы носят на блюде горсть пшеницы и по этому малому образцу продают весь товар, точно так же и вы – выдавая нас, незаметно выдаете головою себя самих.
(Плутарх. «Демосфен», 23) (128, с.333)
Передают, что, покидая Афины, он (Демосфен) простер руки к Акрополю и промолвил: «Зачем, о Владычная хранительница града сего, ты благосклонна к трем самым злобным тварям – сове, змее и народу?» (Сова и змея – священные животные Афины Градовладычицы, статуя которой высилась на Акрополе.)
(Плутарх. «Демосфен», 26) (128, с.335)
Диоген из Синопы
Диоген из Синопы (Малая Азия) (ок. 410 – ок. 320 до н. э.), философ-киник, последователь Антисфена. Долго жил в Афинах; много странствовал. Большая часть историй о нем была сложена, по-видимому, лишь во II в. н. э.
(Диоген) говорил, что когда он видит правителей, врачей или философов, то ему кажется, будто человек – самое разумное из живых существ, но когда он встречает снотолкователей, прорицателей или людей, которые им верят, (...) то ему кажется, будто ничего не может быть глупее человека.
(Диоген Лаэртский, VI, 24) (49, с.241)
(Диоген) говорил, что, протягивая руку друзьям, не надо сжимать пальцы в кулак.
(Диоген Лаэртский, VI, 29) (49, с.242)
(Диоген) говорил, что берет пример с учителей пения, которые нарочно берут тоном выше, чтобы ученики поняли, в каком тоне нужно петь им самим.
(Диоген Лаэртский, VI, 35) (49, с.244)
Увидев однажды женщину, непристойным образом распростершуюся перед статуями богов, и желая избавить ее от суеверия, он (Диоген) подошел и сказал: «А ты не боишься, женщина, что, быть может, бог находится позади тебя, ибо все полно его присутствием, и ты ведешь себя непристойно по отношению к нему?»
(Диоген Лаэртский, VI, 37) (49, с.245)
Когда он (Диоген) грелся на солнце (...), Александр (Великий), остановившись над ним, сказал: «Проси у меня, чего хочешь»; Диоген ответил: «Не заслоняй мне солнца».
(Диоген Лаэртский, VI, 38) (49, с.245–246)
Когда кто-то читал длинное сочинение и уже показалось неисписанное место в конце свитка, Диоген воскликнул: «Мужайтесь, други: виден берег!»
(Диоген Лаэртский, VI, 38) (49, с.246)
Когда Платон дал определение, имевшее большой успех: «Человек есть животное о двух ногах, лишенное перьев», Диоген ощипал петуха и принес к нему в школу, объявив: «Вот платоновский человек!» После этого к определению было добавлено: «И с широкими ногтями».
(Диоген Лаэртский, VI, 40) (49, с.246)
Человеку, спросившему, в какое время следует завтракать, он (Диоген) ответил: «Если ты богат, то когда захочешь, если беден, то когда можешь».
(Диоген Лаэртский, VI, 40) (49, с.246)
Когда кто-то задел его бревном, а потом крикнул: «Берегись!» – он (Диоген) спросил: «Ты хочешь еще раз меня ударить?»
(Диоген Лаэртский, VI, 40) (49, с.246)
Среди бела дня он (Диоген) бродил с фонарем в руках, объясняя: «Ищу человека».
(Диоген Лаэртский, VI, 41) (49, с.246–247)
Тем, кто боялся недобрых снов, он (Диоген) говорил, что они не заботятся о том, что делают днем, а беспокоятся о том, что им приходит в голову ночью.
(Диоген Лаэртский, VI, 43) (49, с.247
Когда кто-то, завидуя Каллисфену, рассказывал, какую роскошную жизнь делит он с Александром (Македонским), Диоген заметил: «Вот уж несчастен тот, кто и завтракает и обедает, когда это угодно Александру!»
(Диоген Лаэртский, VI, 45) (49, с.248)
Об одной грязной бане он спросил: «А где мыться тем, кто мылся здесь?»
(Диоген Лаэртский, VI, 45) (49, с.249)
(Диоген) просил подаяния у статуи; на вопрос, зачем он это делает, он сказал: «Чтобы приучить себя к отказам».
(Диоген Лаэртский, VI, 50) (49, с.249)
На вопрос, в каком возрасте следует жениться, Диоген ответил: «Молодым еще рано, старым уже поздно».
(Диоген Лаэртский, VI, 54) (49, с.251)
Когда у него убежал раб, ему советовали пуститься на розыски. «Смешно, – сказал Диоген, – если Манет может жить без Диогена, а Диоген не сможет жить без Манета».
(Диоген Лаэртский, VI, 55) (49, с.251)
Спрошенный кем-то, почему люди подают попрошайкам, а философам – никогда, Диоген ответил: «Потому что предполагают, что хромыми и слепыми они еще могут стать, а философами – никогда».
(Диоген Лаэртский, VI, 56) (16, с.118)
Возвращаясь из Олимпии, на вопрос, много ли там было народу, он (Диоген) ответил: «Народу много, а людей немного».
(Диоген Лаэртский, VI, 60) (49, с.253)
На вопрос, откуда он, Диоген сказал: «Я – гражданин мира».
(Диоген Лаэртский, VI, 63) (49, с.254)
Тому, кто стыдил его за то, что он бывает в нечистых местах, он сказал: «Солнце тоже заглядывает в помойные ямы, но от этого не оскверняется».
(Диоген Лаэртский, VI, 63) (49, с.254)
У расточителя он (Диоген) просил целую мину; тот спросил, почему у других он выпрашивает обол, а у него целую мину. «Потому, – ответил Диоген, – что у других я надеюсь попросить еще раз, а доведется ли еще попросить у тебя, одним богам ведомо».
(Диоген Лаэртский, VI, 67) (49, с.255–256)
* Увидев прихорашивающуюся старуху, Диоген сказал: «Если для живых – ты опоздала, если для мертвых – поторопись».
(Антоний. «О стариках бесчестных и неблагоразумных») (16, с.120)
Увидев судачивших женщин, Диоген сказал: «Одна гадюка у другой берет яд взаймы».
(Антоний и Максим. «Рассуждение о злых женщинах») (16, с.119)
* Поучать старца – что лечить мертвеца.
(Антоний и Максим. «Рассуждение о брани и клевете») (16, с.117)
Однажды Диоген, завтракая в харчевне, позвал к себе проходившего мимо Демосфена. Тот отказался. «Ты стыдишься, Демосфен, зайти в харчевню? – спросил Диоген, – а ведь твой хозяин бывает здесь каждый день!» – подразумевая весь народ и каждого гражданина в отдельности.
(Элиан. «Пестрые рассказы», IХ, 19) (178, с.280)
Как-то Диоген, прибыв в Олимпию и заметив в праздничной толпе богато одетых родосских юношей, воскликнул со смехом: «Это спесь». Затем философ столкнулся с лакедемонянами в поношенной и неопрятной одежде. «Это тоже спесь, но иного рода», – сказал он.
(Элиан. «Пестрые рассказы», IХ, 34) (179, с.74)
Когда распространился слух, что Филипп (Македонский) приближается, на коринфян напал ужас, и все принялись за дело: кто готовил оружие, кто таскал камни, кто исправлял стену (...). Диоген, видя это (...), стал усерднейшим образом катать взад и вперед (...) большой горшок, в котором он тогда жил. На вопрос кого-то из знакомых: «Что это ты делаешь, Диоген?» – он отвечал: «Катаю мой горшок, чтобы не казалось, будто я один бездельничаю, когда столько людей работает».
(Лукиан. «Как следует писать историю», 3) (95, с.627)