Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 42 из 72

Глава 9. Принцип «Империи» у Карла Шмитта и Четвертая политическая теория

Порядок «больших пространств»

В своей работе 1939 года «Порядок большого пространства в правах народов и запрет на интервенцию пространственно чуждых сил. Введение в понятие „рейх” в правах народов» («Völkerrechtliche Großraumordnung und Interventionsverbot für raumfremde Mächte. Ein Beitrag zum Reichsbegriff im Völkerrecht») Карл Шмитт излагает основы концепции, которая легла в основу неоевразийского проекта в России начала XXI в. И хотя Шмитт писал свой текст применительно к Германии конца 1930-х годов, что отразилось на разбираемых им реалиях, его значение намного превосходит и исторический, и политический, и географический контекст, закладывая фундамент особой политико-юридической модели мышления, которой, скорее всего, суждено воплотиться в жизнь только в XXI в. и которая имеет ключевое значение для современной России.

Доктрина Монро

Показательно, что изложение теории «большого пространства» сам Шмитт начинает с «доктрины Монро», сформулированной в 1823 году президентом США Джеймсом Монро и ставшей базой американской внешней политики на два столетия. Смысл «доктрины Монро» сводится к утверждению, что политика американского континента должна определяться интересами самих американских государств. В начале XIX в. это имело вполне конкретный смысл, так как Америка находилась тогда в полуколониальном состоянии и европейские державы постоянно вмешивались в ее политические процессы. США, как самая сильная американская держава, брали на себя ответственность за поддержку независимости всего американского континента от европейского вмешательства. Здесь Карл Шмитт и видит истоки политической теории «большого пространства».

«Большое пространство» исходит из антиколониальной стратегии и предполагает (чисто теоретически) добровольный альянс всех стран континента, стремящихся коллективно отстоять независимость. Предполагается, что инициатива в отстаивании этой независимости пропорционально возлагается на более сильные державы, откуда следует естественное первенство США. Первенство в обеспечении независимости всего американского «большого пространства» означает и признание лидерства США со стороны остальных стран, и возложение на них основной нагрузки в целях поддержания свободы всего «большого пространства». Это ни в коей мере не предполагает, что американские страны становятся «провинциями» США или хоть в чем-то утрачивают суверенность. Но поскольку суверенность в планетарном масштабе (перед лицом европейских колониальных сил) они могут на практике обеспечить только все вместе и при главенстве США, то значение Соединенных Штатов для всех стран возрастает, ибо союз с ними напрямую влияет на реальное содержание суверенитета каждой американской страны.

Все это отражает реалии первой половины XIX в., но Шмитт именно в этой изначальной форме «доктрины Монро» видит нечто большее – прообраз сбалансированной и гармоничной организации всего мира в будущем, т.е. не исторически обусловленное состояние дел, но оптимальный проект для грядущей реорганизации планетарного пространства.

Смысл «доктрины Монро» в следующем: необходимость обеспечения безопасности и независимости одного государства (США) обусловлен стратегическим статусом примыкающих к нему или расположенных близко держав континента. В отличие от Европы, где конкурировали между собой великие державы, расположенные вплотную друг к другу (Англия, Франция, Германия, Австрия, Италия, Испания, Португалия, Голландия и т.д.), США были единоличным лидером на американском континенте, и угрозу для них представляли только внешние – европейские — могущества. Остальные же американские страны были теоретически заинтересованы в том же, что и США (в независимости от европейского колониализма), но реальной конкуренции для них не представляли – уровень их суверенитета был намного слабее.

В Европе идея того, что безопасность Франции зависит от политического состояния Англии или Германии, была бы нелепой напрямую, поскольку и Англия, и Германия обладали могуществом, сопоставимым с французским, и европейские державы вынуждены были договариваться между собой для построения общей системы безопасности – например, в «концерте европейских держав», а внешней для всей Европы угрозы не существовало. Когда тень такой угрозы возникала (со стороны России или Турции), для ее отражения хватало временных альянсов европейских держав между собой.





США находились в принципиально ином положении, и их собственная безопасность напрямую зависела от политического положения других американских стран, которые, взятые по отдельности, свой суверенитет отстоять не могли и для США реальной конкуренции не представляли. Все это и отражено в «доктрине Монро».

Юридический статус «доктрины Монро». Политика и право, легальность и легитимность

Карл Шмитт был юристом и особое внимание уделял правовой составляющей международной политики. Поэтому он задается вопросом о правовом статусе «доктрины Монро». Чтобы понять оценку Шмитта надо напомнить об основных формах шмиттовского анализа.

Шмитт разделяет между собой область права и область Политического. Он убежден, что право подчинено Политическому, так как изначальное решение о формулировке, принятии или изменении закона всегда принимается на основании волеизъявления, выходящего за чисто правовые рамки. Эта сфера принятия решения, запредельная сфере закона, и называется Шмиттом «Политическим». Если закон оперирует с парой понятий «разрешено—запрещено», то Политическое – с парой понятий «друг—враг». В отличие от морали в Политическом определения «друг—враг» ничего не говорят о том, имеем ли мы дело с «хорошим» или «плохим». Эти понятия не имеют заведомо и правового статуса. Враг может быть благородным, справедливым, обладать честью, но должен быть побежден, уничтожен и разбит, так как он враг.

Шмитт разделяет, вслед за Максом Вебером, также «легальность» и «легитимность». Легальность – это соответствие строго определенному и фиксированному правовому кодексу. Легитимность — совокупное и общее соответствие того или иного политического действия или решения мнению большинства, народа, общества. Политика и право, легальность и легитимность тесно связаны между собой, и различить их в определенные моменты затруднительно. Лишь в критической ситуации («чрезвычайном положении») природа их проявляется в полном объеме, потому что Политическое выступает само по себе, обнаруживая свое сущностное превосходство над правовым. Здесь же проявляется и понятие легитимности, и вступает в силу потенциал суверенитета.

Применяя эти понятия к «доктрине Монро», можно сказать, что она мыслилась самими американцами как полностью легитимная, принадлежащая к сущности Политического и вытекающего из суверенного решения обеспечивать надлежащим образом суверенитет США, а заодно и всего американского континента.

«Доктрина Монро» — это квинтэссенция американской внешней политики. В ней определялось кто друг, кто враг. Друзьями были все американские страны, врагами – великие европейские державы с их колониальными посягательствами на Новый Свет. Чтобы защитить от «врага» суверенитет, принималось решение о рассмотрении территории всей Америки как единого стратегического пространства. И это было воспринято американцами (по меньшей мере, американским политическим классом) как вполне легитимное явление. Легально-правового статуса «доктрина Монро» не приобрела, но это только добавило гибкости в ее применении, так как позволило более успешно реализовать на практике ее цели.