Страница 3 из 9
— Господь помог, — ответила Мармеладова и вдруг подняла на письмоводителя глаза, уже не заплаканные, а ярко, по-особенному засветившиеся. — Человек один, который вместе с другими батюшку принёс, из-под кареты, мачехе денег дал. Все, какие у него были, хотя сам очень бедный. На гроб хватило, самый простой. На отпевание. И ещё Катерина Ивановна даже поминки затеяла. Они нынче вечером будут, а я ей помогала… Только сейчас вернулась.
Здесь письмоводитель вспомнил о цели своего прихода и приступил к собственно допросу.
— Известно ль вам, что …покровительница ваша, — это слово Заметов подобрал не сразу, — госпожа Зигель вчера убита у себя на квартире?
— Слышала, — тихонько ответила Соня. — Упокой Боже её душу…
— Для вас это, я полагаю, облегчение. Теперь вы свободны, — произнёс он ещё по дороге заготовленную фразу, да так и впился глазами в личико Мармеладовой.
Та лишь вздохнула.
— Какая уж тут свобода, сударь. Больная мачеха и трое детишек. Их пропитать надо, одеть-обуть, за комнату ихнюю давно не плачено, хозяйка ругается… Нет уж, судьбы не избегнешь. Кем была, тем и буду. Мне уж госпожа Ресслих, чья квартира, — Соня неопределённо качнула головой в сторону запертой двери, — предлагала… Она, как и Дарья Францевна, девушек держит. Видно, надо соглашаться…
Дверь, на которую она указывала, чуть скрипнула.
— Сквозняки здесь. — Мармеладова зябко повела плечиками, хотя, на взгляд Заметова, в комнате было довольно душно. — Не привыкну никак.
— Хм, — откашлялся Александр Григорьевич, чувствуя, что ему перестаёт нравиться роль сыщика, но тем не менее пытаясь взять бодрый тон. — Однако ж не всё в жизни так ужасно. У вас, наверное, имеется какой-нибудь друг, который хотя бы отчасти скрашивает неудовольствия, сопряжённые, то есть проистекающие…
Запутавшись в оборотах и смутившись, он сбился, не договорил.
— Нет у меня никого. Да и кто к такой в друзья пойдёт, посудите сами, — спокойно возразила Соня.
Заметов сконфуженно пятился к выходу.
— Ну, хорошо… Ваши ответы полностию удовлетворительны, — бормотал он. — Более не обеспокою. А по поводу вашего батюшки примите мои самые искренние… Быть может, я со своей стороны могу чем-нибудь…
— Благодарю. — Соня провожала его до двери. — Теперь всё устроилось. Да и Родион Романыч обещал прийти…
— К-кто?
Заметов так и обмер.
Сзади снова раздался скрип, и девушка на секунду обернулась.
— Сквозит. — Тень извиняющейся улыбки мелькнула по бледному лицу. — Родион Романович Раскольников — это человек, который нам помог. Я вам рассказывала. Он студент, впроголодь живёт, а все свои деньги нам отдал. Он очень благородный и очень-очень умный, — с внезапным жаром продолжила она. — Я давно… Я никогда таких не встречала. Я, кажется, сильно обременила его. Наговорила всякого, слезами своими расстроила. Стыдно. Но он ничего. И сегодня вечером беспременно обещался на поминках быть. Он не обманет, я знаю.
— Наговорили ему всякого? — медленно, пытаясь унять гонку мыслей, повторил Александр Григорьевич. — То есть, стало быть, про историю… — Он хотел сказать «падения вашего», но посовестился. — Про жизненную историю вашу тоже?
Она поняла и опустила голову.
— Да, всё ему рассказала. Сама не знаю, что на меня нашло.
— А…
«А он что?» — захотелось теперь спросить Заметову, однако делать этого, пожалуй, не следовало. Порфирии Петрович нипочём бы не выдал своего сугубого интереса к личности подозреваемого.
— Ну-ну, — с видимым равнодушием протянул письмоводитель, хотя сердце у него в груди так и попрыгивало. — Пойду. Пора-с.
Проводив посетителя, Мармеладова вернулась в комнату совсем ненадолго. Собрала в узелок какие-то мелочи, трижды перекрестилась на икону, висевшую в самом дальнем от кровати углу, и тоже вышла.
Лишь теперь человек, который все это время не отрывался от замочной скважины и дважды, от чрезмерной увлечённости, произвёл невольный шум, принятый простодушной Монашкой за сквозняк, оставил своё нескромное занятие.
Любопытно, что в самом начале объяснения Заметова с гулящей господин был куда менее сосредоточен, даже достал из кармана плоскую фляжку с ромом и раз-другой к ней приложился. По лицу его при этом гуляло довольно странное выражение, соединявшее в себе глумливость и жадное ожидание. Однако, когда речь зашла об убийстве, облик соглядатая переменился — сделался серьёзен и внимателен. Во второй раз перемена в этом лице произошла при упоминании имени «Родион Романович». Здесь уж господин прямо вздрогнул и прижался к скважине ещё плотнее.
Как раз в эту минуту из противоположной двери появилась дама средних лет, довольно недурной наружности, которую портили лишь жёсткие складки у губ. Увидя, каким делом занят белокурый господин, она беззвучно рассмеялась, подошла на цыпочках и погладила его по волосам, но тот досадливо отодвинулся и махнул: «уйди, уйди!». Женщина нисколько не обиделась. Прикрыв рот, чтоб не засмеяться в голос, она отошла в угол, села на диванчик и уже оттуда весело наблюдала за некрасивым времяпрепровождением своего приятеля.
Наконец он отодвинулся от скважины и посмотрел в сторону задумчиво прищуренным взглядом.
— Как вам моя крайняя комнатка? Хороша? — фыркнула дама. — Нарочно сдаю гулящей — полакомить близких друзей видом рублёвого разврата. Это, знаете, барчукам для пробуждения аппетиту показывают, как крестьянские дети уплетают кашу с молоком… Да что это вы постником глядите, Аркадий Иванович, не распотешила вас моя Монашка?
— Отчего же, Гертруда Карловна, даже очень распотешила, — нараспев проговорил мужчина. — Под большим пребываю впечатлением.
Гертруда Карловна (это была мадам Ресслих, хозяйка квартиры и всего этажа) присвистнула, что вышло у ней очень ловко.
— Значит, не зря я к девчонке подбираюсь. Есть в ней что-то этакое, у меня на подобные вещи нюх. Самого Свидригайлова впечатлить!
Свидригайлов (ибо такова, выходит, была фамилия белокурого господина) поглядел на Гертруду Карловну весьма внимательно и ответил несколько невпопад:
— Именно что нюх. Затем у вас и остановился. Госпожа Ресслих оживилась:
— Что девочка-невеста? Понравилась? Не зря из деревни приехали?
— Хороша, — сдержанно ответил Аркадий Иванович. — Папенька с маменькой только очень уж противные.
— Зато вам не будет от них никакой докуки, за это ручаюсь. — Хозяйка подошла, присела к Свидригайлову на колени. — А вы помните уговор. Как наиграетесь с жёнушкой и прискучите её невинными прелестями, она моя. Ведь это я вам её приискала.
— Не беспокойтесь. — Господин зевнул, отворачивая щеку от поцелуя. — Сочтёмся. Пойду, однако, прогуляюсь. Да и дельце есть.
Глава одиннадцатая
ГОСПОДИН СВИДРИГДЙЛОВ
«Дельце» привело Аркадия Ивановича на Вознесенский проспект к некоему дому довольно уродливого вида. Повернув с улицы в тёмную подворотню, Свидригайлов заглянул во двор, однако не прошёл к подъездам, а остался в полумраке. Прохаживался там взад-вперёд, постукивая по мостовой своей тростью. Трость была дорогая, красного дерева с бронзовым набалдашником в виде сфинкса, восседающего на пьедестале.
Всякий раз, когда в подворотню кто-то входил, Аркадий Иванович брал в сторону и совершенно сливался со стеной, так что делался почти невидим.
Странное его ожидание (а судя по некоторым признакам нетерпения это было именно ожидание) продолжалось довольно долго, но в конце концов окончилось, и окончилось вот чем.
Один из прохожих, которые проследовали с улицы во двор, высокий и широкоплечий молодой мужчина, ничем не заинтересовавший Свидригайлова, через короткое время появился вновь и направился уже в обратную сторону, причём не один, а сопровождаемый барышней в скромном, но очень идущем к ней платье.
Завидев барышню, Аркадий Иванович так вздрогнул, что стало ясно — её-то он тут и поджидал. Но объявлять о себе и не подумал, нырнул в проем, что вёл в дворницкую, и затаился там.