Страница 64 из 78
– А потом... что? – хрипло спросил Илья.
– Потом? – эхом отозвалась Данка. – Потом ушла. Не оставаться же было. Наши никто не здоровался даже. Плевали вслед. Я даже не стала ждать, пока синяки сойдут. Ночью ушла. Мне гаджи с собой пять картошек и хлеба завернула, юбку старую, кацавейку дала... – она вымученно улыбнулась, вытерла слезы. – Илья, ты... Ты прости, что я тебе-то про это говорю. Все равно не веришь. Мне мать с отцом не поверили, а уж ты... Я и не прошу. Спасибо, что сразу не выкинул. Утром, клянусь, уйду.
– Да подожди ты! – Илья отвернулся. – Как же ты... одна?
– Да так... Зимовала в Калуге, у цыган-кофарей. Я там и придумала вдовой назваться. А что? Платком черным повязалась, и готово дело. Гадать ходила по дворам. На хлеб хватало. А потом вдруг наш табор в Калугу приехал. Я их как на базаре увидала – Корчу, Симу, Варгу, – обледенела вся! И домой не зашла – сразу прочь кинулась! Но уж весна подходила, полегче стало. Поехала в Тулу, там пожила. Потом – в Медынь, в Серпухов... Иногда у гаджэн, иногда у цыган жила. У цыган, правда, редко: страшно было. Все боялась – вдруг услышит кто про меня... Подолгу нигде не оставалась. Вот как совсем потеплело – в Москву подалась. Завтра в Ярославль поеду.
– Тяжело одной? – сам не зная зачем, спросил Илья.
– Ничего, – коротко сказала Данка. И умолкла, уткнувшись острым подбородком в кулаки.
Луна ушла из окна, стало совсем темно. Илья зажег лампу. Данка подняла голову, и красный свет упал на ее усталое, распухшее от слез лицо.
– Ладно... Правда твоя, незачем мне ночевать. Пойду в Таганку. Прощай, морэ, не поминай лихом. Да этой вашей... Насте... не говори ничего. Уж как она хочет, чтоб я в хоре пела... А мне только этого не хватало.
– Хватит, – с досадой сказал Илья. – Кто тебя гонит? Иди спать.
В дверь заглянула Варька. Настороженно посмотрев на брата, подошла к Данке, взяла ее за руку.
– Идем. Ляжешь со мной.
Они ушли. Илья шумно вздохнул, прошелся по горнице из угла в угол, ероша обеими руками волосы. Данкин платок еще лежал на полу. Илья поднял его, положил на край стола. Вполголоса выругался.
Скрипнула дверь, вошла Варька.
– Спит? – спросил Илья.
– Спит, – кивнула Варька, встала за его спиной. – Как мертвая упала.
– Ты слышала, что она тут врала?
– Слышала. – Варька помолчала. – По-моему, не врет она.
– Как так? – вспылил Илья. – И ты туда же?!
– Не кричи. Вам, мужикам, откуда знать... – Варька отошла к окну. – Не мне, конечно, тебе рассказывать, но... так тоже бывает, только редко. Девка честная, а на простыни – ни пятнышка. Помнишь Ольгу-покойницу? Она мне рассказывала, у нее с Митро тоже так было. Только он ей поверил. Вдвоем измазали чем-то эту простыню и цыганам выкинули. И никто не догадался, даже Марья Васильевна. Смотри только не скажи никому. Ольги уж на свете нет, грешно.
Илья помолчал. Затем спросил:
– Видала, как на нее Кузьма глядел?
– Видала. – Варька улыбнулась. – Что ж... Дай бог.
– Еще чего! – взвился Илья. – Ошалели вы все, что ли? Иди скажи ей – чтоб завтра же вон из дома. Честная, нечестная – какая разница? Молодой он на вдовах жениться.
– Да какая она вдова? – вышла из себя Варька. – Моложе его на год! Не совался бы ты в это дело, вот что!
– У тебя не спрошу, – уже выходя из горницы, сказал Илья. Его мучило сильнейшее желание выложить Кузьме все, как есть, про Данку и предостеречь от опрометчивых шагов. Хватит того, что у Мотьки жизнь вверх дном пошла. И какая разница – шлюха Данка или нет... Была охота всю жизнь гадать да мучиться. Но Кузьма храпел во всю мочь, растянувшись поперек постели и сунув под голову сразу две подушки. Илья вытащил у него одну, осторожно подвинул мальчишку ближе к краю, лег рядом. Быстро уснул и не заметил, как Кузьма бесшумно поднялся и вышел.
На другой день был Чистый понедельник. Илья проснулся от бьющего в лицо солнечного луча. Было уже довольно поздно. Кузьмы рядом не было. Из-за стены слышался смех, веселые голоса, чьи-то удивленные возгласы. Вспомнив вчерашний день, Илья вскочил и начал одеваться.
Первой, кого он увидел, была Настя. Она стояла спиной к двери и, смеясь, удивленно спрашивала кого-то:
– Да как же? Так сразу? Уже муж и жена? Ну, вы, право слово, с ума сошли! Да еще на Страстной неделе! Грех-то, грех какой...
Илья быстрыми шагами подошел к столу – и сразу же увидел Данку. Она стояла у окна в синем Варькином платье, чинно сложив руки на животе. Ее вымытые, расчесанные волосы были аккуратно убраны под платок. Но не под вчерашний, вдовий, а под новый – шелковый, голубой, блестящий на солнце. Увидев Илью, она улыбнулась краем губ. Взглянула в сторону – и Илья увидел Кузьму. Тот сидел за столом и пил вино из чайной кружки – жадными большими глотками. Заметив Илью, заморгал и опустил кружку мимо стола. Данка едва успела подхватить ее. Снова улыбнулась углом рта, поставила кружку на подоконник. Подошла и встала за спиной Кузьмы.
Только тут Илья догадался. И заорал:
– Варька!!!
Та тут же примчалась, всплеснула руками:
– А что я-то? Я и сама час назад всего узнала!
– Да когда же они успели?! Ну, Кузьма... ну, знаешь... – не найдя слов, Илья сел на пол, запустил обе руки в волосы.
Кузьма смущенно пожал плечами:
– Да так вот... успели.
– Ночью в коморе, – сварливо сообщила Макарьевна, входя из сеней. – Я с петухами встала, слышу – шебуршатся, перепужалась – не воры ли? Взяла кочергу, пошла проверять. В двери тырк – а мне навстречу вот этот выскакивает. Глаза дурные, голова – чертом! Я чуть на пол не села! Что, говорю, вурдалак, ты здесь середь ночи делаешь? Женюсь, говорит. И – обратно.
Настя тихо рассмеялась, отворачиваясь к стене. Илья в упор смотрел на Данку. Та не отводила взгляда, спокойно улыбалась, играла углами платка.
– По-моему, всем выпить надо, – деловито сказала Варька. – За мужа и жену. Дарья Степановна, помоги уж.
Варька с Данкой ушли на кухню. Илья сел рядом с Кузьмой. Возмущенно сказал:
– Ну на кой черт тебе это сдалось?!
Кузьма покраснел, полез в затылок, забормотал что-то про удар в голову и шлею под хвост. Илья отмахнулся, не дослушав. Искоса взглянул на Настю. Она посмотрела через его плечо на Кузьму. Ласково, чуть насмешливо сказала:
– Поздравляю, Кузьма Матвеич! Такую красавицу за себя уговорил. Дай бог сто лет прожить, десяток детей родить и сотню внуков!
Кузьма неловко поклонился в ответ. Хотел было сказать что-то, но в это время с улицы донеслись отчаянные крики:
– Кто женился? Кузьма?! Врете, черти! Кто разрешил? Какого лешего?! На ком?! Почему без меня? Ну, покажите только мне его! Шкуру спущу с паршивца!
– Кажется, Митро идет, – злорадно сообщил Илья.
– Ой господи... – испуганно сказал Кузьма, вставая. – Настя! Настасья Яковлевна! Ты это... уж не уходи пока.
– Не бойся! – и Настя бросилась за порог навстречу брату.
В комнату вошли Данка и Варька, нагруженные бутылками, стаканами и остатками вчерашних пирогов. Илья поймал Данку за рукав. Чуть слышно спросил:
– Что, сука, окрутила дите?!
Данка молча, с силой вырвала рукав. Прошла к столу, заняла свое место за спиной Кузьмы. И вовремя, потому что в сенях уже слышался грохот, топанье и отчаянная ругань Митро.