Страница 43 из 78
– Нет, Сергей Александрович, нет! – хрипло сказала, почти выкрикнула Настя. В голосе ее послышалось рыдание.
Сбежнев торопливо опустился на колени, повернул Настю к себе.
– Настенька! Но отчего?.. Что произошло, ангел мой, кто тебя обидел? Почему ты не хочешь мне рассказать? Через неделю венчание, все готово, в Веретенникове нас ждут, шафером согласился быть Никита Строганов... Откуда слезы?
– Простите вы меня, Сергей Александрович, – тихо сказала Настя. Нагнувшись, погладила тершегося о ее юбку кота, поправила складку у пояса. – Простите дуру. Не пойду я за вас.
В маленькой комнате наступила тишина. Стало отчетливо слышно, как потрескивают угли в печи. Кот толкнул было головой упавшую Настину руку, но ласки не дождался и, недовольно муркнув, снова заходил кругами по полу. Из-за двери донесся звон посуды, ворчание Арефьевны. Настя сидела не поднимая глаз. Князь молча, тревожно смотрел на нее.
– Вот, я принесла все. – Настя неловко развязала узелок. Тускло блеснуло золото, камни. – Все подарки ваши, все до единого, все колечки, серьги... Возьмите.
– Настя... – изумленно прошептал Сбежнев, глядя на сверкающую россыпь. – Но... почему? Чем я виноват? Чем я обидел тебя? Слово чести, я решительно ничего не понимаю! Мы виделись три дня назад, все было хорошо, ты была весела, пела... Скажи мне, дружок, голубчик Настя, что случилось? Чем я провинился перед тобой?
– Сергей Александрович, не мучьте меня... – Настя закрыла лицо руками. – Я уже сама ничего не знаю! Знаю только, что дура набитая и ноги вашей не стою! Раньше надо было, а я... Отца слушалась, кобылища!
– Подожди... Но как же... Ты хочешь сказать, что Яков Васильевич... Он принуждал тебя?!
– Да... Нет... Не знаю... Я ведь и сама хотела... – Настя заплакала. – Одному поверьте – я вас не обманывала! Я... я хотела, чтобы и нашим хорошо было... и вы человек добрый, любите меня, знаю... Кто бы другой цыганку замуж взял? Хору деньги нужны, но... Но не могу я теперь, видит бог, не могу! Не надо свадьбы, и денег, и ничего не надо!
– Ты не любишь меня? – резко спросил князь.
Настя молча, отчаянно помотала головой.
Сбежнев встал, подошел к окну. Настя, отняв руки от лица, испуганно следила за ним. Кот вскочил на печь, завозился там, устраиваясь потеплее. За окном пошел снег, и в комнате потемнело.
Сбежнев быстрыми шагами вернулся к дивану. Снова опустился на колени, взял Настю за обе руки.
– Настя... Голубчик. Не сердись, постарайся выслушать меня спокойно. Я старше тебя. Смею думать, опытнее. Я немного знаю эту жизнь и... и, вероятно, понимаю тебя. Ты очень молода, ты боишься замужества, это все – простые девичьи страхи перед венцом. Поверь мне, все будет хорошо. Может быть, ты не хочешь уезжать от цыган? Не хочешь расставаться с отцом, семьей? Но, дружок, мы можем остаться в Москве, я думаю, средств хватит, хотя... нет, что я говорю, конечно, это возможно! Ты даже сможешь петь, как прежде, в хоре, и...
– Не годится это, Сергей Александрович, – Настя попыталась высвободить руки. – Вы – князь, вас вся Москва знает, вы в большие дома вхожи, а жена... в ресторане поет? Вы себе пассаж сделаете...
– Мне это безразлично! – вспыхнул князь. – Настя, поверь, мнение света меня ничуть не волнует. Я хочу лишь, чтобы ты была счастлива. И разумеется, со мной.
– Не с вами, Сергей Александрович, – тихо, твердо сказала Настя. – Не с вами. Я... я уже обещала. Слово дала.
– Дала слово? – медленно переспросил Сбежнев. – Но... когда? Кому?
– Вы его знаете. Цыган, из наших. Смоляков Илья.
– Черт побери... – растерянно выговорил князь. Провел рукой по лицу, нахмурился.
Настя с тревогой следила за ним.
Неожиданно Сбежнев рассмеялся:
– О да... Можно было предположить... Толчанинов, старый циник, снова оказался прав. Кровь! Проклятая цыганская кровь взяла свое. Настя, но... но подумай, девочка! Подумай, на что ты решаешься! Из-за глупой влюбленности ты можешь сломать себе жизнь! Я знаю Илью, он, кажется, неплохой парень, но... но цыган... таборный цыган!
– И я цыганка, Сергей Александрович, – сдавленно сказала Настя. – Забыли вы?
– Но почему ты в нем так уверена? Да любит ли он тебя хотя бы?! – взорвался наконец князь, и Настя облегченно вздохнула. Слабо улыбнулась.
– Да ведь я его люблю, Сергей Александрович.
– Нет, это уже не лезет ни в какие ворота... – пробормотал князь, отворачиваясь. – Ну, а... Яков Васильевич знает?
– Что вы... Отец свое слово помнит, он вам обещал... – Лицо Насти вдруг потемнело, она закусила губу. – Сергей Александрович, я ведь с вами жить теперь ни за что не стану! Мое слово крепкое, завтра меня и в Москве не будет! Я... я... я же проститься пришла. Не могла я от вас вот так... Я ведь лучше вас человека не знаю.
– Настя, но... – голос князя вдруг сорвался. – Но как же так... Уже завтра... И я не увижу тебя больше?
– Так уж вышло.
– Но... почему бы вам не остаться, в конце концов? Бог с вами, женитесь и оставайтесь в хоре, вас знает вся Москва! Зачем куда-то бежать?
– Сорок тысяч, Сергей Александрович... – глухо сказала Настя. – Вы у нас часто бывали, цыган знаете. Узнают – разорвут меня. И Илью тоже. Отец – первый...
– Господи, какая дикость... – процедил сквозь зубы Сбежнев. – Варварство... Бог свидетель, никогда не привыкну к этому!
– Вам и не нужно, – резко сказала Настя. – Не цыган же вы. Простите, Сергей Александрович. Прощайте.
Она встала. Платок с золотом соскользнул на пол, два кольца с тихим звоном покатились под диван. Настя, опустившись на колени, аккуратно собрала все, сложила обратно в платочек.
– Вот... возьмите. Здесь все дорогое, хорошее. Пригодится, когда жениться соберетесь, пошли вам бог барышню добрую.
– Настенька... – мягко сказал Сбежнев. – Голубчик мой черноглазый, не надо так. Я дарил от сердца, оставь себе.
– Не могу, Сергей Александрович.
– Прошу тебя.
– Нет. – Настя положила платок на край стола.
Сбежнев, подойдя, провел ладонью по пригоршне колец и серег. Вытянул длинную жемчужную нить.
– Прими хотя бы это. На память.
– К слезам, Сергей Александрович, – горько сказала Настя, но не отстранилась, когда Сбежнев бережно застегнул ожерелье на ее шее. Руки князя задержались на Настиных плечах. Она подняла голову. – Сергей Александрович...
– Настенька... – князь вдруг обнял ее, прижал к себе, она уткнулась лицом в бархат его домашней куртки. – Прошу тебя об одном. Может случиться всякое... Может быть, ты поймешь, что ошиблась, может быть, тебе понадобится любая помощь, совет, деньги – все что угодно... Прошу – сразу же извести меня. Напиши, пошли человека... Всегда, в любое время, что бы ни случилось – я твой.
– Сергей Александрович! – Настя вдруг зарыдала: тяжело, глухо. – Да что же я... Что ж я, дура... Простите меня, дорогой вы мой, изумрудный, алмазный, простите... Пошутила я, клянусь... Ничего не надо, за вас я выйду, приезжайте завтра к нам, с отцом говорите и берите меня поскорее... Вы, господь сохрани, застрелитесь еще! Что я тогда делать буду, а?
– Настенька... – Сбежнев достал платок, бережно вытер ее лицо, глаза, дрожащие пальцы. Улыбнулся. – Не плачь. И не беспокойся за меня. Стреляться я не стану.
– Правда? – всхлипывая, спросила Настя. – Забожитесь...
Сбежнев молча перекрестился. Настя поймала его руку, прижалась к ней мокрым от слез лицом. Князь погладил ее растрепавшиеся волосы.
– Я велю заложить сани. Уже поздно, ты не должна идти одна.
– Нет... Не губите меня. Я украдкой убежала, дай бог, еще не хватились. На Дмитровке извозчика возьму. – Настя выпустила руку князя, подняла голову. Мерцающая нитка жемчуга спускалась до ее талии. Князь молча смотрел на нее. – Прощайте, Сергей Александрович. Когда-нибудь перетерпится – тогда простите меня.
– Мне не за что тебя прощать. Скажи этому фараонову сыну – пусть бережет тебя.
Князь проводил ее до передней. Сам, отстранив Арефьевну, помог Насте одеться, поцеловал ее холодную руку. И открыл дверь.