Страница 24 из 26
Учитывая, что нацию разделяли глубокие противоречия, эти задачи были весьма сложными. Их решение требовало проницательности, уверенности и инициативы, иначе говоря, качеств, которые Гинденбург на протяжении всей своей долгой жизни проявлял нечасто. Да и он пока никак не демонстрировал, что ясно понимает, как подойти к этой сложной миссии.
11 мая Гинденбург уехал из Ганновера, чтобы заняться новой работой в столице. На вокзале его провожал бывший министр рейхсвера, ныне обер-президент ганноверской провинции Носке, попрощавшийся с маршалом от имени местных властей. Будучи социал-демократом, он голосовал за Маркса, но специально воздержался от партийных выпадов и сдержанно указал, что «миллионы людей верят и надеются, что новый президент преуспеет в улучшении социальных условий и облегчении внешнего давления на наше отечество». Гинденбург ответил в том же духе, подчёркивая своё стремление стать посредником между всеми конфликтующими интересами. Сразу же появились недовольные. Социал-демократы выразили протест против ни к чему не обязывающих замечаний Носке, а ганноверская социалистическая газета отказалась печатать его речь.
Встреча Гинденбурга в Берлине внешне была радостной и красочной, но в праздничной атмосфере отчётливо чувствовалось напряжение. «Железный фронт» отказался участвовать в церемониях, заявив, что они планируются как демонстрации монархистов. Только представители организаций правых выстроились на улицах, по которым автомобильная процессия маршала проследовала к президентскому дворцу. Снова разгорелся спор относительно государственных цветов (чёрно-красно-золотой флаг или, как в империи, чёрно-бело-красный). В то время как на правительственных зданиях были вывешены официальные чёрно-красно-золотые флаги, владельцы частных домов подняли старые чёрно-бело-красные флаги. Люди, встречавшие Гинденбурга на улицах, тоже махали флажками со старыми имперскими цветами. Республиканцы, если таковые присутствовали, предпочли ничем не выделяться.
На следующее утро в здании рейхстага Гинденбург принёс присягу верности Веймарской конституции. Президент рейхстага – депутат от социал-демократов Пауль Лёбе – произнёс короткую речь. Он выразил надежду, что улучшение экономической ситуации, начавшееся при Эберте, продолжится и что новые внешнеполитические контакты будут развиваться и дальше, чтобы ликвидировать ужасные последствия войны и тяготы первых послевоенных лет. В завершение он пожелал, чтобы все государственные деятели на своих постах трудились ради вхождения немецкого государства, как «мирного члена с равными правами», в Европейское содружество наций.
Гинденбург поблагодарил Лёбе за приветственные слова, «которые вы адресовали мне от имени немецкого парламента после принятия мною присяги, как президента рейха, согласно республиканской конституции от 11 августа 1919 года». Сославшись, таким образом, на конституцию, он кратко обрисовал свои взгляды на будущую деятельность в качестве президента.
«Рейхстаг и президент рейха – «два сапога пара», поскольку оба избираются немецким народом прямым голосованием. Они черпают свою силу из общих источников. Только вместе они являются воплощением народного суверенитета, который сегодня является основой нашей национальной жизни. Таково глубинное значение конституции, которую я только что поклялся исполнять».
Отсюда явствует, что Гинденбург рассматривал свою должность не как номинальную, по образу и подобию французского президентства. Он считал, что она даёт ему права, равные рейхстагу. Что же касается специфических функций, он считал, что «в то время как рейхстаг является ареной, на которой сталкиваются разные идеологии и политические взгляды, президент рейха должен трудиться ради сотрудничества, которое выше любых партий, на объединение всех сил нашего народа, готовых и желающих внести конструктивный вклад. Решение этой благородной задачи стало бы намного легче, если бы партии в этой высокой палате отказались от мелких споров о преимуществах для какой-то одной партии или группы, а стали соревноваться друг с другом в преданном и эффективном служении нашему многострадальному народу».
В обращении к нации он снова призвал граждан к единству: «Глава государства воплощает общую волю нации. Поэтому в этот час я предлагаю руку каждому немцу».
Не обошлось без обвинений и контробвинений. Коммунисты провели в рейхстаге краткую демонстрацию, после чего ушли. На улицах опять выстроились делегации правых, «Железный фронт» снова отсутствовал. Эта акция, объяснили руководители этой организации, не направлена лично против Гинденбурга, теперь ставшего президентом рейха, – они просто не желают стоять плечом к плечу с теми, кто чернит и осмеивает национальные цвета государства и даже в такой день поднимает чёрно-бело-красный флаг – «открытый вызов президенту республики». Да и на внешнеполитическом фронте заметят – и это, безусловно, произведёт не лучшее впечатление, – что монархисты и республиканцы совместно приветствуют фельдмаршала фон Гинденбурга. «Если Гинденбург покажет, что он уважает конституцию, мы будем относиться к нему со всем должным почтением. Наше отсутствие не направлено против господина Гинденбурга, наоборот, мы приняли такое решение, исходя из внутренних и внешнеполитических интересов нашей родины».
Сомнительное единство сторонников Гинденбурга долго не продержалось. Когда Лебель предложил продолжить деятельность «блока рейха», как некого координирующего органа для решения политических задач, Немецкая народная партия выдвинула возражения и настояла на обретении полной свободы действий. Немецкие националисты также не желали сохранить эту организацию для дальнейшего сотрудничества со своими коллегами по кампании.
Таким образом, избрание Гинденбурга не подвигло нацию к сплочению вокруг него. Очевидно, чтобы преодолеть раскол, было необходимо нечто большее, чем призывы и увещевания. Вопрос, что сможет сделать маршал для достижения этой первоочерёдной цели, оставался открытым.
Глава 4
КОНСТИТУЦИОННЫЙ ПРЕЗИДЕНТ
Каковы бы ни были планы лидеров «блока рейха», когда они выдвинули и поддержали кандидатуру Гинденбурга, маршал был исполнен решимости следовать собственным курсом. «Никто не должен иметь основание заподозрить, что я позволю какой-либо партии указывать мне, что делать, – заявил он своему окружению. – Это относится даже к тем, кто оказывал мне особую поддержку во время избирательной кампании». Действуя строго в рамках конституции, он собирался опираться только на своих официальных советников.
Причём он сразу же продемонстрировал, что готов принимать их советы. При первой встрече с канцлером Лютером он предложил заменить главу канцелярии президента человеком по своему выбору. Это был принципиальный вопрос, поскольку, являясь политическим новичком, президент находился в большой зависимости от своего статс-секретаря. Организаторы президентской избирательной кампании, зная, как часто маршал полагался на советы своего штаба, даже в военных делах, потребовали, чтобы он уволил доктора Отто Мейснера – помощника Эберта, подозреваемого, в качестве такового, в демократических и даже социалистических взглядах. На его месте они хотели видеть человека правых взглядов, который направит президента по нужному, иными словами, консервативно-авторитарному курсу. В качестве преемника Мейснера была предложена кандидатура представителя «блока рейха» в Ганновере полковника фон Фельдмана. Он был политическим советником маршала в период избирательной кампании и, являясь депутатом рейхстага от националистов и бывшим офицером Генерального штаба, представлялся весьма подходящей кандидатурой на роль политического ментора Гинденбурга. Однако у маршала возникли некоторые сомнения, и он предпочёл бывшего прусского чиновника, служившего в секретариате императора. Возможно, он просто считал, что Фельдману не хватает политического и административного опыта, но не исключено, что у маршала имелись опасения другого рода. Он вполне мог посчитать, что неуживчивый бывший офицер может иметь слишком явно выраженные антиреспубликанские настроения. Лютер, со своей стороны, понимал, что у кандидата Гинденбурга нет ни политического, ни дипломатического опыта. Поскольку Мейснера нельзя было уволить без согласия кабинета, Гинденбург согласился оставить его на месте «на неопределённый срок». Но он никогда бы не признал, что изменил свою точку зрения под давлением. «Я всё ещё помню те дни, когда был простым капитаном: вы же не меняете сержанта, когда принимаете командование ротой». Лютер удачно использовал это сравнение, чтобы отговорить маршала расстаться с Мейснером, и Гинденбург согласился с этим аргументом.