Страница 8 из 14
– Сильно, – сказал я.
Петя прибавил газу и выдал еще одну строфу:
– Пятое солнце, не брось нас в беде. Я буду тобой любоваться везде.
У меня челюсть отвисла.
– Могу дальше, – сказал Петя. – Пятое солнце, прощай навсегда. Я тоже погасну, как гаснет звезда!
Он победоносно глядел на меня – вот, мол, тебе гимн, получи!
– А ты заметил скорость?!
– В каком смысле? – не понял я.
– Восемь строчек за километр! – радовался Петя, – Не каждый поэт потянет, верно?
– Разве что Гомер с Одиссеем, – предположил я вяло.
Петя же все более возбуждался:
– Решим простую задачу. Еду со скоростью сто километров в час. За один километр выдаю восемь строк. Вопрос – сколько будет за час?
– Сколько? – напрягся я.
– Восемьсот, балда! Восемьсот строк. Это тебе поэма, вроде «Руслана и Людмилы»! За час! Представь, каков доход! – Петя едва вписался в поворот. – Если хотя бы по десять песо за строчку.
– Чего ты все о деньгах, когда скоро солнце медным тазом накроется?
– Так вот и надо быть готовым, – сказал Петя рассудительно. – Все денег стоит! Место в бомбоубежище, провиант. Если куда подальше мотать – значит, на дорогу! Кто знает, может, самолет придется фрахтовать.
Петя задумался, чего-то, кажется, подсчитывая в уме.
– Напишу миллион строк. При моей скорострельности на это уйдет всего три месяца. Назову книжку «Пятое солнце», и, не говоря уж о славе, сколько в кармане? Чем не бизнес?!
Мы свернули налево и подъезжали к городу Тулум. По обеим сторонам дороги стояли бесконечные торговые ряды. В деревянных сарайчиках продавали тканые коврики, малахитовые, ониксовые, базальтовые скульптуры, серебряные и коралловые украшения, акульи клыки и целые челюсти. Здесь же жарили такосы, варили барбакоа и посоле – разновидности мясного и кукурузного супов. Вблизи жаровен мирно лежали в пыли собаки. Они были худы, но ленивы. Мальчишки сновали туда-сюда на велосипедах. Пели марьячис и надрывалась музыка-ранчера, современный деревенский фольклор.
Все это напоминало ярмарочную суету небольшого городка, но к Тулуму не имело отношения. Древний город майя стоял за стеной – тих, пустынен и как-то прозрачен.
Петя пошлялся по торговым рядам и, вернувшись, сказал с большим жизнелюбием:
– Знаешь ли, бабки на всем делать можно. Даже на солнце! И ты не больно-то переживай за него. Если богатые люди земли подумают да скинутся, солнце будет бархатным. Еще пять тысяч лет – будь спокоен!
И я понял, что у Педро нет сомнений – захочет и проживет пятьдесят веков, как неделю на Карибах.
Тулуп в тулуме
Перед городскими воротами сидели голые мексиканские собаки. Я почесал одной за ухом. Температура у нее была за сорок, то есть нормальная для голых собачек.
Подошли и другие, заранее протягивая уши. Им нравился процесс чесания. Поощряя его, они заглядывали мне в глаза.
Тогда-то я и понял – они знают, где зарыт сундучок атлантов. Эти голые собачки – потомки тех, что спаслись при крушении Атлантиды.
Когда меня осенила эта мысль, собаки дружно закивали головами, и температура их достигла невероятных высот. Несколько туристов взвизгнули, обжегшись.
В Мексике этим собакам нечего делать. Так, лоботрясничать на улицах. Зато на своей потонувшей родине они верой и правдой служили хозяевам.
Представьте, на атлантической улице поземка. Задувает в прорехи каменного дворца. Атлантические детишки хлюпают носами, кутаясь в овчинные тулупы. Тогда папаша загоняет в комнату свору голых собак. Сразу становится теплее, но все еще промозгло. Папа, мама и дети дружно чешут собакам уши. Через пять минут во дворце жара, хоть парься! И тулупы не нужны…
Да, более чистого отопления не сыскать!
Голые собаки провожали нас, пока мы гуляли по городу. Построенный тысячи лет назад, Тулум был торговым портом.
Его окружали крепкие стены, за которыми жили священники, математики, астрономы, архитекторы, инженеры. Остальные, без степеней и званий, – вне городских стен.
На скале, вдающейся в море, – огромный храм. Отсюда майя приветствовали рождение солнца.
«О, сеньор рассвета! – взывали жрецы. – О, пернатый змей Кукулькан! Путь твой далек и долог…»
– И нельзя повернуть назад! – вмешался Петя.
Я не сердился на него. Такого покоя, такой небесной благодати не ощущал я прежде ни в каком другом городе.
– Знаешь, – сказал Петя, – в Анапе тоже, помню, хорошо гуляли. Здесь с нами голые собаки ходят, а там – полуголые телки. Классный городишко Анапа!
Солнечные ветры насквозь продували Тулум.
Казалось, поставь только парус, и город храмов и пирамид сию секунду выйдет в открытое море.
Парус, наполнившись солнечным магнетическим ветром, поднимет Тулум в заоблачные дали, перенесет во времени, и мы наконец-то увидим, где атланты закопали сундук.
Пете, судя по всему, солнечный ветер здорово надул голову. Надев маску с ластами, он битых два часа гонялся за рыбкой по имени Желтый Гамлет. Тишайшие воды тулумского пляжа то и дело содрогались от Петиного неистовства. Он выкидывал немыслимые пируэты – выставлял на поверхность то одну ногу, то другую, то вообще непонятно чего. Это было куда серьезнее фигурного плавания. Это была брачная пляска сумасшедшей морской коровы!
Подрастратив энергию, придуревший Петя выполз на песок. Но не прошло и минуты, как он подпрыгнул – солнечный ветер вновь напитал его.
– Пойдем-ка – совершим восхождение!
По стертым просторным ступенькам, держась за толстую цепь, протянутую с вершины до подножия пирамиды, Петя полез вверх.
Я задержался внизу, вспомнив родное Лукоморье.
Если представить, что пирамида – это лукоморский могучий дуб, – то все в общем и целом встает на свои места. И цепь! И относительно ученый кот… И видения, и чудеса, и брег, и волны…
Избушки, правда, не видать. Но можно, можно было бы срубить здесь пятистенок. И зажить в тишине и покое среди призраков атлантов и майя, в компании голых собачек.
Пока я предавался мечтам, Петя уже был на макушке пирамиды. Какие-то восходящие потоки обволакивали его и, казалось, он парит над вершиной, над морем, над полуостровом Юкатан. Ему там было здорово, как, впрочем, и повсюду! Он сделал стойку на голове.
Вокруг пирамиды собирались туристы. Они показывали вверх пальцами и щелкали затворами фотокамер, думая, вероятно, что это ритуальный танец майя, входящий в программу посещения Тулума.
– Это мой друг, – сказал я. – Сейчас он вам покажет!
И Петя не заставил себя ждать: прошелся колесом, отбил чечетку и сделал шпагат.
– Гимнаста русо! – одобрительно кивали туристы. – Очень, очень!
К пирамиде уже было не пробиться. Петя вдруг пустился вприсядку, отбрасывая ноги по четырем сторонам света. Выполнил «уголок» и «березку». Это вольное выступление содержало множество диковинных, не виданных ранее элементов, уходивших корнями в слободской и фабрично-заводской фольклоры.
– О-о-гоп! – вскрикивал Петя. – О-о-гоп-тулуп!
Он заканчивал программу бурно. Я не успевал считать тулупы – двойной, тройной! Четверной, пятерной!
Только тут я догадался, что этот танец посвящен Пятому солнцу! Пять роскошных тулупов символизировали пять солнечных эпох.
Петя сдержано поклонился и полез вниз по цепи, которая ходуном ходила от грома аплодисментов. Дружно взвыли атлантическими голосами голые собаки. Из-за набежавшего облака удивленно выглянул бог дождя Тлалок, уронив пару восторженных слез.
Да, лукоморье, пирамида, пять тулупов, Петя на цепи! Такое остается в памяти до конца жизни. Испуская, как говорится, последний вздох, увижу я город Тулум, рыбку Гамлета и голых собачек…
Что наша жизнь? Одни воспоминания! О том, что было, и о том, чего вовсе не было, но могло быть.
Бог дождя Тлалок разрыдался, как ребенок, глядя сверху на земную суету. Туристы дунули к автобусу, и мы с Петей – к джипу.
Я успел на прощание почесать мокрые уши голых собак. Они кивали и подмигивали, мол, возвращайся, мы покажем, где закопан сундук, наполненный мудростью Атлантиды.