Круг Времён

Стало понятно, что он не собирается расставаться со своей добычей только потому, что кому-то кажется, что он не имеет на нее законного права. Юноша отделился от стены и небрежной походкой двинулся к выходу.

— А ну, стой, — рявкнул Конан и, схватив вора за плечо, развернул его к себе. В раскосых черных глазах стигийца было изумление. Впрочем, в другое время и в другом месте, эти двое могли бы найти общий язык. Но не сейчас.

Словно, чтобы подтвердить этот вывод, вор стремительным движением выхватил из складок плаща нож, раза в три больше, чем тот, которым он срезал кошелек.

— Попробуй, возьми меня! — воскликнул он ломающимся, словно у подростка, голосом. Это настолько не вязалось с его обликом, что Конан на мгновение замешкался и едва не пропустил удар. Только в последний момент он сумел отклониться, и лезвие лишь слегка царапнуло варвара по животу.

Юноша рассмеялся. Смех его был подобен лаю гиены.

— Тебя, варвар, оказывается будет легко убить!

Это были лишние слова и Конан крепко схватил чересчур уверенного в себе бедолагу и швырнул его наземь. Причем постарался, чтобы встреча с полом была как можно более чувствительной. Вор вдруг с недоумением обнаружил перед своим лицом вместо живого противника твердую и холодную поверхность, по которой медленно растекалась лужа его собственной крови. Он схватился за разбитый нос и попытался встать, но это. оказалось невозможно. Его будто придавил огромный камень.

— Ну, — раздался голос варвара, — а что ты скажешь теперь?

— Отпусти, я не могу дышать.

— Отпустить — это вряд ли, а вот дышать — пожалуй можно. Иначе палачу будет скучно возиться с мертвецом, — усмехнулся Конан, слезая со спины своего противника.

Тот поднял голову и пристально посмотрел на варвара.

— Ты — не он, — загадочно произнес воришка. — Тебя не было. Меня должен был поймать не ты, а тот, кто сейчас войдет. Войдет, когда я буду выходить.

— По-моему, тебе совсем худо, — задумчиво произнес Конан, — если ты начал нести такой вздор. Но ничего, думаю, здешние законы похожи на законы материка. Не зря же вы все изрядно смахиваете на вендийцев. Значит, за воровство тебя ожидает смерть. И не слишком быстрая.

Бородатый мужчина, пьющий у стены пиво и лишенный кошелька, до сих пор не понимал, что происходит. Он воловьими глазами глядел на Конана и воришку, и в этих глазах светилась пустота. Так смотрит на мир рыба, вытащенная на сушу.

Конан пошарил за пазухой вора и выудил на свет украденный кошелек.

— Я поймал вора! — громко, чтобы всем было слышно, объявил он. — а ты, приятель, держи свой кошелек! — добавил он, обращаясь к бородачу.

Бородач сделал очередной глоток и равнодушно ответил:

— Мой кошелек у меня.

— Проверь, — посоветовал Конан.

— Зачем мне проверять. Я и так знаю.

— Бывает, что знание оказывается ложным. А проверить лишний раз никогда не помешает.

Бородач протянул руку к поясу и обнаружив, что там пусто — громко завопил.

Конан помотал кошельком над поверженным вором и швырнул его хозяину. Тот неловко его поймал и опять застыл в прежней позе. Похоже, благодарность здесь была не в чести.

Воришка пошевелился и указал пальцем на вход:

— Меня должен был поймать он…

Придерживая вора одной рукой7 Конан оглянулся. В дверном проеме стоял толстяк. Лицо его скрывалось в тени. Зато можно было разглядеть дорогую одежду, зачем-то прикрытую лохмотьями нищенского плаща.

— Что вы все так уставились на меня? — осведомился толстяк.

— Он говорит, что ты должен был поймать его, — объяснил Конан. — Хотя мне кажется, что он помешался от страха. Ты знаешь его?

— Впервые вижу, — отмахнулся толстяк. — Эй, хозяин, выпивку и жратву мне! Живо!

— Несу, — послышался сиплый голос.

Конан оглянулся и увидел человека в кожаном фартуке, с голым волосатым торсом, который по внешнему виду и телосложению мог бы легко посоперничать с диким вепрем.

— Выпивки, — повторил толстяк. — И еды. Да поживее, Нергал тебя задери!

Кабаноподобный кивнул и скрылся за дверью, прикрытой занавесью из полой кхитайской травы.

Через некоторое время он вернулся, неся в одной руке оловянную кружку, наполненную так, что содержимое расплескивалось при ходьбе, а в другой — жареную фазанью ногу.

— Это тебе, — сказал он, протягивая руки к странному посетителю.

— Сожри меня морской змей! — воскликнул толстяк, принимая еду и выпивку. Потом шумно и надолго приложился к кружке. Закусив огромным куском фазаньей ноги, он пришел в доброе расположение духа, и обратил, наконец, внимание на нелепую пару на полу.

— Я поймал вора! — сказал Конан. — Он украл кошелек вон у того здоровяка у стены.

— Я плотник, — уточнил зачем-то бородач.

— Украл кошелек у плотника, — согласился Конан.

— Так что же мы стоим! — загрохотал вдруг толстяк. — Я убил двенадцать химер, двух морских змеев и одного кракена, и я не боюсь нечего! Эй, музыканты, играйте громче! Играйте песни моря! Так чтобы были в них слышны волны бездны, ветер и тучи!

Конан перевел взгляд на безумца и чуть ослабил хватку. Этим воспользовался стигиец, сумев выскользнуть из-под Конана, и рванул к двери.

Но на этом его везение закончилось. Потому что толстяк сделал резкое движение и вор затрепыхался в его железных лапах.

Юноша болтал ногами, как будто бежал, все еще не понимая, что вновь попался. Безумный любитель бурь крепко держал его за шкирку, не забывая при этом обгладывать фазанью ногу.

— Мы поведем тебя к судье, — ласково сказал толстяк, приблизив лицо к вору. — И после суда тебя… — И он красноречиво провел объедком возле шеи.

— Эй, все кто чтит власть царя Нилама! Я призываю вас к справедливости! Мы должны отвести вора в суд. Виновный должен быть наказан!

Он отхлебнул из кружки, затем посмотрел на Конана и добавил:

— Иди и ты, чужеземец!

Вместо борьбы за справедливость, Конан сейчас бы предпочел парочку окороков и пяток кружек доброго вина. Но отказаться было нельзя.

— А может он голоден? — неожиданно раздался женский голос, и Конан с удивлением увидел огромную женщину в грубой мужской одежде. — Попей маминого молочка! — Женщина подняла рубаху и высвободила чудовищных размеров грудь, больше напоминающую коровье вымя, с той только разницей, что соска было всего два.

Люди в таверне расхохотались. Так громко и заразительно, что даже музыканты, наконец, прекратили свою заунывную игру.

— Спасибо, дорогуша! Но с тех пор, как я вырос, я предпочитаю вино, — ответил Конан.

Хохот достиг чудовищной силы. По столам застучали кружки и кулаки.

— В суд! В суд! — закричали со всех сторон, и толпа направилась к выходу.

VI

Судья Ахупам развалился в огромном резном кресле с высокой спинкой, в окружении стоящих советников и слуг. Он был благостен и находился в состоянии сонливой мечтательности. Советникам приходилось хуже. Они были вынуждены стоять и томиться на солнцепеке. Советники с завистью смотрели на судью и исподтишка толкали друг друга, стараясь занять местечко поближе к нему. И дело было не столько в почтительности к благонравному Ахупаму, сколько в опахале из перьев оликса, которое держал над судьей высокий и жилистый раб.

Перед Ахупамом на низком столике, с изогнутыми ножками в виде бодейских змей, стояли разные яства: шербет, сладкие сливы, орехи разных сортов, мелкие кхитайские груши, виноград с пятнистыми ягодами, напоминавшими перепелиные яйца.

Ахупам пошевелил пальцами — и юный слуга с лицом девочки и округлыми бедрами оторвал от кисти виноградину и поднес ее ко рту господина. Судья причмокнул и лениво приоткрыл глаза. Но на этот раз сполна насладиться вкусом винограда ему не удалось, ибо он увидел то, что весьма его раздосадовало. К нему приближалась разношерстная толпа, состоящая из ремесленников, торговцев, слуг, и одного огромного варвара.