Страница 17 из 21
Арфаст очнулся и, истошно завопив, попытался сползти с кровати.
Меропа поймала его за щиколотку и, не обращая внимание на его вопли, втянула обратно на ложе. Приблизив к нему свое лицо с бешеными белками глаз, она сделал резкий выпад и откусила нижнюю губу бедняги.
— Вкусно, возлюбленный мой. Вкусно! — повторяла она, будто в забытьи.
— Меропа… — прошептал Арфаст остатком рта.
В закатившихся глазах дочери палача полыхнуло пламя и она, с ужасным воем набросилась на свою жертву.
Арфаст с побагровевшим от натуги лицом пытался исторгнуть из себя хотя бы один-единственный крик. Но звуки застряли в горле, словно он проглотил колючую рыбу тхану. От кровати уже остались одни обломки, покрывала превратились в лохмотья, а роспись на потолке полностью осыпалась.
Дверь в спальню Меропы вдруг распахнулась, и на пороге появился судья Ахупам. Он был обнажен по пояс, и в руке его был меч. Глаза сверкали огнем, а изо рта текла кровавая пена.
Меропа мгновенно соскочила с Арфаста, и искусанному возлюбленному все-таки удалось вдохнуть немного воздуха. Правда, облегчения это не принесло, потому что мгновение спустя его собственный нос сделался мягким, как сгнившая груша.
— Я не звала тебя! — закричала Меропа и бросилась к судье.
Ахупам взмахнул мечом, в полной уверенности, что услышит хруст разрезаемой плоти. Но раздался только свист воздуха. Несмотря на тучность, дочь палача была весьма проворной. Она схватила руку судьи и шутя сломала ему запястье. Ахупам завопил от боли тоненьким, как у птенца голоском. Дочь палача вырвала у него меч и ловким движением перерезала толстяку горло.
— Он был плохим судьей, — покачала головой торговка.
Тело Ахупама со стуком упало на пол. Кровь из рассеченной гортани брызнула на стену.
— Жди меня, возлюбленный, — крикнула Меропа й взбежала из спальни.
Вряд ли Арфаст ее слышал. Потому что вслед за носом внутрь черепа провалились и его уши. Еще миг — и его тело стало похоже на тающий воск. Терция — и от ученика Мастера Росписи осталась только влажное пятно на истлевшей ткани.
Меропа сбежала по лестнице вниз и увидела двух подростков, слуг Ахупама. Один держал опахало из страусиных перьев, а второй — серебряное блюдо с виноградом. Оба выглядели настолько нелепо, что Меропа не смогла удержаться от хохота.
Давясь от смеха она взяла кисть винограда и поднесла к окровавленному рту.
— Никогда не видел голых женщин? — осведомилась она, глядя прямо в глаза мальчишке.
Тот оцепенел от ужаса, не сводя глаз с меча судьи, лезвие которого было покрыто алыми пятнами.
Попробовав ягоды, она сморщила лицо в гримасе отвращения, и смачно сплюнула:
— Есть невозможно, — сообщила она, и точным движением снесла подростку голову.
Лицо на покатившейся голове ничуть не изменило выражения.
На второго слугу Меропа не стала тратить время. Схватив отрубленную голову за курчавые волосы, она отправилась к месту казни. Пусть ее старик-отец порадуется, увидев, как его девочка ловко управляется с мечом.
XXI
Царь Нилам сидел на троне, чуть наклонившись вперед. Перед ним танцевала обнаженная девочка-подросток, высокая и тонкая, с золотистыми кудрями, зелеными глазами и подвижными бедрами. Но царя она уже не волновала. Спору нет: ее гладкая нежная кожа, благоухающий рот, быстрый острый язычок, робкие прикосновения, глупый смех — были прекрасны, но это было в прошлом, а владыка с нетерпением ждал будущего. Оно уже готово было распахнуть окна и двери, и бесцеремонно ворваться в монотонную жизнь.
Лицо царя было сосредоточенным. Он чувствовал, как Грядущее рождается из глубин мертвой половины дворца, как Время, давно превратившееся в лед, готово растаять от жара новых мгновений.
Вдруг девочка-подросток сбилась с ритма.
Нилам нахмурился.
Танцовщица остановилась и испуганно посмотрела на потолок. Потом ее детские губы изогнулись в робкой улыбке.
Царь проследил за ее взглядом и увидел птицу.
Большую черную птицу с блестящим, лоснящимся, оперением. Птица металась, шумно хлопая крыльями, не в силах найти путь на свободу.
«Вот так и моя душа бьется в клетке бесконечно повторяющегося времени», — подумал владыка Терена.
— Черная птица! — визгливо воскликнул юноша, сидевший у подножия тропа.
Царь медленно встал.
Он смотрел на крылатую тварь, и не мог оторвать от нее взгляда. Из соседних залов послышались вопли. Пол вдруг заходил ходуном, по нему змеились трещины.
— Птица убивает нас! — заголосили подданные.
И в крылатое создание полетела посуда и куски пищи. Несколько трещин на потолке устремились навстречу друг другу, и через мгновение сошлись в одной точке. Раздался хруст. Вниз посыпались камни и дресва. И в месте пересечения изломов появилась дыра.
— Царь! — воскликнул шут.
Нилам опустил голову и увидел у своих ног уродца, который скрашивал ему однообразные будни. Карлик лежал на животе, изображая, будто барахтается в воде.
— О, могущественный из смертных, спаси нас! — глумливо заверещал шут. Но огромный кусок потолка оборвал его возглас — обрушился на спину и сломал позвоночник. Раздался шлепок, какой бывает, когда псам кидают на плиты пола сырое мясо, и из-под карлика стала растекаться кровавая лужа.
Прошло всего несколько мгновений — и труп карлика стал выглядеть, так, как будто он пару лун пролежал в воде. Раздавленное тело распухло, кожа местами полопалась. Один глаз вывалился из глазницы и болтался на кровавой ниточке возле рта с крошевом зубов.
Юная танцовщица, застывшая в последнем движении, истошно закричала.
Мертвый карлик повернулся к ней.
Девушка, обезумев от ужаса, споткнулась о вздыбившуюся плитку пола и упала. Железные пальцы мертвого шута сомкнулись на ее лодыжке.
Юная плясунья взвизгнула и попыталась вырваться. Рядом с ней грохнулся кусок потолка, осыпав точеную головку белой известкой. В беспамятстве девушка подняла его обеими руками, и, размахнувшись, опустила на череп шута. Раздался противный треск. Мозги брызнули в стороны. Девочка вскочила, оторвав шуту руку, которая все еще цеплялась за ее щиколотку, и бросилась прочь.
Царь спрыгнул с трона.
— Царь покидает нас! Мы обречены! — завопила служанка, стоявшая у трона с кувшином в руках.
Царь с удивлением обнаружил в своей руке золотой кубок. Он совсем забыл, что пил вино. Кубок был пуст.
Нилам усмехнулся и опустился на трон.
— Успокойтесь, презренные! — загремел его голос. — Ваш повелитель остается с вами! Круг времен разорван. Древнее пророчество сбылось!
Он протянул кубок съежившейся рабыне.
— Налей мне вина, женщина! Я хочу выпить за Исход Гекатонхейра!
Служанка тряслась от ужаса, руки ее дрожали, и пытаясь наполнить царский фиал, расплескала драгоценное вино на землю.
В иную пору ее приказали бы высечь за дерзость, но сейчас владыке было не до таких мелочей.
Нилам понял, что северный варвар исполнил порученное. Древняя тварь Гекатонхейр, был умерщвлен — и время покатилось по улицам Терена.
Не дожидаясь, пока служанка наполнит кубок, царь отбросил его — и выхватил у служанки кувшин. Запрокинув голову, обливаясь, он опустошил сосуд до дна.
— Подай мне меч! — воскликнул он, отшвырнув сосуд в сторону.
Рабыня метнулась за трон, и с трудом вытянула длинный меч из ножен. Царь с усмешкой наблюдал за ней. Она держала меч двумя руками, не зная, как его подать своему повелителю.
— Ну, что же ты? — изогнул бровь Нилам.
Девушка опустила меч острием в пол — и перехватила его за лезвие. Кровь потекла из ее ладоней. Сжав зубы от боли, она все-таки подняла меч и протянула рукоятью к царю.
Он выхватил оружие рывком, так что рассек ее ладони до костей. Брызнула кровь. Служанка вскрикнула. Царь быстро поднял меч — и одним ударом снес ей голову.