Регина

— Его не надо совращать, он сам кого хочешь растлит и совратит. Каким образом, ты думаешь, он стал духовником нескольких наших придворных красавиц?

— Неужели?

— Об этом не знают только такие наивные дурочки, как ты. Извини, не надо меня за случайные оговорки колотить по колену. Иезуитам жизненно необходимы свои шпионы в стане врага, то есть свои люди в будуарах главных сплетниц Парижа. Кто знает обо всех придворных интригах и монарших тайнах? Женщины. А кто много лишнего болтает в постели и ещё больше на исповеди? Тоже вы.

— Но-но, уж что вы можете наболтать за ночь, любую сплетницу за пояс заткнёте.

— Мы не спим со своими духовниками.

— А-а-а… Хорошо, тогда почему со мной Этьен ведет себя так деликатно и никогда не пытался вытянуть из меня какие-либо слухи?

— А ты когда в последний раз на исповеди была? А на мессе? Признаюсь, я вообще не понимаю, зачем тебе духовник. Весь Париж считает тебя или безбожницей, или язычницей.

— Мне в соборе холодно. Под пение хора я засыпаю моментально. И зачем я буду пересказывать свои похождения какому-то священнику, если Бог и так всё про меня знает? А Этьена мне подарила Катрин.

— О женщины! Она подарила ей духовника и дала поносить красивое ожерелье!

— Что ты всё время отвлекаешься от главного?

— Жду, когда ты сама догадаешься. Этьен влюблён в тебя. Ты в его глазах стоишь в стороне от наших записных прелестниц. Ты не приезжаешь в карете без герба в монастырь, не ходишь под тёмной вуалью в монашеские кельи и не вызываешь к себе духовника после полуночи. Ты смотришь ему прямо в глаза и твой взгляд всегда говорит то же самое, что и твои губы. Если бы не твои выходки и не бурная светская жизнь, Этьен вообще возвел бы тебя в ранг святых. Он не может и не хочет тебя использовать.

— Откуда тебе всё это известно? — Регина была несколько обескуражена.

— Просто я видел его лицо, когда он смотрел на тебя тогда, в охотничьем домике в Блуа. В тот миг он готов был умереть вместо тебя.

— Господи, но… Это же всё меняет!

— Что — всё? Твоя задача упрощается?

— Нет! Я не смогу так. Катрин всё должна понять. Я же не могу так подло поступать с человеком, любящим меня!

— Почему подло? Посмотри на это с другой стороны. Ты осчастливишь его, ответив взаимностью! Одно дело проводить ночь с первой красавицей Парижа, но совершенно безразличной и сердцу, и душе, и совсем другое — целовать женщину любимую. Может, ночь с тобой будет самым светлым воспоминанием в его жизни?

— Нет, это будет именно подлостью. Он же будет уверен, что я его люблю, тогда как с моей стороны это будет всего лишь выполнение условий игры. Любовь — это не игра.

— Какая же ты ещё наивная! Любовь — игра. Только смертельная. Поэтому я и прошу тебя — не люби никого. Принимай чужую любовь, отдавай своё прекрасное молодое тело, купайся в любви и нежности, сгорай в огне страстей. Делай всё, что тебе захочется. Только никогда не люби сама. Любовь делает человека сильным, храбрым, отчаянным, но и беззащитным. Ты из другого мира. Я сам порой удивляюсь, какими ветрами принесло тебя на нашу грешную землю. Ты — сама красота. А красота на земле уязвима и недолговечна, и как бы не оберегали тебя твои друзья и любовники, именно они тебя и могут погубить, — голос герцога был полон пророческой печали и Регина не на шутку испугалась.

— Что такое ты несёшь? Разве ты или Катрин, или Филипп можете меня погубить?

— Мы все слишком сильно тебя любим. И все хотят, чтобы ты принадлежала кому-то одному. Полностью. До конца. Разве ты сама этого не замечала? Каждый будет отрывать для себя по кусочку и что тогда от тебя останется?

— Ну, тогда попроси моей руки и увези далеко-далеко за море.

— Боюсь, не успею.

Девушка вскинула на друга встревоженные глаза.

— Мне самому завтра придётся уехать. После этой истории с веером я попал в немилость. Король не жалеет меня более видеть и мне предложили вернуться в Бургундию. Мне очень жаль, но это наша с тобой последняя встреча. Утром меня уже не должно быть в Париже.

Регина тихо ахнула:

— И ты! Сначала Филипп, потом Луи, теперь и ты. Скоро я останусь совсем одна! Милый герцог, ну, неужели совсем ничего нельзя сделать?

Анн молча покачал головой.

— Друг мой, прости меня! Это я одна во всём виновата! Я не могла не знать, что подставляю тебя под удар, но жажда мести ослепила меня, я перестала думать о других. Клянусь, я сделаю всё возможное, чтобы в ближайшее время ты вернулся в Париж!

Герцог грустно улыбнулся:

— Не стоит. Поверь, Регина, я не так уж сильно расстроен всем этим. Единственное, что в последнее время привлекает меня здесь — это твоя дружба. Но коль уж я не могу появляться в Лувре, то тебе-то ничто не мешает изредка навещать своего друга в его скромном поместье. Кстати, по случаю моего отъезда неплохо было бы закатить прощальную пирушку! Вот что, вечером я жду тебя и герцогиню с её новым фаворитом у себя.

— Пирушка — это здорово! Плохо, что она прощальная. Но я уверена, следующая будет не за горами и по более радостному поводу.

— А теперь давай вернёмся к более серьёзным вещам?

— О чём ты?

— Об этой интрижке с Этьеном. Графиня, я, конечно, непростительно юн по сравнению с Гизами, но есть вещи, которые редко ускользают от моего внимания, слишком долго я нахожусь при дворе, слишком близко оказался к королю. Признайся, вчерашняя комедия с проигрышем была неспроста?

Регина опустила глаза.

— Что ж, твоё молчание говорит о многом. Я не стану выпытывать у тебя, что ты или герцогиня Монпасье, задумали, иначе ты можешь начать подозревать меня в том, что я решил загладить вину перед королём. Бог с ней, со всей этой придворной вознёй. Но я беспокоюсь за тебя. Сам не знаю, почему. Тебе может показаться это забавным, но я хочу дать тебе один совет. Если тебе для чего-то понадобился Этьен, то лучше не делай его своим любовником.

— Почему?

— Потому что не надо ставить его в один ряд с Майенном. Это герцог ради ночи с тобой горы свернёт и пока ты будешь его любовницей, ты будешь властвовать над ним. Этьен — дело другое. Он считает тебя почти святой, чистой и трепетной лилией, которую сорвала грубо и неосторожно жестокая рука. И для того, чтобы это никогда больше не повторилось, он сделает всё возможное и даже больше. Но только до тех пор, пока ты стоишь на пьедестале. Стоит ему только заподозрить в тебе земную женщину с плотскими желаниями, стоит ему прикоснуться к твоему телу — и ты сразу же окажешься в его глазах такой же, как любая из красоток Летучего эскадрона. Он разочаруется в тебе. Скорей всего, он будет счастлив обладать тобой. Но любить тебя, боготворить и оберегать уже не станет. Твоя власть над ним будет тем сильнее, чем безупречней и чище ты будешь в его глазах. И ещё: слухи о твоей любовной связи с Майенном вряд ли сослужат тебе добрую службу в отношениях с Этьеном. Так что тебе придётся сочинить специально для него очень правдоподобную историю. И лучше, если это будет чистосердечная исповедь.

— Ну! — Регина с облегчением улыбнулась. — Здесь-то проблем не будет. Я могу рассказать ему святую правду, поскольку Шарль на самом деле никогда не был моим любовником.

— Почему я не удивился этому признанию? — лукаво улыбнулся Жуайез.

После вечерней мессы герцогиня Монпасье и графиня де Ренель не торопясь, шли к дому герцога Жуайеза в сопровождении нескольких слуг Гизов. Гийом де Вожирон наотрез отказался садиться за один стол с королевским фаворитом, пускай и находящимся в опале. По этому поводу герцогиня в достаточно резких выражениях поспорила с ним и потому пребывала теперь в дурном расположении духа и всю дорогу ворчала, не переставая, чем ужасно раздражала графиню. Кроме того, Регина, без всякой задней мысли, желая сделать приятное герцогу, щеголяла в подаренных им украшениях, что окончательно выводило Екатерину-Марию из равновесия.

Но Анн де Жуайез оказался на высоте: герцогиню Монпасье в его доме ждал не менее щедрый подарок — трактат Агриппы Неттесгеймского, напечатанный знаменитым Домом Альда, в ларчике из слоновой кости. Подобный жест не мог не растопить гордое сердце Екатерины-Марии. Вечер начался тепло, с лёгкой ноткой печали, и как-то незаметно перешёл в шумную, бурную ночь.