Регина

Регина уже привыкла к неспешной жизни в Бордо. Она даже познакомилась с несколькими соседями и научилась разбираться в сортах винограда. Ей нравились поросшие виноградными лозами холмы, нравились крутые берега Гаронны и свежий океанский ветер, и нагретые солнцем сонные долины, нравились незатейливые и весёлые деревенские праздники, напоминавшие ей детство, когда она убегала из монастыря, заслышав песни и музыку из соседней деревни.

И ей нравилось жить с Филиппом. Здесь, рядом с ним, она была такой, какой её создал Бог. И слушая по утрам мессу в замковой капелле, она молилась так искренне и радостно, как не молилась даже в детстве. Потому что душа её пела и танцевала, когда ласковый и нежный взгляд Филиппа останавливался на её лице. И не надо было никому доказывать, что она королева, и не надо было спорить с Екатериной-Марией и ждать до рассвета возвращения Луи от очередной любовницы. Можно было просто жить в этом виноградном раю и позволить Филиппу любить себя, и учиться любить самой. Любить легко и радостно, не оглядываясь и не страшась божьей кары за страшный грех. Потому что любовь Филиппа не могла быть грехом — это было благословение неба.

На исходе лета Филипп приготовил ей самый настоящий Большой сюрприз. Когда она, утомлённая и разнеженная его ласками, прозрачной летней ночью засыпала на его плече, он тихо прошептал ей, что утром они едут в Нант. Сон моментально спорхнул с её ресниц, она подскочила на постели:

— В Нант? К морю?

— Да. Завтра рано утром мы выезжаем. Так что спи, тебе надо отдохнуть перед дорогой.

— Но… Мне нужно собрать вещи, уложить всё. А что там, в Нанте? Филипп, у тебя такой хитрющий вид был всё последнее время. Что ты опять придумал?

— Ничего, — белозубая улыбка Филиппа была сплошным лукавством, — ты же знаешь, у меня есть несколько торговых судёнышек. Три из них как раз сейчас должны прийти в Нант и дела требует моего личного присутствия. А ты так часто и так подробно расспрашивала меня о морской торговле, корсарах, бурях и дальних странах, что было бы странно, если бы я не решил показать тебе свои корабли.

— Ты хочешь похвастать передо мной всеми своими богатствами?

— Разумеется. Ибо я смею надеяться, что однажды мы вместе будем всем этим владеть. Так что, моя прелестная любознательная авантюристка, учись управлять флотом. Пока что торговым. Всё, не прыгай. Спи. В Нант добираться не один день, ты устанешь в дороге.

О том, что Филипп, помимо виноделия, имеет немалые доходы и с торговых судов, которые ходили даже к берегам Вест-Индии, Регина была прекрасно осведомлена. Корабли, океаны, новые страны и города интересовали её, разумеется, несравненно больше, чем тихие виноградники, и потому, услышав о поездке в порт, она загорелась новым приключением. И разумеется, Нант её не разочаровал. Шумный, галдящий на разных языках и наречиях, пропахший солёным морским ветром, пропитанный духом чего-то неизведанного, далёкого, манящего: дальними путешествиями, приключениями, штормами и приливами, порохом битв и запахами чужих земель.

Но главный подарок ждал её в гавани, где стояли корабли Филиппа.

— Где, где, где твои? — звонко кричала Регина, крутя по сторонам головой, высматривая из-под руки среди множества парусов принадлежащие де Лоржу.

— Мои? Отсчитывай от шпиля вон того собора три корабля и следующие галеон и каравелла и есть мои.

— Две? Ты же сказал, что должны придти три судна.

— А вторая каравелла принадлежит не мне.

— А кому?

— Тебе.

— Что? — Регина, взметнув тяжёлыми юбками дорожную пыль, стремительно развернулась к нему.

— "Stella Mare" твоя каравелла. Со всей командой, со всеми товарами, которые лежат в трюмах. Теперь ты тоже судовладелец.

Несколько секунд Регина молча смотрела на него, хлопая большими ресницами, и удивление в её глазах стремительно превращалось в неудержимый восторг, брызжущий легионом радостных бесенят. Наконец, осознав всю щедрость и великолепие этого дара, Регина пронзительно завизжала, захлопала в ладоши, подпрыгивая и хохоча, потом решительно схватила Филиппа за руку и потянула к причалу:

— Скорей, скорей туда. Я никогда в жизни не была на борту корабля! На борту СВОЕГО корабля! Филипп, пусть меня немедленно туда отвезут! Я хочу ВСЁ посмотреть! Где там капитан? Кто здесь боцман? Подайте мне юнгу, тысяча морских чертей!

Разумеется, каравелла была обследована от палубы до трюмов, от капитанского мостика до тесных матросских кают. Вонь и грязь нисколько не смущали Регину, поскольку в её глазах всё это не имело никакого значения по сравнению с самим фактом того, что отныне этот огромный, набитый товарами корабль принадлежит ей. Регина была в восторге от всего: от растрёпанной косы и шпаги капитана до трубки боцмана, от форштевня до кормы, от грот-мачты до ватерлинии. Она засыпала вопросами мрачного капитана и вежливых марсовых, болтливого судового врача и вертлявого юнгу. И когда Филиппу всё же удалось затащить её в шлюпку, чтобы вернуться на берег, безапелляционно заявила:

— Я хочу отправиться в морское путешествие. Раз уж у меня теперь есть своё собственное судно, я желаю лично отправиться на нём в Вест-Индию!

— Бог мой, я и не подумал, что в один прекрасный день Франция окажется слишком тесной для твоей неугомонной натуры, — улыбнулся Филипп.

— Что это значит?

— Это значит — да. Но только если ты возьмёшь меня с собой.

— Конечно. А ты что думал, я оставляю тебя во Франции на радость придворных шлюх и провинциальных красоток, которые в пику мне поспешат захватить принадлежащие мне и только мне тело, и душу, и сердце самого удивительного человека на земле? Даже не мечтай! Ты будешь моим личным багажом!

— Спасибо за оказанную честь. В твоих руках я согласен быть даже багажом.

Осень в Бордо выдалась в тот год на радость: жаркой и сухой, — и все ожидали небывалого урожая винограда. Октябрьским утром, накануне праздника сбора урожая, Регина напросилась с Филиппом на виноградники и до полудня ходила с ним между утомлённых жаром лоз, с открытым ртом слушая его беседы с крестьянами, наблюдая, как он что-то там подвязывает, кого-то ругает, помогает молоденькой работнице донести тяжеленную корзину с тёмно-синими душистыми гроздьями. Она любила смотреть на него, когда он занимался своим виноградом. Из молчаливого, слегка отстранённого от окружающего мира и подчёркнуто хладнокровного графа де Лоржа, каким он был в Париже, Филипп превращался в совершенно другого человека. Здесь, на каменистой земле Бордо, он был, как рыба в воде: пел и шутил вместе со своими работниками, нянчился с виноградными лозами, как с малыми детьми и, казалось, знал всё на свете о вине, лошадях, детских болезнях, сортах винограда, направлении ветра и паштете из гусиной печёнки, и тысячу других страшно интересных мелочей.

Опьянённая запахом прогретой земли, листьев, бесшабашно цветущих тут и там роз, Регина забыла обо всём. Ей хотелось, чтобы этот день не кончался никогда, как будто завтра праздник закончится и жизнь вернётся к бешеному колесу луврских интриг и неуёмных страстей.

Подбежавший Филипп растормошил захмелевшую от долгожданного покоя девушку:

— Ты что? Солнце сильно печёт? Ты устала, да? Я идиот, ты ночью почти не спала, а я потащил тебя с собой, не рассчитал твоих силёнок. Пойдём, я отвезу тебя домой.

— Нет! — Регина увернулась от его рук, — Я не хочу домой, там скучно! Мне здесь так хорошо, давай ещё немного побудем с этими замечательными людьми! У меня просто голова закружилась от запаха этих вездесущих роз. Зачем их здесь столько?

— Из-за лошадей, — рассмеялся Филипп.

— А при чём тут лошади?

— Лошади любят залезать на виноградники. А розы колются, лошади тычутся мордами в зелень, натыкаются на шипы и охота соваться дальше у них пропадает. К тому же я тут заметил, что если на лозу нападает хвороба, то она сначала поражает розовый куст, а потом уже сам виноград. Так что есть время спасти лозу.