Страница 7 из 9
- Чарльз Форрестол,- произнес Чарли Форрестол, вкусно перекатывая звуки «р».
Берника взяла его за руку; ее кисть была ничуть не больше, чем у него.
- Пошли, посмотрим наш город. Наблюдательная площадка всего одним этажом ниже. Сегодня тебя ждет много неожиданностей. Вечером будет ужин для всех вас, а завтра, если тебя отпустят с нами, мы отправимся на дачу в Поконос. Летом в Нью-Йорке совершенно… - она поискала нужное слово в памяти Чарли, - невыносимо.
«В Нью-Йорке?»
«Ах, да! - подумала в ответ мать. - Вы ведь называете его Новый Нью-Йорк. Я совсем забыла».
Следуя друг за другом, они спустились по узкой лестнице на наблюдательную площадку. Площадка оказалась совершенно такой же, какой ее описывал Брюс Бёртон. Но вид с нее открывался совершенно другой. Ничто даже отдаленно не напоминало Новый Нью-Йорк. Казалось, перед ними простираются бесконечные многоцветные пчелиные соты. Но, в отличие от настоящих сот, этот рисунок нигде не повторялся, принимая самые эксцентричные формы и непрерывно изменяясь. Чарли сначала перепугался, заметив, что город внизу движется, словно огромное живое тело. То и дело отдельные элементы, а то и целые массивы зданий отделялись от общей массы, поднимались в воздух, а затем устраивались на новом месте. Чарли смутно ощущал, что в этих изменениях существует какая-то система, но проследить ее было свыше его сил.
Чарли уловил случайную мысль матери:
«Не люблю час пик».
Почувствовав его удивление, она поспешила объяснить:
«Это движутся дома. Люди кончили работать и возвращаются в своих домах на привычные места».
Он не мог поверить, что это - действительно Нью-Йорк. И лишь присмотревшись внимательней, различил знакомые очертания острова, омываемого двумя реками. Вот там, за Ист-Ривер, находится Бруклин; а там, за Гудзоном - Нью-Джерси.
Чарли почувствовал, что рядом появился кто-то знакомый. Линда! Она подбежала к нему, он схватил ее в объятия, и они поцеловались. Казалось, они не виделись долгие годы.
«Здорово, правда?»
Ее мысли так спешили, что в них было невозможно разобраться. Она осторожно коснулась разумом его удивления.
«Чарли, милый, да ты знаешь, какой сейчас год?»
Шел три тысячи шестьсот пятьдесят второй год от Рождества Христова.
Для Чарли поездка в загородное жилище родителей было равносильно посещению Альтаира. Грегорс гулял с сыном среди цветущих, мерно дышащих кустов, пока не почувствовал, что парень уже ничего не может воспринять. У некоторых людей расцветка альтаирских растений, высаженных в саду, вызывала почти аллергическую реакцию. Чарли спасало лишь то, что силовой купол, раскинувшийся над усадьбой Форрестолов, не пропускал самую длинноволновую часть видимого спектра.
Вся семья - Грегорс, Берника и Чарли - удалилась на лужайку, поросшую альтаирским мхом любви. Этот мох вызывает чувство легкой эйфории у того, кто на нем сидит. Поверх мха расстелили скатерть.
После обеда Берника принялась молча вспоминать свои любимые песенки, однако неопытное ухо Чарли воспринимало эти изысканные мотивы всего лишь как бессмысленную какофонию.
Несмотря на благотворное влияние любовного мха, Чарли постепенно начинал ощущать раздражение. Все, что он видел в Нью-Йорке и здесь, в Поконосе, убеждало его, что у него украли право первородства, всучив взамен чечевичную похлебку. Именно украли, отняли, даже не спросив, согласен ли он на такой обмен. Вместо того, чтобы жить в будущем, где царят мир, изобилие и всеобщее братство, его забросили в раздираемый противоречиями двадцать первый век, оставили там сиротой и даже лишили общения с себе подобными.
«Но ведь с этим пока все», - попыталась успокоить его Берника.
«Ничего подобного, - с горечью подумал Чарли. - Ведь мне все равно придется возвращаться. Возвращаться в мое ужасное время. В это идиотское здание».
Перед внутренним взором родителей возник образ знаменитого небоскреба. Он вызывал у них почтительное уважение. В тридцать седьмом веке, так же как и в двадцать первом, Эмпайр Стейт Билдинг был старейшим сооружением всего Манхеттена, более того, если не считать пирамид и фундамента собора Нотр-Дам в Шартре, он оказывался древнейшим артефактом в мире. Только Шартрский собор и пирамиды пронесли себя через века без помощи добросердечных путешественников во времени.
Путешествия во времени начались в 3649 году. Им предшествовали четыре столетия безуспешных попыток, бесконечные ошибки, ошибки и снова ошибки. К тому времени были получены серьезные результаты в математическом анализе истории. Было установлено, что сплошная непрерывность человеческой истории нарушалась лишь однажды - в период между 1996 и 2065 годами от Рождества Христова. К тому времени, когда первую машину начали монтировать на верхнем этаже Эмпайр Стейт Билдинг - это место оказалось самым подходящим, поскольку здание пребывало неизменным во все века, - математические модели истории достигли достаточного совершенства, чтобы можно было предложить эффективную программу изменения прошлого.
Не хватало только персонала, способного такую программу осуществить.
За период между 1996 и 3649 годами человечество необычайно сильно эволюционировало, причем большинство изменений были вызваны искусственно. Но, как бы то ни было, люди будущего просто не могли появиться в прошлом даже для такого простого дела, как покупка Эмпайр Стейт Билдинг. Взрослые тридцать седьмого века выглядели бы в двадцать первом веке детьми, но главное препятствие заключалось в их телепатических способностях. Телепат будущего и минуты бы не выдержал ядовитой ментальности прошлого. Поэтому первые шаги задуманной операции были поручены мистеру Максимасту и его помощникам.
Первым делом Максимаст купил здание. Затем он оборудовал его силовой защитой, которая помогла дому уцелеть во время атомной бомбардировки 1997 года. С 1997 по 2050 годы мистер Максимаст занимался тем, что следил за состоянием здания, поддерживал эфемерное существование Фонда Мортемейна и ожидал, когда настанет время действовать.
А вот следующий этап операции как раз и вызывал возмущение Чарли, поскольку непосредственно затрагивал его судьбу. Мистер Максимаст организовал «Поиск Талантов». Ведь прежде чем снять урожай телепатов, следовало посадить зерна. Этим и занялся Максимаст.
Оплодотворенные яйцеклетки, доставленные из 3650 года, были имплантированы некоторому числу несчастных женщин, с этой минуты обреченных на страшную смерть. Плоды развивались с такой скоростью, что все без исключения гостеприимные хозяйки погибли при родах. Употреблять слово «мама» в отношении этих живых инкубаторов считалось излишним.
Вероятно, это было жестоко, но гуманные жители тридцать седьмого века не сумели найти другого выхода. Они не могли родить детей в своей эпохе и затем перенести их в прошлое, ребенок-телепат не перенес бы разлуки с матерью, поскольку их связь в это время особенно сильна. Его просто убил бы шок. Столь же бессмысленно было растить их в тридцать седьмом веке, поскольку в этом случае их полезность в прошлом свелась бы к нулю. Было крайне важно, чтобы те, кто будет проводить заключительный этап операции, оказались не чужаками, а настоящими жителями своего времени.
Вот потому-то…
«Но я не хочу возвращаться туда!» - Чарли почти провизжал эту мысль.
«А тебя никто туда и не гонит. По крайней мере - сейчас. Целый год ты будешь учиться». Но Чарли не желал успокаиваться. «Я вообще не хочу туда - никогда!» Трезвая мысль отца вмешалась в разговор:
«Будь мужчиной, Чарльз. Тебе уже десять лет, и ты должен будешь вернуться. Иначе как ты сумеешь покорить мир?» - добавил он шутливо.
Шутки отца, утешения матери, наркотическое действие мха любви - всего этого оказалось слишком много для Чарли. Он больше не мог сопротивляться, его мозг расслабился. Нежно и осторожно любящие родители принялись накачивать его мудростью и опытом долгих лет своей жизни.