Страница 3 из 3
Каждый день он требовал чего-нибудь новенького. Очень тяжело, знаете, найти в том, что старо, как жизнь, какую-то свежесть. Шахерезада продержалась тысячу и одну ночь; я выдохлась после тридцати.
Я читала стихи. Самые разные, но в основном, конечно, Мильтона. Мильтон удивительно меня успокаивал.
Но, оказывается, не отдавая себе отчета, иногда - для себя - я читала вслух. Об этом мне сообщил Джон. Днем еще ладно - он пропадал в болотах, а вечерами мы разговаривали. Но когда Джон ложился спать, я читала: делать-то больше было нечего. Обычно я просматривала какой-нибудь длинный викторианский роман, однако в ту пору, о которой идех речь, я, в основном, читала Мильтона.
Он не должен был высмеивать эту прекрасную поэму. Скорее всего, он не понимал, сколь много она для меня значит. Знаете, как озеро с чистейшей родниковой водой, где можно смыть всю грязь минувшего дня. А может, Джон просто взбесился от постоянного недосыпания?
Помните эти строки, почти в самом начале:
Конечно, помните. Думаю, сейчас вы знаете эхи стихи не хуже меня. Ну а когда их услышал Джон, он разразился смехом, таким, знаете, гнусненьким, и я... Не могла же я это стерпеть, верно? Мильтон так много значит для меня, а Джон еще затянул эту мерзкую, чудовищную песенку. Наверное, ему это казалось очень остроумным, но сочетание вульгарной мелодии и искалеченных строк благородного Мильтона потрясло меня до глубины души.
Я велела ему уйти, немедленно. И не возвращаться, пока не осознает свою вину. От гнева я забыла даже, что на дворе ночь. Как только Джон вышел, мне стало стыдно.
Он вернулся через пять минут, извинился, и я его впустила. За плечом у него висел большой полиэтиленовый мешок для сбора личинок, но я была так рада, что не обратила на это внимания.
Он положил их на визуальные рецепторы - всего штук двадцать, каждая почти в полметра.
Они боролись друг с другом за место на линзах, потому что там было чуть теплее. Двадцать мерзких, покрытых слизью личинок, ползающих по моим глазам. О Боже! Я закрыла веки, закрыла уши, потому что он вновь завел свою отвратительную песенку, закрыла двери и оставила его так на пять дней, а сама читала Мильтона.
Но на этой строчке все время сбивалась.
* * *
Наверное, подействовало наркотическое вещество. Хотя то же самое он мог сделать и в здравом уме - в конце концов, у него были все основания. Однако я предпочитаю думать, что виноваты наркотики. Ему нечего было есть. Я никогда не голодала пять дней и не представляю, до чего это может довести.
Так или иначе, когда я пришла в себя и открыла глаза, выяснилось, что глаз у меня больше нет. Он разбил все рецепторы до единого, даже на маленькой уборочной машине. Странно, все это мне было почти безразлично...
Я на пять минут открыла дверь, чтобы он мог выйти. А потом закрыла - от гусениц. Однако запирать не стала, чтобы Джон мог вернуться.
Но он так и не вернулся.
Через два дня должен был прилететь корабль. Полагаю, Джон провел это время в сарае, где держали личинок. Он наверняка остался в живых, потому что иначе пилот корабля начал бы его искать в доме. А в эту дверь никто больше не входил.
Разве что вы.
Меня просто росили здесь, глухую, слепую и полубессмертную, посреди венерианских болот. Если бы я только могла умереть от голода... износиться... проржаветь... сойти с ума! Но я слишком надежно сработана. Казалось бы, вложив в проект такую уйму денег, они могли бы попытаться спасти хоть то, что осталось, согласны?
Послушайте, давайте договоримся. Я открою дверь, а вы окажете мне одну услугу, хорошо?
Внизу в кладовой хранится взрывчатка. Заряды совершенно безопасны в обращении - и ребенок управится. В конце концов, Джон ведь управлялся. Если не ошибаюсь, третья полка на западной стене: мелкие черные ящики с красной надписью «ОПАСНО». Надо вытащить и установить на механизме время - от пяти минут до часа. Как будильник.
А затем бегите изо всех сил. Пяти минут будет достаточно, верно? Я хочу только немного почитать «Il Penseroso».
Ну, договорились? Люк открыт, а сейчас, чтобы доказать свою искренность, я отпираю дверь.
Пока вы там работаете, я,- пожалуй, немного почитаю.
Эй? Я жду. У вас все в порядке? Вы еще там? Или вас не было вообще? О, пожалуйста, пожалуйста, я хочу, чтобы был взрыв. Это будет так чудесно. Пожалуйста, умоляю вас!
Я все еще жду...
---
Thomas M. Disch. "Come to Venus Melancholy" (1965)
Перевел с английского Владимир Баканов.
Журнал "Если" 1995, N 9.