Собака Кантерсельфа

Полковник продублировал приказ, дернув за шкирку и дав в глаз. Шкот с противным звуком, сопровождающим трение голой задницы о метал, проехал по раздаточному столику и загремел с другой стороны. Он долго чертыхался, изрядно запутавшись в спущенных штанах. Однако когда поднялся, был полон решимости отомстить. Зло оглядываясь, скрылся в дверях.

– За подмогой побежал, – сказала Марина. – Вам ничего не будет за это?

Он посмотрел на нее чересчур внимательно. Женщина была хороша, и формами удалась.

По идее такого возраста и, надо полагать, комплекции должна была быть его жена.

Марина смутилась и нервно затеребила воротник служебной блузки.

– Вам что-нибудь нужно? – тихо спросила она, вышло двусмысленно, и непонятно, то ли специально, то ли неумышленно получилось, этих баб никогда не поймешь.

– Компот, – буркнул Никитос.

Он вернулся в зал, но появившаяся следом Марина со стаканом компота в руке застыла на месте, глядя в направлении резко распахнувшейся двери. Опять противно скрежетнул кафель, на этот раз под чужими казенными каблуками, и в зал вошло трое, кроме Шкота шестерки Счастливчика Жиртрест и Мормышка. Парни были здоровые, не чета Шкоту, особенно Мормышка, он и в дверь боком входил.

– Чего надо? – процедил Ребрий, не вставая.

– Мы к девушке, – осклабился Жиртрест.

– Девушка на работе, – напомнил полковник.

– Мы в курсах, но у нас серьезные намерения.

– У всех троих? – поднял бровь Никитос.

Неожиданно вмешалась Марина:

– Не надо, Никита Сергеевич. Будет только хуже.

– Если в подразделении становится только хуже, то командира такого подразделения надо гнать в шею, – заметил Ребрий.

– Истинная правда! – гыгыкнул Шкот, но Жиртрест быстро ткнул его локтем в диафрагму.

Тот громко икнул, некоторое время не имея возможности вздохнуть.

– Зачем товарища бьешь? – сделал замечание Ребрий.

– Он мне не товарищ.

– Если ты хочешь оставаться в спецмоне, должен считать своих коллег по отряду товарищами, а иначе… – и Ребрий, игнорируя присутствие женского пола, с удовольствием и очень выразительно послал его по материнской линии и про отца кое-что сказал.

Ругательство про мать Жиртрест проигнорировал, зато упоминание отца вызвало у него бурный протест.

– Зачем вы так про отца? Это вы зря! Я так считаю.

– А мне плевать, что ты там считаешь, – продолжал напирать Ребрий, правда, чувствовал, что перегибает, с Жиртрестом он бы еще справился, но Мормышка настоящий гигант, если на кого наступит, мокрое пятно останется.

– Да я за отца!- и боец решительно двинулся к нему.

Что Жиртрест там хотел сотворить за отца, так и осталось неясным, потому что когда до него оставалось пара шагов, Ребрий метнул стулом ему в лицо. Тот среагировал на редкость проворно и поймал его в воздухе, правда, обеими руками, что позволило Никитосу от души влепить ему в печень. Его самого один раз так насадили, и он знал как это нестерпимо больно. Жиртрест завопил и поклонился.

Так как волос не было, все бойцы спецмона были лысы как на подбор, Никитос взял его за затылок, позиционируя морду лица с коленом. Если лицо Жиртреста и до этого было все заплывшее жиром, то когда он приподнялся, то глаза исчезли по факту за быстро наливающимся соком фингалом.

Никитос дал ему раза, снося с ног, попутно слегка пнул кряхтящего и растирающего ушибленные ребра Шкота, подкинув в воздух где-то на метр, потом так получилось, что они оказались лицом к лицу с Мормышкой. Ни один мускул не дернул на лице гиганта, было видно, что печальная судьба коллег совершенно не затронула струн его утонченной натуры. Никиитос чувствовал всеми фибрами, что не надо бы его сегодня трогать.

– Ты тоже считаешь, что твой папа лучше других? – сказал он, и ему удалось завести гиганта с пол-оборота.

Глаза Мормышки странно заблестели, и он сделал характерное движение, разминаясь.

Главное было не пропустить сам удар, потому что при такой комплекции на этом собственно все могло и закончиться.

– Перестаньте, давайте уйдем! – кинувшаяся Марина дернула его локоть, он обернулся, чтобы высвободиться, и в этот момент словно остальные три этажа пансионата рухнули ему на голову.

От пропущенного удара он не просто упал, что было бы не так обидно, он аж перекувыркнулся. Правда, сразу поднялся. Хотя мучительно хотелось полежать, и для здоровья было бы полезнее. Зал столовой слегка штормило. Так херово ему не было даже тогда, когда он дрался с братьями Фуфаевыми.

Сбоку выплыло обеспокоенное лицо Марины.

– Вам плохо?

Он повел рукой, заставляя лицо уплыть с горизонта. Гигант стоял в правосторонней стойке. Он еще и боксер. Пудовый кулак мандражирует у квадратной скулы, ищет куда укусить. Хоть Ребрий и здоров, но не настолько чтобы выдержать второй удар.

Да и никто бы не выдержал. Разве что африканский белый слон.

В глазах боксера Никитос явственно прочел усмешку, и это его взбесило. Еще бы секунда и он сам кинулся бы в атаку, рвать и метать и делать трупы, как говаривал один из его старых знакомых, ветеранов сумитской войны.

Это не война! Эта мысль остановила возможную бойню. Вместо этого Никитос решил схитрить и сделать вид, что никак не может оправиться от первого удара.

Слегка разфокусировав глаза, он переступает ногами, как будто ему тяжело сохранять равновесие. Зрачки гиганта стремительно сократились, и он ринулся в атаку. Прямо на зверский удар в квадратную скулу. Ногой. Мы не боксеры, мы руки бережем.

Возможно, во время своей атаки боксер слегка подпрыгнул, была в этом дурацком виде спорта такая манера, двигаться вприпрыжку. После удара Мормышка взмыл над полом на добрых полметра. Возможно, Никитос не рассчитал силу удара. Или разозлился.

Продолжая инерционное движение, Ребрий с треском поставил ногу на раздавленный кафель, одновременно разворачиваясь на 180 градусов и просунув вторую ногу противнику в живот. Боксер "захлопнулся" в воздухе и в таком положении врезался в стену.

После такого дуплета он должен был отключиться, но что-то там не срослось, скорее всего, боксера очень долго били на ринге и приучили получать, так что поднялся он на удивление быстро.

– А ты не прост полковник, – ощерил он разбитый рот и быстрым движением вынул из ножен зазубренную "пиранью".

– Остановись, боец! – приказал Ребрий.

– Что, полковник, зас…л? – ухмыльнулся гигант.

– Остановись, убью! – предупредил Никитос.

Боковым зрением он углядел быстрое движение у себя за спиной, но среагировать не успел. Оклемавшийся Жиртрест схватил сзади за шею и почти одновременно Мормышка резанул ножом наискосок. Неимоверным усилием Никитос развернулся, закрываясь Жиртрестом от удара. Жиртрест заорал, но Мормышка умудрился его не убить, проявив профессиональную реакцию и ослабив удар. Нож полоснул по куртке, рассекая ее по всей длине. Никитос пихнул Жиртреста на Мормышку и тем самым выиграл несколько секунд. На богатырских грудях толстяка зловеще бугрился широкий вертикальный шрам.

– Тебя уже раз препарировали, лягушка! – усмехнулся Никитос.

Не вовремя. Спецмоновцы переглянулись и достали пистолеты.

Тяжелое дыхание перечеркнуло звонкое неодобрительное цоканье языком. На театре боевых действий возникло новое лицо. Лицо Счастливчика.

– Что вы тут вытворяете, дети морской коровы? – рявкнул прапорщик.

Пистолеты исчезли в кобурах. Жиртрест истерично запахивал куртку.

– Я все объясню, – сказал боксер, и Счастливчик влепил ему пощечину.

Никитой был уверен, что гигант его зашибет. Ничего не произошло. Мормышка отшагнул, потупя глаз.

– Валите отсюда, чтобы я вас больше не видел и не слышал! Вообще утопитесь лучше! – зашелся в крике Счастливчик.

Даже команды самого полковника так быстро не исполняли. Счастливчик подошел, заботливо отряхнул китель Ребрия, на котором было все, вплоть до компота.

– Это больше не повторится! Я лично прослежу! – клятвенно пообещал Счастливчик, он имел сокрушенный вид, и он врал.