Страница 27 из 130
– Не узнает, она на Кипре. Ты, между прочим, тоже не один.
– Сейчас не те времена, Спиридон Макарыч. Я могу быть хоть с персидским котом, никого это не касается, кроме меня и персидского кота!
– Все, остыл? Теперь к делу, Петро, ты почему санкцию на обыск не подписываешь?
Вершигора затих, потом спросил:
– Ты там один?
– Естественно, – Крутохвостов оглядел свое пульсирующее полицай – лампами воинство.
– Ты чего, охренел, Спирька, ты на кого бочку катишь? На кого ты руку посмел поднять, спрашиваю? Иван Иваныч тебя самого на вахту с рюкзачком зашлет за такие дела! И это в лучшем случае. Что ты там за революции устраиваешь, революционер хренов? Ты хоть генерал, но дурак. Да Иван Иваныч тебя на площади повесит, а ему за это ничего не будет. Орден дадут, может быть. Да что б ты в море утопился.
Давай я положу трубку, и будем считать, что мне приснился кошмарный сон.
Один из замов осторожно заметил:
– Штурмовые группы сформированы. Выдвигать на исходную или дать отбой? Ордера ведь нет.
– Выдвигайте, – проговорил Крутохвотов, закрыв трубку ладонью. – Мне плевать, будет ордер или нет. Все тут разнесу.
– Что ты там разносить собрался? – зашелся на том конце прокурор. – И как это тебе плевать на ордер? Да если я скажу, сам знаешь кому, что ты сказал про государственный документ!
– Не распаляйся, Петь, – запросто обратился Крутохвостов к прокурору республики.
– Для телевидения и проституток-журналисток свой пыл побереги. Расскажи лучше про свою новую тачку "Спилер Макиавелли". У меня и номерок есть.
– Пустое. Нет у меня такой машины. Эх, Спиридон, знаешь, сколько такая стоит? – Вершигора вздохнул. – Разве нам с тобой при таких зарплатах заработать?
– Да? А дед твой столетний с Урала, выходит, заработал, раз она на него записана?
Сколько же у них там, в деревне платят? Неужто больше, чем генеральному прокурору? Можешь не отвечать, у меня и это записано.
– Ну и скотина ты, Спирька! Да хоть бы и на деда? Я тут не при чем. Его и судите.
Ему сто лет в обед. Все одно, он раньше преставится, чем вы ему дело пришьете.
– Его может и нет, а машину вполне могут конфисковать.
– Вот уж дудки! Она чистая, не ворованная. Как ни кичишься своими информаторами, мои тоже не хуже. Я ее пробил по базам.
– Хуже, Петька. Много хуже. "Спилер" действительно не ворованный, но ищут его усиленно, особенно за океаном. В ста километрах от Нью-Йорка есть мотель, в котором его и замочили.
– Кого? – севшим голосом спросил прокурор.
– Хозяина тачки, дурило! Он когда на заднем сиденье лежал, все кровью пропиталось.
Ты, наверное, обрадовался, пень трухлявый, что тебе новый салон достался? Обивку-то то сменили, а кровь на поролоне, на коврике? Успокою, там ее немного, можешь шибко не брезговать. Так капли. Для экспертизы разве что хватит.
– Ты все врешь!
– Может содрать обивку, если не веришь. Но лучше машину не порть. Сообщу тебе по большому секрету, водилу по моей наводке замочили, а уж потом паленую тачку я тебе подсунул. Как видишь, я не просто так из конторы ушел, и плацдарм заблаговременно подготовил.
– И на многих у тебя материалец имеется?
– Да уж позаботился, Петь. Ну что подпишешь?
– Да! – рявкнул Вешигора. – Все- таки, Спирька, это не честно пользоваться своим служебным положением. Тем более прежним. Ты ж в конторе год не работаешь, а документики выходит, с собой тягаешь. Не хорошо.
– Болтаешь много. Подписал?
– Да подписал. Пока тебе ордер доставят, много чего может измениться.
– А мне и не надо доставлять. Дай трубку майору. Кузьмин, по факсу на управление ее переправь!
Крутохвостов любовно послушал трубку, заметив:
– Воет Петр Анисимович, – потом подобрался, оправил китель на грузном теле. – Пошли, ребятки. Покажем, кто в доме хозяин.
Согласно агентурным данным, полученным от завербованных шлюх, полковник Ребрий проживал в здании санаторной сауны. Она стояла на отшибе, что позволило гаишникам ее полностью блокировать. Группа захвата стремительно ворвалась в дом.
Начальник спецмона, одно имя которого наводило ужас на жителей Алги, лежал навзничь на панцирной койке в одних трусах. Несмотря на произведенный шум, глаза его оставались закрытыми. Братья Фуфаевы переглянулись:
– Он не спит, – сказал тот, кто был старше на три минуты.
В ту же секунду полковник вскочил, будто подброшенный артиллерийской пружиной и кинулся на братьев. Они были крепкими ребятами, весили свыше центнера каждый, но полковник одного за другим отправил их в долгие планирующие полеты.
В драку ввязались остальные бойцы группы захвата. На одной руке полковника повисло четыре человека, на другой три. Полковник взъярено зарычал, мотанул руками в одну сторону, в другую. Дал затрещину, раздал пару пинков – и освободился. Когда хотел уйти, наткнулся на давешних братьев.
– Добре, – сказал один, вытирая кровавые усы.
С воплями на улицу хлынула группа захвата, вынося раненных. В доме раздавался треск, и стены ходили ходуном. Братья Фуфаевы продержались три минуты. Дверь распахнулась, и вышел слегка запыхавшийся Ребрий.
Прямо под пулеметы стоявшего впритык к крыльцу спилера и инспекторам числом не меньше сотни.
– Заставляете себя ждать, Никита Сергеевич, – попенял Крутохвостов. – Как старший по званию приказываю вам сдаться. Получен ордер на ваш арест, и если у вас нет намерения подчиниться, мы вынуждены будем вас пристрелить. В доме есть кто-нибудь еще?
– Только две шлюхи.
– Отлично. Значит, мы уже начали сотрудничать.
– Плевать я на вас хотел. Банкуйте.
Усталый, но довольный генерал шел впереди, заинтересовано нюхая сорванный с газона лютик.
– У тебя, полковник, губа не дура, такие хоромы отхватил! Жил бы да жил, шлюшек своих пас. На фига ты на рожон попер? ГАИ сейчас обрело силу. Думаешь, тебя Иван Иваныч вытащит? Сомневаюсь. Вот сейчас наступит утро, и в утреннем блоке пойдешь ты у нас прямым репортажем по всем каналам. Мы уже и материалец переслали, и фотографии из личного дела. После этого тебя сам господь бог не отмажет! – говорил он, особенно ни к кому не обращаясь, но шедший в шаге сзади старшина Гребездаев усиленно кивал головой.
Еще чуть сзади братья Фуфаевы вели под руки скованного полковника Ребрия. Вслед за братьями с легким топотом казенных ботинок шел небольшой полк ГАИ. Санаторий не спал, несмотря на позднюю ночь. В корпусе горел свет, и залихватски играла музыка на разных этажах. Обитатели санатория, по большей части сотрудники спецмона, веселились, совершенно игнорируя тот факт, что остаются без командира.
Крутохвостов недовольно сдвинул брови и решительно шагнул к калитке, чтобы покинуть территорию санатория и раствориться в ночи вместе с пленником, к которому у него накопилось прорва вопросов, и для поддержания чистосердечной беседы имелся скополамин в нужном количестве.
Как оказалось, на улице за время их отсутствия произошла небольшая рокировка.
Машины ППС, обязанные по плану намертво блокировать проходную, были раздвинуты, и против ворот стоял несоразмерно длинный "Спилер-Кинг-Корвет", черный, тонированный, со сверкающими серебряными дисками.
Крутохвостов побагровел и жестом подозвал Марголиса, курировавшего протокол.
– Что здесь происходит? Откуда взялся этот хлыщ? Скажите ему, чтобы убирался или сами уберите!
Зам повел себя неадекватно. Во-первых, он ничего не мог сказать. Надувал губы, таращил глаза. Во-вторых, он старался повернуться лицом к лимузину, отклячивая генералу огузок.
– Что здесь происходит? Потрудитесь объяснить! – не выдержал Крутохвостов. – Вы что, приведение увидели?
Из безразмерного нутра машины раздался слабый еле слышный стук. Марголис с поспешностью изголодавшегося мопса, вцепляющегося в сосиску, ухватился за ручку и потянул. Дверца причмокнула и открылась. Крутохвостов с негодованием потянулся, чтобы захлопнуть ее обратно, но на полпути рука вмерзла в пространство и время.