Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 75



— А нельзя ли без справки? — заклянчил он. — Я бы сверху доплатил.

— Нельзя, братан. Мы законопослушные граждане, — заявил директор почти сочувственно.

Секретарша собрала и заботливо всучила ему разбросанные деньги, после чего, Абдурахман, радушно обняв за плечи, почти выпихнул его под палящее солнце. Мужчины в машинах сделали вид, что не заметили его появления, но Султанов знал, что это не так. Делать было нечего. Надо было идти. Он судорожно прижал к себе рваный газетный кулек, сквозь который проглядывала банковская упаковка пачек, — и рванул в шашлычную. Лишь оказавшись внутри, он позволил себе перевести дух. В зале находилась пара столов, крытых клеенкой, по которой ползали жирные мухи, да пустующий прилавок.

— Продавщица, можно вас? Девушка! — Султанов постучал по пустому прилавку, он надеялся вызвать продавщицу и спросить про запасной выход, а там попытаться удрать.

Его надеждам не сужден было сбыться. Со словами "Пачему дэвушка?" из подсобки вышел огромный небритый сумит, вытирая руки о несвежий передник. С громким топотом в дверь позади Султанова вошли несколько человек, что стояли снаружи. Они гортанно стали переговариваться с продавцом. Султанов, глядя в пол, постарался прошмыгнуть мимо них. В дверях неловко приложился в косяк плечом.

— Не ушибись, абраг, — сказал продавец, и его дружки рассмеялись, смех был неестественный, так смеялись бы волки над овцой, которую хотели схарчить, если б конечно они умели смеяться.

Эти умели.

— Волки, чисто волки, — прошептал Султанов, со всей быстротой, на которую был способен, улепетывая по обочине.

Далеко уйти ему не дали. Султанов с остановившимся сердцем слышал, как хлопают дверцы, и заводятся моторы.

Оглянувшись, увидел подкатывающие машины. Сумиты в них уже не улыбались.

"Быстрец бы знал, что с вами делать, сволочами!" — подумал Султанов и побежал. Но от машины не убежишь. Он едва не врезался в обогнавшую и преградившую ему дорогу тачку. Кинулся в другую сторону, замахал руками. Но никто и не думал останавливаться. Во-первых, движение в этом месте было оживленное. Во-вторых, когда за кем-то гонятся, в Алге никто никогда не остановится, чтобы помочь. Отучили.

Но Бог все-таки есть. Джип с наглухо тонированными стеклами вдруг резко свернул с шоссе и, презрев все правила и проигнорировав движущиеся во встречном направлении машины, устремился к нему. Рисковый маневр была препровожден истошным скрипом многих тормозов и возмущенными трелями клаксонов. В двух шагах от Султанова джип стал мертво, тяжело качнувшись на рессорах.

Сумиты были уже рядом, старательно влазя меду ним и джипом и делая невозможным любое продвижение Паши к машине. Паша припомнил, как точно также обирали в школе старшеклассники. При всех. И одновременно, оставляя жертву в абсолютном одиночестве.

Он еще не знал, что будет делать. Орать или обосытся в штаны, как клацнула дверца, и в проем полезло черное бородатое лицо. Пес. Огромный, устрашающего вида. Он спрыгнул наземь, подняв облачко пыли. Следом слез бодрый тучный мужчина лет под пятьдесят.

— Здорово, джигиты! — уверенным тоном проговорил он.

Сумиты кисло ответили:

— Здорово, абраг.

— Что вы тут за сабантуй устроили?

Ответом ему была тишина, потом один самый смелый сказал:

— Тут наша точка, Слон — джан.

— Знаю, Духан. И ничего не имею против, — тот, которого они назвали Слоном, подошел к Паше, пройдя сквозь строй сумитов, и они не посмели его остановить.

Паша стоял потный, сгорбленный, в обвисшем Донатовском пиджаке. В руке разорванный кулек с деньгами.

Слон пальцем втолкнул одну из почти выпавших пачек обратно в многострадальный кулек.

— За машиной? Местный?

— Да, — односложно ответил Султанов сразу на оба вопроса.

— Поехали.

— Куда? — спросил Духан.

— Машину покупать, — делано удивился Слон. — Если ты против, то мы можем в вашей фирме не брать. В городе полно других фирм.

Тот стушевался.

— Зачем другой фирма? Наша — лучший.



Они возвратились обратно под тем же эскортом, впрочем, преследователи уже не вели себя столь агрессивно, предпочитая держаться в отдалении. Слон снисходительно глянул на Султанова и сказал:

— Ты лоханулся, пацан. В следующий раз, когда будешь покупать тачку, никогда не говори, что пришел с деньгами. Скажи, что пришел прицениться. И обязательно упомяни, что местный. Тут один приезжал с Воронежа, так его в ста метрах от этого места аккурат и грохнули.

В контору Слон вошел один, велев Султанову ждать и оставив под присмотром своего пса по кличке Викинг. Пес оказался злобным и бдительным. На каждое движение скалил влажные клыки. Наконец Пашу позвали внутрь. Он нашел Слона и Абдурахмана мирно беседующими.

— Продай пацану машину. Сделай хорошее дело, — сказал Слон.

— Да я бы с удовольствием, — делано удивился Абдурахман. — Но налоговый замучил. Откуда у него такие деньги? Вопросы могут быть.

— Да я писатель! У меня договор с собой! — неожиданно для себя выпалил Паша.

Абдурахман поизучал гербовую бумагу.

— Прекрасный Аврора? — спросил он. — Это который революция делал?

— Он самый, — подтвердил Слон.

Абдурахман с подчеркнутым и немного фальшивым уважением глянул на Султанова и подъитожил:

— Язган — баши!

— Давай показывай машину. Времени у меня в обрез. Что у тебя есть кусков на восемьдесят? — поторопил Слон.

— Есть, конечно, Слон — джан. Только ты на площадка не ходи, дорогой, ладно. Это мой бизнес.

Вроде сказано мягко, но в словах внутренняя сталь, и Слон подчинился.

— Побыстрее только, — повторил он и уселся в кресло.

Они пошли по коридору, и стоило Слону скрыться за поворотом, как радушие Абдрахмана как ветром сдуло.

— Иди, ищак! — он подтолкнул его к небольшого роста коренастому сумиту. — Казбек, иди, покажи этому!

И степенно удалился. Себя он считал человеком, а Пашу нет. Казбек повел Султанова по площадке, все время подгоняя словно лошадь. В одном месте сердце Паши замерло при виде вазовской 12-й модели, гордой, похожей на модернизированную "Победу", была такая чудесная машина, ее еще англичане купили на корню, набили электроникой и царственно въехали в двадцать первый век.

— Не прадается! — грубо сказал Казбек.

После чего подвел к довольно блеклой классической седьмой модели. Когда Султанов уселся, то обнаружил в центре сидения объемистую дыру, словно у седока, эксплуатировавшего кресло, был довольно развитый геморрой. Дверца закрылась лишь со второго раза, двигатель с третьего. Но Султанов и этому был рад.

— Беру, — только и сказал он.

Оформили формальности за пятнадцать минут. Кофеем его за это время, как обещала реклама, не угостили. И вместо приятной беседы, согласно той же рекламе, он был вынужден наслаждаться обществом сумита, явно страдающего газовой болезнью. Во всяком случае, зажечь спичку в тесном помещении Султанов бы не рискнул.

По взгляду, который Слон бросил на машину, было видно, что Паша явно переплатил. А что он — спец? Правам почти десять лет, а за рулем удалось посидеть лишь в учебном классе.

— Скажите, а почему вы мне все-таки помогли? — спросил Паша у Слона при расставании.

— Очень у тебя вид был лоховской, — откровенно ответил тот.

— Еще один вопрос. Откуда вы узнали, что у меня восемьдесят тысяч?

— А на больше ты не тянешь!

Больше Слон не сказал ничего. Сел и уехал. А Султанову сделалось почему-то обидно.

Наступило суматошное время. Издательство давило. В его недрах Веничка с бешеной скоростью шинковал в удобоваримый вид первые рукописи о Быстреце, и ему все время нужны были новые романы. Паша никогда бы не подумал, что писание книжек, которому он предавался как экзотической забаве, на самом деле давно превращено в жесткий конвейер, где все учтено и пронормировано, даже его вдохновение. "А нет никакого вдохновения, все это выдумки писателей про самых себя, но им верить нельзя, Паша, они же не люди в обычном понимании", — бесхитростно пояснил Веничка. Он теперь частенько названивал Султанову. Причем, из довольно странных мест. Его речь частенько прерывалась звоном сдвигаемых стаканов и неясными речами посторонних незнакомых людей, влезающими в самую гущу разговора и пытающихся давать совершенно непотребные советы. Было непонятно, как вообще Веничке удается работать в такой обстановке. Но дед знал свое дело туго, умудрялся еще и наставлять по писательскому делу.