Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 63 из 65

Капитан Сигуэня сделал вид, что не слышит. Ему не хотелось терять хорошее место.

– Вы иностранка, сеньора? – с любопытством спросил хлипкий старикашка в котелке и белом жилете.

– Да, – сказала Фани.

– Тогда останьтесь посмотреть казнь. Вы, наверное, не видели казней в Испании… Это интереснее, чем бой быков!.. – И старикашка залился громким, нервным, истерическим смехом.

– Вы замолчите, дон Педро? – мрачно спросил капитан Сигуэня.

Смех старикашки тотчас оборвался, а капитан Сигуэня обвел окружающих внушительным взглядом. Нервный смех и неуместная ирония дона Педро, этого мелкого дворянчика и демократа, постоянно раздражали верноподданническое чувство капитана, где бы они ни столкнулись, в кофейне или на улице.

Капитан Сигуэня все же показал себя галантным кавалером и, приведя в движение свой огромный корпус, подобно мощному танку двинулся через толпу, невозмутимо расталкивая бедных сограждан и вежливо огибая тех, кто был рангом повыше. Под предлогом, что он прокладывает путь сеньоре («Это иностранка, – объяснял он, – дайте нам пройти»), он довел ее до самого кордона, оцепившего место казни.

– Hombre!.. – воскликнула Фани. – Неужели вы не поняли, что я хочу уйти отсюда!.. Я не желаю смотреть на казнь!

– Разве?… – с притворной наивностью спросил капитан Сигуэня. – Но вы должны были сказать мне об этом раньше! Отсюда уж никак не выбраться.

– Прошу вас, сеньор!.. Уведите меня отсюда! – произнесла она в отчаянии.

Но ее слова потонули в общем шуме – внезапно вся площадь пришла в движение и загудела. Сквозь толпу, по коридору, очищенному солдатами, открытый грузовик вез осужденных к лобному месту. Жадные до зрелища люди вытягивали шеи, поднимались на цыпочки. Каждый хотел видеть осужденных, пристальней всмотреться в их лица и ощутить животную радость оттого, что он не на их месте. Всеобщее возбуждение овладело толпой. Те, кто стоял сзади, старались протолкаться и оттеснить передних; то тут, то там вспыхивала перебранка. Два маленьких чистеньких кюре возмущенно рвались в первый ряд, откуда их вытеснила компания арагонских добровольцев. Тихие и скромные в других обстоятельствах, сейчас они были одержимы бесстыдным любопытством. Спор был таким ожесточенным, что капитану Сигуоия пришлось вмешаться.

– Сеньоры! – обратился он к добровольцам. – Имейте уважение к отцам!

Но арагонские господа ни за что на свете не хотели тронуться со своих мест, и священникам пришлось, сняв шляпы, просунуть свои стриженые головы между плечами узурпаторов.

Тем временем грузовик с осужденными медленно приближался к месту казни. До сих пор толпа, скованная жгучим любопытством, молчала, но тут она вдруг вспомнила о ненависти, которую должна была к ним испытывать.

– Смерть коммунистам!.. – крикнул фалангист с перевязанной рукой.

Он уже испытал на себе мрачный гнев литейщиков Бильбао и в этот день вышел из больницы, специально чтобы присутствовать на казни.

Его голос был сигналом к буре фанатических выкриков.

– Muerte a los rojos!.. Muerte a los rojos!..[65] – закричали приверженцы дона Луиса де Ковадонги.

– Сукины дети!.. – ревели арагонцы.

– Антихристы! – вопили богомольные испанки, которые каждое утро, закутавшись в черные вуали, ходили на литургию.

– Мерзавцы!..

– Вероотступники!

– Предатели!

– Давайте убьем их!.. – кровожадно предложил молодой легионер, вытаскивая кинжал.

Но рядом с ним стояла его благоразумная сестра, которая дала ему подзатыльник и сказала сердито:

– Помалкивай, Хуанито!

Крики роялистов, фалангистов, легионеров и всех тех, кто был за господа бога, короля и Испанию, были подхвачены другими глотками, и остальные тоже яростно заревели, то ли для того, чтобы понравиться властям, то ли потому, что заразились криками себе подобных, хотя, в сущности, они ненавидели «движение», разрушившее их спокойствие.

Все это время Фани стояла, опустив глаза. От воплей и крика у нее кружилась голова. Внезапно она услышала рокот автомобиля совсем рядом с собой и почувствовала настойчивое желание закрыть глаза руками. Но неужели она боится увидеть Доминго, неужели она не хочет ободрить его хотя бы взглядом? Какой это подлый страх, – страх перед смертью, страх перед подвигом осужденных, страх перед собственной пассивностью! И она посмотрела на осужденных.

Чтобы не смять толпу, грузовик шел совсем медленно. В кузове стояли трое осужденных со связанными за спиной руками, под охраной солдат, державших ружья на изготовку. На Доминго все еще были брюки Робинзона и изорванная в клочья рубаха. Из-под лохмотьев виднелось тело, посиневшее от побоев. На лице и локте запеклась кровь. Рыжеволосая голова была гордо вскинута, губы презрительно улыбались ревущей толпе. Он молчал, а его товарищи, люди простодушные и необразованные, ругали толпу, огрызались и с чисто испанской непримиримостью грозили тем, кто особенно неистовствовал.

– Безбожники!.. Предатели!.. – вопила толпа.

– Сукины дети!.. – яростно отвечали осужденные, – Завтра наши точно так же расправятся с вами!

Но эти угрозы только разжигали гнев толпы, а также солдат. При каждом выкрике на спины осужденных обрушивались приклады.

– Христопродавцы!





– Предатели Испании!

– Смерть вам!

– Красные собаки!

– Антихристы!.. Антихристы!.. – истерически взвизгивали двое прилизанных маленьких кюре и подскакивали, как черные мыши, за широкими спинами арагонцев, делая отчаянные попытки прорваться вперед. Наконец это им удалось, и они встали на место тучного арагонца с закрученными усами, который, не в силах больше выносить это зрелище, стал выбираться из толпы.

– Es una porqueria![66]– гневно сказал арагонец.

Он вытер потное лицо платком и возмущенно сплюнул. В своем родном селе он был заядлым драчуном, но он не мог смотреть, как истязают связанных людей.

– Вон Доминго Альварес!.. – вдруг крикнул один из кюре. – Сеньоры, это бывший монах!..

– Иуда Искариот!.. – добавил другой.

– Как?… Монах?… – возмущенно спросил кто-то.

– Монах!.. Монах!..

– Он бежал к красным!

– Плюйте на него!.. Расстреляйте его скорей! – ревела толпа.

Доминго Альварес встретил атаку с холодной презрительной надменностью. За него ответили его товарищи.

– Эй вы, паразиты!.. – крикнул один из них, обращаясь к священникам. – Мы повесим вас за ноги, вниз головой.

– Попробуй, собака!.. – раздался из толпы голос какого-то верующего.

– Бильбао и Саламанка покраснеют от крови попов.

Но эта смелая фраза стоила осужденному такого удара в ребра, что он согнулся пополам и стал харкать кровью.

Вдруг лицо Доминго побагровело от ярости. Его мощная грудь расправилась, набрала воздуха, и из горла вырвались звуки, казалось, исходившие из иерихонской трубы.

– Испанцы!.. – взревел он с такой силой, что заглушил все крики. – Испанцы!..

Толпа притихла в изумлении. Даже солдаты, пораженные этим криком, перестали бить прикладами связанных страдальцев.

– Испанцы!.. – ревел бывший монах Доминго Альварес – Мы боремся за вас! Мы умираем за вас!

Офицер из толпы знаком приказал солдатам заставить его замолчать, и на спину и плечи осужденного с новой силой посыпались удары прикладами. Но эти удары не повалили крепкого, атлетически сложенного парня и не заставили его замолчать.

– Испанцы!.. – продолжал он. – Мы хотим спасти вас от тирании аристократов, от безумия попов, от грабежа капиталистов!.. Вот почему они хотят уничтожить республику… Вот почему они нас убивают!.. Испанцы!.. Бейтесь за республику!

И он прокричал еще несколько раз:

– Бейтесь за республику! Бейтесь за республику!

– Да здравствует республика!.. Да здравствует свобода! – стали кричать и двое других осужденных.

Фалангисты, легионеры, роялисты, наваррские добровольцы и певцы серенад из пламенного Арагона мрачно переглянулись, точно хотели принять общее решение. И они его приняли. Колебание их длилось всего один миг. С диким криком они прорвали кордон, вскочили на грузовик и вытащили свои ножи.

65

Смерть красным!.. Смерть красным!.. (исп.)

66

Это свинство! (исп.)