Страница 8 из 87
Эти ожидания и аналогии, взятые из других областей, определяют границы “пространства”, в котором человек готов находить другие подсказки и другую информацию. Принимая “ненасытную жажду знаний Леонардо” за своего рода симптом, подобный тому, что он мог найти у своих психоаналитических пациентов, Фрейд привносит сюда предположение, что устойчивый паттерн поведения в настоящем:
1) имел “предшествующие”, или “ускоряющие”, причины в прошлом: инстинкт, подобный этому, активно проявлялся в самом раннем возрасте человека и его доминирование было определено впечатлениями детства;
2) имеет ограничивающую причину, которая поддерживает его в настоящем — в том смысле, что этот паттерн служит определенной цели по отношению к большей системе, частью которой он является: он закрепился через первоначальные инстинктивные сексуальные влечения, так что позднее смог занять место среди сексуальной жизни субъекта.
Предполагаемые Фрейдом воздействия на развитие паттерна поведения Леонардо
Применяя эти предположения, Фрейд подходил к Леонардо так, как подходил бы к одному из своих психоаналитических клиентов. Сначала он искал в записных книжках Леонардо упоминания о событиях его детства. Затем проверил, не имели ли они отношения к основным “инстинктивным влечениям” (в данном случае, сексуальным), которые могли бы придать этим воспоминаниям особое значение. Он замечал:
“Совершенно не безразлично, что человек помнит о своем детстве; как правило, остаточные воспоминания, которых он сам не понимает, — скрывают бесценные обрывки свидетельств о наиболее важных чертах его психического развития”.
Утверждая, что ему известно “только одно место в научных записных книжках Леонардо, где тот оставил только одно упоминание о своем детстве”, Фрейд построил основную часть своего исследования личности Леонардо да Винчи на единственном отрывке из его тетради о полетах. В нем, сообщая о своих наблюдениях за коршуном, Леонардо “внезапно прерывает сам себя, чтобы рассказать о воспоминании очень раннего детства, которое всплыло в его мозгу” Леонардо да Винчи пишет:
“Кажется, что сама судьба очень глубоко связала меня с коршунами; я вспоминаю одно из самых ранних событий моего детства, когда я лежал в моей колыбели: коршун слетел ко мне, открыл мой рот своим хвостом и несколько раз легко ударил меня хвостом по губам”.
Внимание, которое Фрейд уделяет этому сообщению Леонардо да Винчи, и его попытки придать особое значение данному событию, очень многое говорят нам о его стратегиях и методах анализа. Вначале можно было удивляться, почему для построения умозаключений о характере человека Фрейд обратил внимание на нечто такое, чья ценность весьма сомнительна. “Воспоминание” Леонардо кажется более мечтой или фантазией, чем собственно воспоминанием. Достаточно невероятно, чтобы птица склонилась над ребенком, намеренно “открыла” его рот хвостом, а затем прикоснулась хвостом к его губам.
В своей аналитической работе Фрейд признал сомнительную природу подобного воспоминания, но утверждал:
“Детские воспоминания, реконструированные или восстановленные в последующем анализе, в некоторых случаях, без сомнения, являются ложными, тогда как другие безусловно правдивы; и в большинстве случаев правда и ложь переплетаются друг с другом. Поэтому симптомы представляют собой в один момент воспроизведение опыта, который на самом деле имел место… а в другой момент — воспроизведение фантазий пациента… К фантазии и реальности надо относиться одинаково, не делая различий между детскими воспоминаниями одного или другого рода”.
Это высказывание Фрейда перекликается со следующим убеждением НЛП: “карта не является территорией”. Иными словами, будучи человеческими существами, мы никогда не сможем точно узнать реальность. Нам известно только наше восприятие реальности. Мы ощущаем мир вокруг нас и реагируем на него в основном через наши собственные уникальные внутренние “модели мира”. В этом смысле именно наши “нейролингвистические” карты реальности влияют на наше поведение вообще и придают ему некоторое значение, а вовсе не сама реальность. Таким образом, не “объективная” реальность определяет нашу реакцию, но, скорее, наша “субъективная” карта реальности.
Об этом особенно важно помнить, когда территорией, которую мы хотим исследовать становится внутренняя карта человека. Фантазии, воспоминания и даже текущее восприятие внешней реальности являются функциями процессов, протекающих в нашей нервной системе. Таким образом, все они потенциально одинаково влияют на наше поведение. Следовательно, как указывал Фрейд, “к фантазии и реальности надо относиться одинаково, не делая различий между детскими воспоминаниями одного или другого рода”.[05]
Фрейд считал: неважно, было ли воспоминание Леонардо его собственным опытом или мечтой и фантазией. Важно, что это “воспоминание” Леонардо по какой-то причине сохранил в памяти.
“Не должен быть безразличным или не иметь значения тот факт, что какая-то деталь жизни ребенка избежала исчезновения из памяти. Скорее можно предположить следующее: то, что осталось в памяти, явилось наиболее значимым элементом того периода жизни, и все равно, было ли это так важно тогда или приобрело важное значение потом, благодаря последующим событиям…
Обычно они кажутся малозаметными, даже незначительными событиями, и сначала совершенно не ясно, почему именно эти воспоминания не поддались амнезии: и даже сам человек, хранящий их долгие годы в своей собственной памяти, видит в них больше, чем в любом новом воспоминании, с которым он может их связать. До того, как было понято их важное значение, необходимо проделать определенную работу по интерпретации, показывающей, как содержание этих воспоминаний замещается чем-то иным, и как эта работа проясняет их связь с некоторыми другими, бесспорно важными ощущениями, для которых они явились так называемыми “воспоминаниями-экранами”.
В любой аналитической работе по истории жизни всегда возможно, следуя этим правилам, объяснить значение самых ранних воспоминаний”.
Используя такой подход к поиску “ускоряющих причин” поведения, Фрейд применяет к процессу памяти одну из своих основных стратегий поиска паттернов: он ищет нечто не вписывающееся в общую картину. Говоря о детских воспоминаниях, он указывает, что большинство из них вообще исчезает из памяти, — у большинства людей остаются только обрывочные и туманные воспоминания о событиях раннего детства. По модели Фрейда, подобная “амнезия” не представляет из себя проблемы, а, скорее, служит фильтром — “то, что осталось в памяти, было наиболее значительным элементом всего этого периода жизни”.
На первый взгляд, может показаться, что если бы это действительно было так, люди запоминали бы только очевидно “значительные события”. Но часто случается, что воспоминания, остающиеся у людей, не имеют отношения к делу. Они “малозаметны” или даже “незначительны”, так что “неясно, почему именно эти воспоминания не поддались амнезии”. Конечно, сначала кажется удивительным, как ценность имело такое странное детское “воспоминание” Леонардо. Оно больше похоже на нечто, что следовало бы отбросить, чем на то, что можно было бы использовать как полезную информацию о развитии гения Леонардо.
Ответ Фрейда на этот вопрос заключался в том, что “необходимо было проделать определенную работу по интерпретации, показывающей, как содержание этих воспоминаний замещается чем-то иным; и как эта работа проясняет их связь с некоторыми другими, бесспорно важными ощущениями”. Это высказывание открывает нам одну из наиболее важных макростратегий Фрейда — “интерпретацию ” содержания психического опыта, имеющую своей целью прояснение его “значения”. Интерпретация включает в себя объяснение действий, событий или утверждений при помощи использования предположения или указания на внутренние отношения или мотивы, связанные с более широкими схемами или общими принципами через соответствующие частности. Целью интерпретации является прояснение значения чего-либо, что сначала не было ясным. Часто она включает в себя некоторую работу по “переводу” содержания опыта. Как и в случае со всяким эффективным переводом, эта работа требует понимания отношения отдельного утверждения или события к большему “проблемному пространству”.