Страница 24 из 36
Райм твердо сказал:
— Нет. Вы ходите первым. Начинайте.
Ли опустил глаза и уперся взглядом в лежавшую между ними доску.
IV
ОТСЕЧЬ ДЕМОНУ ХВОСТ
Игpa в вэйчи тем интереснее, чем равноценнее игроки.
Игра в вэйчи
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Утром того дня, когда ему предстояло погибнуть, Сэм Чан проснулся и увидел, что отец на заднем дворе выполняет упражнения гимнастики тайчи. Несколько минут он смотрел на отца и вдруг вспомнил: через три недели Чану Цзечи исполняется семьдесят лет. Бренного тела Сэма Чана не будет на дне рождения, но его дух, быть может, посетит праздник.
Сэм посмотрел на жену и лежащую рядом с ней девочку. Та спала, обнимая белого тряпичного котика, которого сшила для нее Мэймэй. Некоторое время он глядел на них, затем пошел принять душ. Из кухни послышалось металлическое позвякивание — отец готовил чай. Чан Цзечи принес в гостиную железный чайник и чашки. Мужчины сели, и отец разлил чай.
Накануне вечером они с отцом нашли на карте дом Духа, который, к их удивлению, был не в Чайнатауне, а недалеко от Гудзона.
— Когда придешь в квартиру Духа, разве его телохранители тебя не обыщут? — спросил отец Чана.
— Спрячу пистолет в носке. Тщательно обыскивать не станут — им и в голову не придет, что я вооружен. Я вернусь, — твердо сказал Чан. — Вернусь, чтобы заботиться о вас.
— Ты хороший сын. Лучшего я бы и не желал.
— Я не окружил вас должной заботой.
— Ты все делал как надо. Я правильно дал тебе имя.
Имя Чана — Цзиньэжцзы — означало «предупредительный сын».
Они подняли чашки, и Чан осушил свою. В гостиную вошла Мэймэй.
— Разбуди Уильяма, — попросил ее Чан. — Я хочу ему кое-что сказать.
Но отец остановил ее взмахом руки.
— Нет. Он захочет пойти с тобой.
— Я не могу уйти вот так, не поговорив с ним. Это важно.
— Какова единственная причина, по которой мужчина поступил бы так, как собираешься поступить ты?
— Благо детей.
Отец улыбнулся:
— Да, сын, да. Всегда помни об этом. Ты поступаешь так ради детей. Я не хочу, чтобы ты будил Уильяма.
Чан наклонил голову:
— Как скажете.
Он взглянул на часы — была половина восьмого утра.
— Мне скоро уходить, но хочу, чтобы ты посидела рядышком, — попросил он Мэймэй.
Она села и положила голову на плечо мужа. Они сидели молча, но через пять минут заплакала По И. Мэймэй поднялась и пошла к девочке. Сэму Чану было приятно молча сидеть, смотреть на жену и их новую дочь.
Райм почувствовал запах табачного дыма.
— Гадость, — сказал он.
— Что? — спросил Сонни Ли.
Китайский коп маялся с похмелья, его волосы смешно торчали в разные стороны. Была половина восьмого утра.
— Сигареты, — пояснил Райм.
— Вы должен курить, — прокашлял Ли. — Расслаблять вас.
Прибыл Мэл Купер, следом за ним — Лон Селлитто и Эдди Дэн. Молодой американский коп китайского происхождения шел очень медленно.
— Как вы, Эдди? — спросил Райм.
— Видели бы вы синяк, — ответил Дэн, имея в виду след от пули, засевшей в его жилете во время вчерашней перестрелки на Канал-стрит.
Селлитто с красными глазами принес стопку отчетов полицейских, за ночь опросивших подрядчиков, которые укладывали серое ковровое покрытие «Ластр-Райт» за последние полгода. Получилось тридцать два дома в Нижнем Манхэттене.
В лабораторию бодро вошел агент СИН Алан Коу, словно вовсе не по его вине накануне упустили Духа.
Потом в коридоре снова раздались шаги.
— Привет, — поздоровалась Закс и поцеловала Райма.
— Вчера вечером отдыхала? — спросил Селлитто довольно резко. — Я звонил тебе домой около часа ночи. Хотел задать пару вопросов.
— А я вернулась домой в два, — ответила Закс, ее глаза вспыхнули.
— Я не мог с тобой связаться.
— Хочешь, детектив, я дам тебе номер телефона моей матери? Она может намекнуть, как меня искать. Хотя уже около пятнадцати лет этого не делала.
Перепалка озадачила Райма. Правда, он и сам настаивал, чтобы во время работы Закс всегда находилась на связи. Но после рабочего дня все менялось. Амелия Закс была сама себе хозяйкой, у нее были друзья и интересы помимо него.
Зазвонил телефон Райма, и голос с китайским акцентом попросил:
— Мистера Ли, пожалуйста.
Ли наклонился к микрофону и начал быстро говорить по-китайски. Произошел бурный обмен репликами. Ли повесил трубку и улыбнулся:
— Это был Кай из тонга. Он поспрашивать о меньшинства. Есть группа китайцев, звать уйгуры. Они мусульмане, турки. Китай их захватить, как Тибет, им это не очень нравиться. С ними плохо обращаться. Кай узнает, что Дух нанимать людей из землячества Туркестана в Куинсе. Парень, что стрелять в Хунце, один из них. Эй, я был прав, лоабан? Я говорить, он из меньшинства.
— Конечно, вы были правы, Сонни.
— Организовать там облаву? — спросил Селлитто.
— У меня есть идея получше. Дух добрался до города вчера утром и, вероятно, позвонил в землячество, чтобы нанять людей. Мы проверим все входящие и исходящие звонки, сделанные, скажем, после девяти утра вчерашнего дня.
Через полчаса телефонная компания предоставила список из трех десятков номеров. Большинство можно было исключить, поскольку звонили до прибытия Духа в город, но восемь номеров оставались. Четыре звонка были сделаны с сотовых.
— И все сотовые краденые?
— Еще как краденые, — ответил Селлитто.
Провайдеры сотовой связи смогли сообщить команде, откуда и когда звонили. Один звонок был из Бэттери-Парк-сити.
— Закс, срочно проверь, нет ли в этом районе здания, где клали «Ластр-Райт», — крикнул Райм, радуясь, что напал на след.
Закс сверилась со списком:
— Да! Есть одно!
— Там укрытие Духа, — объявил Райм.
— Новый дом. Номер восемьсот пять по Патрик-Генри-стрит, недалеко от реки. — Она обвела дом на карте и, вздохнув, пробормотала: — Вот черт, ковер уложили на девятнадцати этажах, нужно проверить уйму квартир.
— Тогда выезжай немедленно, — нетерпеливо сказал Райм.
Ты часть старого мира. Ты раскаиваешься?
Дух стоял у окна своей квартиры в высотке на Патрик-Генри-стрит и смотрел на суда в порту. Воспоминания о страшной ночи прочно врезались ему в память. Это случилось в 1966 году, в смутные времена культурной революции, провозглашенной твердолобым солдафоном, который превратился в вождя Мао Цзэдуна. Он поднял студентов по всей стране на уничтожение четырех составляющих старого мира — старой культуры, традиций, представлений и обычаев. Изысканный дом отца Духа — бизнесмена, который торговал оружием, занимался свалками и импортировал оборудование из России, — стал одной из первых мишеней высыпавших на улицы разъяренных юнцов.
Высокий студент — руководитель отряда — стоял в центре гостиной. Брызжа слюной, он бешено напирал на двенадцатилетнего Куань Ана:
— Ты часть старого мира. Ты раскаиваешься?
Для пущего эффекта он в конце каждой фразы опускал на пол толстую дубинку, увесистую, как бейсбольная бита. Раздавался громкий глухой стук.
— Да, я раскаиваюсь. Я прошу народ простить меня.
— Ты изменишь свои упаднические привычки.
Хрясь.
— Да, я изменю свои привычки, — согласился он, хотя не знал, что значит «упаднические».
— Ты умрешь, если сохранишь свои старые убеждения!
Хрясь.
— Значит, я от них откажусь.
Хрясь, хрясь, хрясь...
Минуты тянулись бесконечно, пока удары, которые наносил студент, не отняли жизнь у тех, кого он бил дубинкой, — у связанных родителей Духа, которые лежали на полу с кляпами во рту.
Неистовые студенты взяли Духа с собой, приняв мальчика в ряды Краснознаменного отряда молодежи Фучжоу. Остаток ночи они громили других вредных представителей старого мира. Никто из бойцов не заметил, что на другое утро Ан исчез из импровизированной штаб-квартиры.