Страница 3 из 49
В этот миг, когда ноги у Норы едва не подломились от волнения, она невольно протянула руку и оперлась об угол какого-то дома. Другой рукой быстро нащупала свой чемодан, который держал Сэм, вытащила фонарик и осветила табличку с названием улицы.
— Аскью! Улица Аскью! — радостно выдохнула Нора. — Теперь я сама найду дорогу. Большое спасибо за то, что ты меня проводил и тащил мою поклажу.
— Эта прогулка доставила мне большое удовольствие, — заметил Сэм. — Когда тебе дадут свободный день?
— Я… я не знаю.
— Только не говори, что тебе не дадут выходной. Я знаю, что у всех сиделок есть на это право.
— О какой выходном ты говоришь, если я еще в дом не попала. — Нора была и благодарна Сэму, и злилась на него.
— Ну, обеденный перерыв-то тебе положен. Я должен увидеть, кого я спас от верной гибели, — сказал Сэм и раскатисто захохотал, но на этот раз без всякой издевки.
— Я думаю, что буду свободна с двух до четырех, — сказала Нора и улыбнулась в первый раз за весь вечер. — А возможно, с четырех до шести, если к ним придут гости. Но миссис Ньюстед, кажется, очень больна, и гостей, наверное, у них не будет. Видишь, я сама точно не знаю.
— Все равно я приду к тебе завтра ровно в два.
— В первый день не вздумай являться! Слышишь?
— Нет. Все равно приду, — твердо сказал Сэм. — Ровно в два. Я забыл номер дома…
— Двенадцать.
— Значит, следующий, по правой стороне. Запомни: завтра в два.
Сэм распахнул железную калитку и отдал девушке чемодан.
— Спасибо, — еще раз проговорила Нора. — Я очень благодарна.
Ей ужасно хотелось поскорей вырваться из этой промозглой ночной тьмы, где хочешь не хочешь, надо слушаться незнакомых парней, которые несут всякую чушь. Так хотелось к свету и к теплой печке, в уютный дом, к радушным людям.
Нора быстро побежала по дорожке к дому и впотьмах наскочила на большую ель, которая росла возле самого входа. Вырвавшись из еловых лап, не обращая внимания на зеленые иголки, впившиеся в волосы, она нащупала ногой ступени крыльца и поднялась к двери. Пошарила по стене рукой и нажала на кнопку звонка.
Оно вдруг почувствовала, как у этой заветной двери ее стала бить дрожь. Конечно, было очень холодно. В такую сырую туманную ночь всегда холодно. Ей подумалось, что она не слышала, как ушел Сэм. Может быть, он еще стоит за оградой, чтобы убедиться, что ее впустили в дом.
Нора снова нажала на кнопку и внутри расслышала тихий приглушенный звонок. Ничто не говорило об угрожавшей ей опасности. Она не прислушивалась к своему внутреннему голосу, который ее предупреждал: «Еще есть время вернуться. Не бойся ни тумана, ни незнакомых и опасных улиц. Не входи в этот дом! Беги отсюда! Беги! Беги!»
В отчаянии Нора нажала на кнопку еще раз. Ей хотелось только одного: попасть в теплую комнату, вырваться из ненавистного тумана.
Она не знала, что ее «ангел-хранитель» уже давно ушел, что теперь она была беззащитна, как малый ребенок, изо всех сил стучащий в дверь, которая ведет в страшный мир. Нора этого не знала. Она рвалась к свету, теплу и к обретенной работе.
ГЛАВА II
Нора снова подняла руку к звонку и только собралась в очередной раз нажать на кнопку, как вдруг услышала за дверью легкие шаги. Она замерла, затаила дыхание и лихорадочно соображала, какие слова следует сказать в свое оправдание.
Дверь чуть-чуть приоткрылась.
— Кто там? — спросил кто-то зло и настороженно.
У Норы сердце упало в пятки.
— Я… я сиделка, которую вы ждете. Я никак не могла приехать раньше.
— Вы явились слишком поздно, — ответил недовольный голос.
— Поезд опоздал на три часа из-за тумана. Я знаю, что вам срочно нужна сиделка. Но я не винова… — Голос у Норы сорвался, она не могла говорить. Ей вдруг показалось, что от ее услуг откажутся, потому что дверь захлопнулась. Но тут же она услышала бряцанье цепочки, и дверь открылась.
— Входите, сиделка, — пригласил ее ворчливый голос. — Постарайтесь не шуметь. Больная спит. Если она проснется, то не заснет до утра. Поставьте чемодан на пол, пока я буду запирать дверь.
Человек довольно долго возился у двери, а у Норы на душе было неуютно и тревожно, почти так же, как снаружи, у стен этого дома. Ей вдруг захотелось отказаться от всего и убежать.
Прихожая освещалась только свечой в руках у мужчины, бросавшей слабый свет на стулья, столик и вешалку. Язычок пламени колебался, и черные тени плясали по стенам, подпрыгивая до потолка. На столике лежали письма, адресованные Альфреду Ньюстеду, эсквайру. Человек быстро сгреб письма и сунул в карман, словно боясь, что Нора их возьмет.
— У меня столько хлопот с больной, что я забросил все свои дела, — заметил он, усмехнувшись. — Сейчас, как я вам уже сказал, больная спит и не будет нуждаться в уходе всю ночь. Я не ждал вас так поздно и уже обо всем позаботился. Возьмите свой чемодан. Я покажу вам вашу комнату. Вы, думаю, устали и хотите спать.
— Я готова выполнять свои обязанности, — тихо сказала Нора, с трудом скрывая разочарование довольно странным приемом.
Она продрогла от ночной сырости, не ела с самого утра, а мрачная обстановка этого дома совсем испортила ей настроение. Здесь царил могильный холод, не было ни огня в очаге, ни света в комнатах. Ей подумалось, что нет тепла и в сердцах людей, которые здесь живут.
Может быть, утром ей все покажется иначе, но в те минуты тишина и холод этого, казалось, необитаемого дома действовали на нее угнетающе.
— Вы очень молоды, совсем девочка, — сказал Ньюстед, прерывая мысли Норы.
Она быстро обернулась и ответила:
— Во-первых, вы не просили направить вам старушку, а во-вторых, кроме меня, некого было послать.
— Ладно, не обижайтесь. Я только опасаюсь, что уход за такой больной, как моя жена, не по силам столь юной сиделке, как вы.
Он приблизился к ней со свечой, и Нора смогла его рассмотреть. Лет ему было под сорок, лицо скуластое, бледное, чисто выбритое. Рот небольшой, губы лиловые. Голова почти лысая, брови тонкие, глаза сверкающие. Свечу сжимали большие костлявые пальцы. Взгляд Норы скользнул по его крупной мохнатой руке, и она невольно поежилась, а мужчина спросил:
— Вам холодно?
— Нельзя ли… попросить чашечку чаю? Я сама приготовлю, вы только скажите, где это можно сделать. В поезде мне не удалось поесть.
Немного поколебавшись, он ответил:
— Хорошо. К ужину вы опоздали, а чай — пожалуй. Но сначала я покажу вам вашу комнату. Потом пойдете на кухню пить чай. Там удобнее всего. Иначе можно разбудить Эдель.
Ньюстед повернулся спиной к Норе и стал подниматься по лестнице, ступая легко и бесшумно, как на резиновых подошвах. Поднявшись на второй этаж, он пошел на цыпочках, всем своим видом показывая, что надо соблюдать абсолютную тишину.
Нору удивило, что он отвел ей комнату на самом верху, а не внизу, ближе к больной. Словно угадав ее мысли, он сказал:
— Я хочу, чтобы вы спокойно отдыхали в те часы, когда больная не нуждается в медицинском обслуживании. Если вы поселитесь рядом с ней, она вам не даст покоя. Конечно, не нарочно, не для того, чтобы вам досадить… — Его голос постепенно становился мягче и естественнее. — Вы поймите, она — нервнобольная… Надеюсь, ваша директриса предупредила вас об этом.
— Да, она сказала, что у нее не в порядке нервы.
— Поэтому я и удивился, что ко мне направили такую юную сиделку. Нужен опыт, чтобы ухаживать за такой пациенткой, как моя жена.
Постояв на втором этаже, они поднялись по лестнице еще выше, к мансарде. Ньюстед продолжал говорить на ходу:
— Я хочу вам кое-что объяснить… Врач затрудняется поставить диагноз и точно определить болезнь моей жены. Говорит, что, кроме сердца, ей не на что жаловаться. Но она все время находится в подавленном состоянии. Хотя для этого нет никаких причин. Войну она пережила без потрясений, детей у нас нет, в деньгах недостатка не испытываем… — Тут он поспешно добавил: — Конечно, приходится экономить, ведь болезнь Эдель требует больших расходов. Смешно сказать, но ее раздражает все на свете, она томится от скуки… Эдель не опасно больна, но постоянно сама себя терзает. Ее самая большая беда в том, что она постоянно о чем-то думает. Это — худшее, что может делать женщина. Достаточно того, что думать приходится мужчинам, которые правят жизнью. Если женщина слишком много думает, она может сойти с ума. Она начинает вспоминать прошлое, перебирает каждую мелочь, и в результате ей в голову лезут всякие небылицы и во всем видится что-то подозрительное. Нечто подобное, мне кажется, и происходит с моей бедной женой.