Страница 17 из 23
А Кэрри продолжала:
— Он мне объяснил, зачем я тебе понадобилась! И заодно рассказал все про твою мерзкую, ужасную семью.
— Боже, да слова Яниса не стоят того воздуха, который он вдыхает. Как ты можешь воспринимать это всерьез?
— Он сказал правду! Я позволила тебе подобрать меня на улице и в ту же ночь оказалась в твоей постели! Позволила тебе дарить мне дорогие платья, останавливалась с тобой в шикарных отелях. И я носила драгоценности. Я именно то, чем назвал меня твой брат! Я тупая, безмозглая шлюха, девочка для эскорт-услуг, годная лишь на то, чтобы сопровождать тебя на приемы, и ни для чего больше. Я настолько тупа и безмозгла, что считала романтичным и захватывающим то, что было пошло и вульгарно. И секс с тобой — лишь плата за изысканную одежду, за яхты и шампанское, за полеты в первом классе и на частном вертолете, и...
Алексеус в ужасе замахал руками, отрицая все, что изливалось из нее:
— Все совсем не так! — В его голосе слышался гнев и возмущение.
— Нет, именно так! — закричала она. — Я всегда знала, что не подхожу для общения с людьми твоего круга. Ничего не знаю об искусстве, политике, театре, литературе, опере. У меня не слишком хорошая речь, я не владею иностранными языками. Но я никогда не думала, что ты видишь во мне только проститутку. И это лишь доказывает мою абсолютную тупость.
Алексеус с трудом перевел дыхание. Как будто лезвие в легких... Как-то, как-нибудь, он должен... должен...
Что? Что он должен — или может — сделать? Холод пополз по позвоночнику. Мир взорвался ему в лицо.
Он отчаянно старался найти нужные слова.
— Кэрри, я никогда не думал о тебе так. Никогда! Ты должна мне поверить. Должна! Да, признаю, я действительно полагал, что сумею убедить мать не сватать меня, если появлюсь с тобой у нее на обеде. Но я думал... — Алексеус понял, что не может смотреть ей в глаза. — Я думал, ты не заметишь... э...э... тайного смысла. Думал, ты никогда больше не увидишь этих людей, и какая разница, что они о тебе думают!
Некоторое время Кэрри молчала, затем с ледяным спокойствием спросила:
— И неважно, что ты думал обо мне, не так ли? Или неважно, что я такое. Ведь я была именно тем, чего ты хотел. Хорошенькое, впечатлительное, страстное, глупенькое существо, с готовностью откликающееся на твои ласки?
— Кэрри, только потому, что ты не являешься интеллектуалкой... — он резко оборвал фразу. — Послушай, не принижай себя... — И снова резко остановился. Что бы он ни пытался сказать, все оказывалось не то. — Я надеялся, ты не узнаешь, почему я привел тебя на тот обед. Думал, все как-то обойдется, — напряженно и горько проговорил он.
— Ты думал, глупая кукла ничего не поймет.
— Кэрри, я...
— Но ты прав. Именно.
Алексеус снова протестующе замахал руками:
— Нет! Нет и нет! Я не могу позволить тебе так говорить о себе! Я наслаждался тем, что открывал для тебя мир, которого ты не знала прежде. Я наслаждался, когда видел твое удовольствие — пьешь ли ты шампанское или летишь первым классом. Я был счастлив радовать тебя, покупать тебе красивые вещи, которые делали тебя еще красивей!
— И все только по доброте душевной? Если бы я была некрасивой старой калошей, тебе бы тоже нравилось открывать для меня мир? Возить меня первым классом и вешать на меня бриллианты? Нет, ведь ты хотел иметь секс со мной. Вот что ты получал от этого. Отсюда шампанское и мой дизайнерский гардероб. Это и делает меня шлюхой. Быть тупой и наивной не преступление, но я сама себя ослепила. Хотела видеть и видела романтику, а не реальность, — горестное выражение появилось на ее лице, — обманывала себя, что я не похожа на глупенькую мадам Баттерфляй, но как раз, так и было — я гейша. И не больше. Но, по крайней мере, я избежала ее судьбы — выносить ребенка человеку, для которого ничего не значу. — Неосознанно она положила руки на живот. Потом уронила их.
Больше нечего защищать. Нечего здесь делать.
Прочь отсюда.
Она была опустошена.
Оба молчали. Что тут можно сказать? Ничего. Абсолютно ничего.
— Ты улетишь завтра в Лондон, я все организую, — наконец бесстрастно произнес Алексеус.
До отъезда Алексеус не виделся с Кэрри, объясняя это тем, что он не хочет ее беспокоить, понимая — это лишь отговорка.
Он работал допоздна, благо дел накопилось очень много. Кофе и еду ему приносили прямо в офис, он перекусывал, не отрываясь от компьютера. Только ощутив невыносимую резь в глазах, Алексеус заставил себя выйти из офиса.
Вилла казалась очень пустой без Кэрри.
Зияющая пустота.
Алексеус прошелся по террасе. Она была огромна, вполне можно было бы устраивать обеды здесь, но мать предпочитала делать это в доме.
Как и в тот день, когда я привез сюда Кэрри.
Ему припомнился большой накрытый стол и гости, Беренис во главе стола. Справа от нее Анастасия Саваркос, изысканно-элегантная в светло-оливковом платье, с жемчужными серьгами и ожерельем, минимум макияжа. Весь ее облик — полный контраст с сидящей рядом с ним девушкой.
И Кэрри.... Кэрри в платье с очень глубоким декольте, сильно обнажающим грудь, плечи и спину, с распущенными волосами, распухшим от его поцелуев ртом. Она молча сидит рядом с ним — не только потому, что все говорят по-гречески, но и потому, что на нее никто не обращает внимания. Намеренно.
Предполагалось, что она не узнает, зачем я привез ее сюда! Не обратит внимания, не поймет!
Не поймет, что он намеренно старался, чтобы она выглядела как женщина для плотских утех. Имея такую дамочку под боком, мужчины, как правило, не женятся.
«Ты всему миру показал свою шлюху!»
Ее жестокие, злые слова звучали в голове, не смолкая.
Алексеус испытывал смешанные чувства, он не мог подобрать названия своему нынешнему состоянию.
И вдруг он понял.
Он испытывает стыд.
Ему стыдно за то, что он сделал.
Я заставил ее выглядеть именно так, как она сказала! Использовал ее в своих интересах.
Алексеус снова услышал ее горькие слова:
«Неважно, что ты думал обо мне, не так ли? Неважно, что я такое. Ведь я была именно тем, чего ты хотел. Хорошенькое, впечатлительное, страстное... существо, с готовностью откликающееся на твои ласки...»
Но он никогда не думал о ней плохо! Это и слова не его. Янис отравил ими сознание Кэрри. В какую адскую игру играл его сводный брат? Сеял беду просто так, ради собственного развлечения? И как он осмелился называть Кэрри всеми этими пакостными словами!
Алексеус никогда не думал так о женщинах. И уж тем более о Кэрри!
Нет, только не о Кэрри!
Во время последнего их разговора она с болью говорила, что он платил ей роскошью жизни, изысканной одеждой и драгоценностями за сексуальные удовольствия. Но ведь их отношения строились не на этом!
Роскошная жизнь — просто его привычный стиль. Покупать ей дорогую красивую одежду и украшения было таким удовольствием для него. Как и ее непосредственная радость в ответ.
Нет! Эти обвинения Кэрри совсем несправедливы! Хотя бы в этом он не виноват.
Алексеусу стало немного легче. Он даже огляделся. Ночь была наполнена запахом цветов, легким звоном цикад и слабым плеском волн. Роскошно и красиво.
Как мы с Кэрри? Роскошь и красота? Красота, которой она сияла, и роскошь, которую олицетворял я? И она оставалась со мной из-за роскоши? Только это и привлекло ее?
Нет! Определенно, категорически нет!
Он четко осознавал — живи они в убогой лачуге, Кэрри точно так же таяла бы в его руках, дрожала бы от страсти, льнула бы к нему, трепеща от желания, когда он целовал ее прекрасное тело.
Эмоции, переполнявшие его, были сильными, прежде ему неведомыми.
Невыносимо.
Меж тем память продолжала рисовать ему картины такого недавнего прошлого — вот они, обнявшись, приходят в себя после бури чувств, их тела переплетены, он мягко перебирает пальцами ее волосы, ощущает ее дыхание на своей коже и испытывает удовлетворение и совершенно необъяснимо полное чувство мира и покоя. Кэрри...