Страница 15 из 23
Список сам собой складывался в голове Кэрри, ей не удавалось остановиться. Факт за фактом. Вот как много она знает об Алексеусе. И не знает ничего. Вообще ничего.
Я должна уехать отсюда. Я должна уехать отсюда, отсюда...
— Алексеус... — Кэрри не хотелось, неприятно было произносить его имя. Она заставила себя сделать это. Ей удалось привлечь его внимание. Правда, он остался за стеклянной стеной. Где-то очень далеко... Нет, так было всегда. Просто она только сейчас это поняла. — Я хочу в Лондон. Не желаю больше здесь оставаться, — она заставила себя говорить уверенно и твердо.
— Доктор считает, тебе нужно продолжить отдых, — помолчав, мягко ответил Алексеус. — Но, если хочешь, мы можем поехать в Лондон. Только, прошу тебя, выполняй все предписания. Извини, пожалуйста, я поработаю.
Он ушел, а Кэрри смотрела ему вслед. Она не может больше находиться здесь! Это невыносимо! Каждая клеточка ее тела стонет — бежать! Прочь! Как можно дальше.
Ловушка. Эта вилла — ловушка. Роскошь издевается над ней, наказывает ее за глупость и наивность...
Я наслаждалась роскошью — в той жизни, которую он мне дал. Все это время...
Стыд, чувство вины и горькое отвращение к себе захлестывали Кэрри.
Какой прекрасный вид — море, небо, солнце... Но нет. Не нужно яркости, не нужно красоты...
Внезапно перед глазами Кэрри возникла картина. Реальная и очень яркая.
Алексеус на пляже. Смеется, держит на руках ребенка. Ребенок восторженно смеется. Рядом женщина с длинными светлыми волосами, с лицом, светящимся любовью и счастьем... Да это же я! Я протягиваю руки к ребенку, к Алексеусу...
И Алексеус прижимает меня к себе, меня и ребенка...
Кэрри вскрикнула и широко открыла глаза. Перед нею расстилался пустынный пляж.
Ничего. Ничего и никого.
Обман зрения. Мираж. Мечта.
Не стоит даже надеяться, что фантазия станет реальностью.
Кэрри положила руки на живот в отчаянной попытке защитить младенца, закрыть, спрятать.
Она мысленно восстановила стену, закрылась от мира, который теперь существовал где-то снаружи. Погасила в душе все огоньки, все надежды. Напрасные надежды.
Есть только реальность. Нужно найти в себе силы встретиться с ней лицом к лицу.
Все, что я могу, — ждать. Ждать момента, когда потеряю своего ребенка, — тем или иным способом.
Мука ожидания невыносима.
Но она должна вынести эту муку.
Алексеус смотрел на экран компьютера. Он сказал Кэрри, что должен поработать, но это был лишь повод уйти. Ее явно тяготило его присутствие. Яснее показать невозможно: Кэрри не разговаривала с ним, не поворачивала головы, она просто окаменела, когда он поднял ее на руки.
Все рухнуло. Черт возьми, он, как мог, старался поддержать ее, защитить в ситуации, которую ни один из них не планировал! Он готов жениться — сделать то, чего требовала порядочность, готов принять на себя ответственность за происшедшее.
Что же ей нужно?
Посидев еще перед компьютером, Алексеус понял, что не сможет работать, и вышел на террасу. Жара летнего греческого дня окутала его душным покрывалом.
Здесь все было ему знакомо. Ребенком он проводил на этом острове каждое лето, пока не расстались родители. Его детство не было счастливым. А детство его сводного брата вообще стало кошмаром — отец видел в нем лишь собственность семьи Николадеус. Когда распался и этот брак, не принесший матери Яниса ничего, кроме страданий, у нее отняли сына, ведь она, в отличие от Беренис Николадеус, не могла позволить себе дорогих адвокатов.
Нельзя, чтобы дети появлялись на свет случайно, нельзя, чтобы они страдали...
Кэрри случайно забеременела от него. Нельзя, чтобы ее ребенок стал несчастным, повторил судьбу Яниса.
Алексеусу вспомнились слова матери. Она назвала его человеком чести, потому что он решил жениться на женщине, которую едва знал, чтобы узаконить появление ребенка на свет.
А что еще можно сделать?
Осознание пришло к Алексеусу неожиданно, вдруг, словно вспышка молнии.
Хватит оплакивать свое чудесное холостяцкое вольное прошлое, сказал ему внутренний голос.
Хватит быть лихим плейбоем. Хватит жалеть себя, ведь на самом деле ты ничего не теряешь...
Потому что тебе нечего терять.
Да, он не хотел, чтобы все так вышло, но он не предаст своего ребенка. Он станет хорошим отцом, какого не было у него самого. Его ребенок узнает заботу и любовь!
Не хочу, не хочу потерять своего малыша!
Хочу, чтобы он жил!
Алексеус вышел на балкон и посмотрел вниз, на пляж.
Там он играл ребенком.
И моему сыну понравится играть здесь.
И Кэрри будет здесь же, рядом со мной. Она станет чудесной матерью, доброй, мягкой, любящей. Она не подходит на роль жены Николадеуса? Ну и что? Я буду оберегать ее, никто никогда не посмеет презирать ее или насмехаться над ней. Она не виновата в том, что мало знает.
Интересно, а если бы вдруг случилось так, что на месте Кэрри оказалась Мэрисс или Адриана? Нет, нет и нет. Все его нутро яростно противилось этому.
Да, Кэрри станет прекрасной матерью его ребенку. А женой?
В постели — лучшего и пожелать нельзя.
Но могу ли я представить себе долгую совместную жизнь с ней?
Алексеус не знал ответа на этот вопрос.
Как-нибудь разберемся, когда придет время.
Сейчас можно только ждать.
Ожидание было недолгим. Ночью у Кэрри открылось кровотечение. На этот раз остановить его не удалось. Дежурившая в комнате Кэрри медсестра срочно вызвала доктора. Алексеус ждал его вердикта у двери в комнату, Кэрри не хотела, чтобы он входил.
Прошло немало времени, прежде чем доктор вышел к нему и сказал, что ничего не смог сделать.
— Я зайду к ней, — хрипло проговорил Алексеус.
Доктор покачал головой:
— Я дал ей успокоительное. Какое-то время она будет спать, — он нахмурился, тяжело вздохнув. — Мне очень жаль. Бывает, природа поступает по-своему, и... может, иногда это к лучшему.
Он ушел, пообещав вернуться, когда его пациентка проснется.
Какое-то время Алексеус неподвижно стоял в холле. Потом, сделав над собой усилие, зашел в комнату. На прикроватном столике горела настольная лампа. Сестра хотела что-то сказать, но Алексеус жестом остановил ее.
Он смотрел на спящую Кэрри, на ее потный лоб, спутанные волосы и совершенно изможденное лицо.
Внутри него была пустота. Он невольно протянул руку. Ему очень хотелось коснуться ее — не обнять, просто дотронуться до лба или волос... Но едва он сделал это движение, как Кэрри вздрогнула во сне и дернулась в сторону. Алексеус убрал руку.
Сейчас он испытывал не меньший шок, чем тогда, когда доктор сообщил ему о беременности Кэрри.
Безусловно, его жизнь изменилась, и заплатил за это его не рожденный ребенок.
Алексеуса мучило чувство вины.
Наверное, я мог сделать что-то еще, но не сделал, а теперь все кончено. Все.
Прошлое вернулось к нему. Будущее обратилось в прошлое. Но как же он теперь сожалел об этом!..
Кэрри проснулась в полном сознании. Доктор ввел ей препарат, давший ей возможность ненадолго уснуть, но, к сожалению, у него не нашлось бы лекарства, способного заставить ее забыть о происшедшем.
Алексеус был здесь. Она видела его силуэт на фоне окна. Он молчал, казался напряженным и далеким. Чужим. Каким всегда и был. Чужой, от которого она забеременела случайно, по недоразумению. Этой беременности больше нет.
Она видела, что он старался взять себя в руки, прежде чем проговорил:
— Кэрри, мне жаль, безумно жаль. — Его голос был тихим и хриплым.
Она слушала и не реагировала — слова Алексеуса повисали в воздухе. Ведь он лжет.
Наверное, благодарит Небеса и всех святых за счастливое избавление.
Эти мысли мучили ее, но она не облекла их в слова. Да и зачем? Зачем ей вообще говорить с Алексеусом?